Правила жестоких игр. Дилогия (СИ)

– Превосходно отношусь. – Неожиданно он положил руки мне на талию и властно притянул к себе. – По‑моему, у хороших друзей, особенно с общим прошлым, имеется прорва привилегий.

От его ленивого взгляда предательское сердце глухо ударилось в ребра.

– Может, проверим на практике, как они работают? Вдруг нам понравится? – пробормотал Филипп и медленно склонился ко мне.

К черту все рассуждения о дружбе!

Я затаила дыхание. Однако, дразня, парень легонько скользнул губами в паре миллиметров от моих губ и запечатлел на лихорадочно горящей щеке по‑пионерски целомудренный поцелуйчик.

– Мир? – невозмутимо промурлыкал ведьмак мне на ухо.

– Не вздумай говорить, что не издеваешься! – Я сердито пихнула смеющегося Филиппа кулачком в плечо.

И тут веселье исчезло.

Ведьмак нежно коснулся моей щеки ладонью, заглянул в глаза, отчего по спине побежали нервные мурашки, и поцеловал по‑настоящему, уверено и неторопливо. Я задрожала, колени ослабели, а пол поплыл из‑под ног.

– Так как тебе альтернатива? – отстраняясь, прошептал Вестич.

– Кажется, весьма разумной, – едва справляясь с головокружением, пробормотала я и потянулась обратно, желая больше, гораздо больше, чем получила.

Вдруг в помещении вспыхнул верхний свет. Сию секунду зимний сад растерял добрую часть романтичного флера – моментально во всей красе проявилось запустение. На полу, усыпанном пожухлыми листьями, обнаружились разбитые черепки цветочных горшков, комья черного грунта. Из кадок с комнатными деревьями жалко свисали засохшие вьюнки. Стало видно, что свежие ростки в кашпо с трудом пробивались сквозь мертвые стебли. Мы с Филиппом заговорщицки переглянулись и, не сговариваясь, отринули вглубь сада, за плетенку с зеленеющими виноградными лозами.

– Молодые люди, я знаю, что вы здесь! – в тишине раздался голос хозяйки особняка. Простучали каблуки – Аида вошла в оранжерею и нетерпеливо приказала:

– Выходите!

Давясь от смеха, мы забрались еще дальше. Филипп приподнял меня, и я осторожно поставила босые ноги на его кеды. Тесно прижавшись, мы прислонились горячими лбами. Наше дыхание смешалось.

– Это переходит границы приличий! – Похоже, Аида потеряла терпение. – Я слышу вашу возню!

– Надо купить ей беруши, – прошептал парень, и от шутки я прыснула, но немедленно прикусила губу.

– Имей совесть, Филипп! – В тоне матери послышался укор. – Твое замечание меня оскорбляет! Выходите оба!

– Про'шу, – вкрадчиво добавил по‑польски хрипловатый баритон.

И парень изменился в лице. Он поднял голову, буравя тяжелым взглядом плетень за моей спиной. Казалось, что температура в оранжерее за мгновение упала на несколько градусов. От холода по голым рукам побежали мурашки.

– Какого черта? – процедил Филипп, прислушиваясь к нежданным визитерам.

– Не чертыхайся! – строго велела Аида, а когда мы выбрались из укрытия, то презрением прошипела: – Вы, как дети, право слово!

Она оглядела меня с головы до пяток, примечая и пылающие щеки, и зацелованные губы, и открытую майку на тонких бретельках, мало подходившую для того, чтобы предстать перед посторонними. Смутившись, я нервно заправила за ухо выбившуюся прядь волос и скрестила руки на груди.

– Аида, да брось, – примирительно протянул Филипп, перехватив осуждающий взгляд матери. – Мы не рассчитывали, что кого‑нибудь встретим.

– Я заметила, – сухо отозвалась та и кивнула в сторону: – Твой отец здесь.

Из дверей зимнего сада за пикировкой равнодушно наблюдал высокий мужчина в дорогом строгом костюме. Чудилось, что воздух у его фигуры подрагивал и плыл, как если бы от тела гостя исходили ледяные потоки. Странная аура вызывала смертельный ужас. От ощущения близкой опасности захотелось забиться в дальний уголок оранжереи, свернуться в комочек и закрыть голову руками. Это был тот самый человек, который сначала преследовал нас с Заком, а потом разговаривал со мной в архиве!

