Правила жестоких игр. Дилогия (СИ)

Сознание ведьмака захлопнулось. Догадавшись, что его воспоминания украдены, парень жестко отбросил мою руку. Лицо замкнулось, брови сошлись на переносице.

– Пошли вы! – злобно бросил он и твердым шагом направился к каменной лестнице. – И не пяльтесь мне в спину! – Раздалось из темноты.

Я замерла в объятиях Филиппа, в голове молоточком стучала тревожная мысль: Заккари, что ты скрываешь? Какую глупость ты совершил?

* * *

Кто‑то осторожно погладил меня по щеке, и, вздрогнув, я открыла глаза. В темной спаленке было очень жарко. Сброшенное во сне одеяло скомкалось в ногах, простыни сбились, оголив матрац.

Рядом с кроватью на корточках сидел Филипп. Лицо тонуло во мраке, но, кажется, он улыбался.

– Господи, сколько сейчас время? – Сонно растерев глаза, я поморщилась – порез на ладони отозвался тягучей болью.

– Начало третьего. – Ведьмак выпрямился. – Вставай, ты должна кое‑что увидеть.

Недовольно замычав, я зарылась лицом в подушку, тем самым решительно отказываясь подниматься.

– Ты очень удивишься, – с улыбкой в голосе пообещал Филипп. – Просыпайся.

– Ладно, уговорил, – сдалась я. – Отвернись.

– Ну, хорошо. – Не смотря на то, что просьба и вызвала ироничный смешок, он все‑таки повернулся спиной. – Саш, если припомнить, сколько раз мы видели друг друга без одежды, то твоя стыдливость умиляет.

– Будешь ехидничать – выставлю в коридор, – вполне серьезно пригрозила я и перекатилась на другую сторону постели.

Ото сна тело плохо слушалось, а потому движения получались очень неуклюжими. Я подхватила с кресла джинсы и, натягивая их, едва не потеряла равновесие.

– Мне тут в голову пришла одна забавная вещь. – Прослушиваясь к возне и сдавленным ругательствам, Вестич по‑прежнему послушно разглядывал задернутые портьеры. – Ты даже не поинтересовалась, куда я тащу тебя в начале третьего утра.

– Ты – труп, если тащишь меня на улицу, – буркнула я, прячась в ванной комнате, но моментально приоткрыла дверь и проворчала в щелку: – И прекрати со мной заигрывать, приятель!

Филипп сдавленно фыркнул.

Когда мы, наконец, выбрались из спальни, то меня поджидало новое открытие. Воздух в коридоре прогрелся до комнатной температуры, хотя еще вечером без теплого свитера начинало лихорадить от холода. Неприятный душок старого чердака исчез, а тишина сонного дома наполнилась умиротворением: никаких потусторонних шепотков, поскрипывания половиц или кряхтения старых стен.

– Чувствуешь? – насторожилась я, озираясь вокруг. – Дом, как будто, изменился.

– Пойдем, – пряча улыбку, парень взял меня за руку и потянул к лестнице. – Ты сейчас все поймешь.

– Умеешь ты напустить тумана, – только для марки проворчала я, хотя сама, даже босая и раздетая, побежала бы за Филиппом на промозглую улицу. Да, что там, на улицу – на другой конец города, если бы он просто позвал и вот так, обыкновенно, сжимал мои пальцы в теплой ладони.

Спустившись в холл, мы минули большую гостиную, где важно тикали высокие напольные часы. Сквозь окна в окутанные ночной мглой помещения падал тусклый свет дворовых фонарей. Темнота никогда особенно не страшила меня, скорее погружала в странное ожидание чего‑то невероятного и волшебного.

– Подозреваю, что ты тащишь меня в чулан, – убийственным тоном прокомментировала я, вспоминая осла из мультфильма про зеленого тролля. Перед мысленным взором так и встала смешная ушастая физиономия, повторяющая в пятый раз: «Уже приехали?»

– Промахнулась, – хмыкнул Филипп.

А потом мы вошли в раскрытые настежь двери оранжереи, и я остолбенела с открытым от изумления ртом. Зимний сад цвел. Воздух насытился свежестью. Совсем как прежде, в больших кадках зеленели огромные фикусы, пикированной макушкой упиралась в потолок ожившая пальма с листами‑опахалами. На мигавших разноцветными огнями гирляндах вытянулись еще пока тоненькие и несмелые ростки вьюнков. Пересохший комнатный фонтанчик с пожелтевшими от ржавчины желобками оброс густым покрывалом мха.

Под ногами крошились засохшие листья, в босые ступни впивались острые веточки. С тех самых пор, как растения погибли, пристройку закрыли и ни разу не убирали. Наверняка с утра оранжерея будет удручать разгромом, но сейчас она выглядела самым сказочным местом в доме.

– Твоя мама уже знает? – не придумав ничего пооригинальнее, брякнула я.

– Она и обнаружила.

– Обрадовалась?

– Скорее испугалась, – мягко усмехнулся Филипп над суеверным страхом матери. – Аида не приемлет вещей, которых не может объяснить.

– Но как такое возможно? – Я развела руками, имея в виду буйный рост цветов.

– В Гнезде было уютно, пока в Снежане не проснулся дар. – Парень пожал плечами. – Мы уничтожили проклятье, и дом проснулся.

– Только местами не поменялись. – Я поежилась. – Ведь нас ждут неприятности?

– Нет. – Вестич покачал головой и спрятал руки в карманы. Тотчас же стало ясно, что он бессовестно лжет. – Поверь, у этой истории счастливый финал.

– Мы будем жить счастливо и умрем в один день?

– И совершенно точно никто не умрет.

Мы примолкли. Филипп поддел носком кеда осколок от разбитого глиняного горшка и, окинув зимний сад долгим взором, наконец, произнес:

– Похоже, пора ложиться. До завтра?

– Пока.

Он что‑то хотел добавить, но промолчал. Кусая губы, я проводила спину уходящего парня жалобным взглядом.

– Эй! Ты прав! – Мой оклик, как будто, прозвучал со стороны. – Я действительно злюсь и превращаю тебя во врага! И да, меня бесит, что ты спокойно двигаешься дальше, а я топчусь на месте!

Я замерла, ошарашенная собственным признанием. Вестич резко остановился, но даже не потрудился хотя бы оглянуться. Его плечи напряглись.

– И он красиво промолчал, – прокомментировала я в духе Зака, чувствуя себя полной дурой. Тоже мне, нашла удачное время для выяснения отношений!

– Продолжай.

– Да нет… ничего… просто… – Окончательно запутавшись, я сердито выдохнула и проворчала: – Я извиниться, типа, пыталась.

Филипп развернулся и с непроницаемым выражением на лице пристально посмотрел на меня.

– Саш, у тебя нет причин злиться, потому что мы по отдельности. И знаешь, даже «под кайфом» от проклятья меня поразило, с какой легкостью ты тогда… – парень усмехнулся и произнес с выражением: – отделились.

– Мне было нелегко.

– Неправда, – покачал головой Филипп.

Я не собиралась каяться или признаваться, что, из гордости оставив любимого человека, жила в натуральном чистилище. Как будто по секундной прихоти отрезала себе руку или ногу, а потом, жалкий инвалид, пыталась существовать.

– Тогда верь, во что хочешь, приятель! – Разозлившись, я быстро направилась к распахнутым дверям оранжереи и, проходя мимо ведьмака, бросила: – Можешь не провожать.

Он резко схватил меня за локоть.

– Попробуй еще раз.

– В смысле? – Я сердито высвободилась.

– Ты неплохо начала. Теперь скажи что‑нибудь такое, непосредственное, как ты умеешь. – Вестич пожал плечами. – «Эй, я скучаю», будет как раз в твоем духе.

Положительно, он измывался надо мной!

– Если ты не заметил, то я сильно скучаю, – с кислой миной пробормотала я. – Однако и тут ты был прав: оставаться друзьями – не самая худшая развязка для тех, у кого есть общее прошлое.

– Логично, – согласился ведьмак. – Другой вариант. Ты можешь спросить, как я отношусь к привилегиям.

– Ты играешь! – Я сердито поджала губы, не понимая, куда он клонит.

– Никаких игр. – Голос собеседника посерьезнел. – Так ты спросишь?

– Черт с тобой! – буркнула я и, резко выдохнув, проворчала: – И как же ты относишься к привилегиям?