– Бог мой, Роберт, довольно инквизиторских фокусов! – раздраженно проговорил Филипп, крепко прижимая меня к себе. – Ты даже Аиду напугал!

Как по мановению волшебной палочки, страх схлынул, и я сумела разглядеть незнакомца. Филипп поразительно походил на мужчину – те же высокие скулы, упрямый подбородок, овал лица. Только глаза у визитера были выцветшими, с застывшей точкой зрачка и черным ободком вокруг мутно‑голубоватой радужки.

– Мальчик, не забывайся! – возмущенно осекла сына мать.

– Я тебя умоляю! – сморщился парень. – То, что он – твой бывший муж, еще не дает ему право по‑свински вести себя в нашем доме!

Дерзость вызвала в Роберте усмешку. Он что‑то сказал по‑польски, и, не задумываясь, Филипп перешел на язык инквизиторов. Они говорили с вежливым спокойствием, но крайне отчужденно, как плохо знакомые люди, однако складывалось впечатление, будто сын и отец спорят. А когда Аида вдруг побледнела и прижала пальцы к губам, то стало ясно, что происходило нечто ужасное.

– Ты не можешь! – произнесла она по‑русски.

– Вопрос решен! – нетерпящим возражений тоном отозвался Филипп и кивнул: – Саша, пойдем‑ка спать.

Я послушно направилась к дверям и невольно отшатнулась от Роберта, оказавшись рядом. Мужчина не сдвинулся в места, чтобы уступить нам дорогу, и, обращаясь к сыну, по‑польски, произнес нечто резкое. Филипп покосился на отца и, легонько подтолкнув меня в спину, чтобы не останавливалась, с досадой бросил:

– В первую очередь, это правильное решение.

– Поздравляю, – Роберт сухо улыбнулся, – ты, наконец‑то, повзрослел.

Когда мы вышли в сумрачный холл, достаточно далеко от мрачного гостя, то я не утерпела и с решительным видом повернулась к Филиппу.

– О чем вы говорили?

Тот спрятал руки в карманы и, склонив голову набок, посмотрел на меня, как на противно зудящего комара. Эта отвратительная привычка, окатывать людей высокомерным призрением, если самому просто‑напросто не хотелось продолжать дискуссий, обычно доводила окружающих до нервного тика.

– Я не сдвинусь с места, пока не скажешь! – выразительно изогнув брови, пригрозила я.

Заявление прозвучало ребячливо и глупо, для важности не хватило только капризно топнуть босой ногой. Парень так и не улыбнулся несмешной шутке. Его воспоминания застряли на сцене в оранжерее, причем не на самой ее романтической части.

– Завтра меня арестуют, – тихо вымолвил он бесцветным голосом.

Короткая, но веская фраза, как на заевшей граммофонной пластинке, несколько раз повторилась в неожиданно опустевшей голове.

– Ты собирался мне рассказать об аресте? – единственное, что сумела пролепетать я.

– Да, – Вестич помолчал, – но не знал как.

Получалось, что Филипп позвал меня в оживший зимний сад, чтобы попрощаться. Похоже, сам‑то он вовсе не рассчитывал на счастливый финал нашей истории.

Глава 11

Освобождение

Старейшины появились ранним утром, и Гнездо послушно открыло для них двери. Женщин, живущих в особняке, попросили остаться в спальнях, даже Аида была вынуждена подчиниться и покинуть большую гостиную. Вместе с сильнейшими ведьмаками города в дом пришли средневековые традиции, и, следуя им, женщинам отводилось скромное место у очага с колдовским котелком, а за неимением таковых – в будуарах.

Я следила за приездом нежеланных гостей, сидя на подоконнике в своей маленькой спаленке. С высоты второго этажа двор лежал, как на ладони. Отсюда были видны и лоскут мокрой асфальтной дороги, сразу за каменным забором, и стена густого соснового бора.

Моросил дождь, съедавший последние кляксы посеревшего снега. Ветер разгонял по большим лужам мелкую рябь, путался в голых ветвях деревьев. Внезапно дернулись створки кованых ворот и на удивление быстро открылись, хотя Гнездо редко проявляло гостеприимство. Неторопливо, подобно неповоротливой черепахе, во двор вполз черный раритетный Линкольн, один из тех, что любят показывать в гангстерских фильмах. Автомобиль остановился практически у крыльца. Судя по всему, очередному визитеру было глубоко начхать, что другие оставили машины за воротами.