Неистовая звезда

С виду все хорошо, но под внешним спокойствием ворочается недовольство. Если я сделаю еще одну ошибку, то оно прорвется наружу. Я никого не виню. На их месте я бы тоже была недовольна.

Нам надо твердо стоять друг за друга. Я гляжу на своих друзей и близких. Языки пламени бросают отсветы на их лица — такие знакомые, такие неведомые. Мы сидим у костра, как издревле сидели люди, с незапамятных времен. Жались друг к другу в темноте, тянулись к свету. Я вспоминаю слова Демало, и горло сжимается.

Если решишь держаться этой дороги, много людей погибнет. Твои близкие. Родные. Вам с нами не сладить. На твоем месте я бы поостерегся.

Поостеречься… У меня ничего не придумывается. А надо. И побыстрее. Семь ночей. Мне нужно поговорить с Джеком. Я стараюсь не смотреть на небо, скрываю нетерпение.

Мы с Лу сидим на бревне. Рядышком, так, что нога касается ноги. Он толкает меня в бок.

— У вас сегодня встреча? — шепчет он.

Я ошалело смотрю на него.

— Ты с неба глаз не сводишь, — объясняет Лу.

Все знают, что мне регулярно сообщают сведения про Демало и тонтонов, про то, что происходит в Новом Эдеме. Знают, что я не имею права сказать, кто их сообщает и откуда берет. Считают, что я встречаюсь с лазутчиками Брэма, из тех, что остались после его смерти на дороге в Возрождение. Теперь ими Джек заправляет. Собирает сведения. А я действую. Вместе мы придумываем, что и как сделать. Я встречаюсь только с Джеком, больше ни с кем.

Слим раздобыл у своего приятеля Бобби Френча поломанную гармошку. Крид с ней долго возился, а теперь починил и пробует играть. Из растресканных кожаных мехов вырываются печальные звуки.

— У тебя хорошо получается, — удивленно замечает Эш. — Ты где научился?

— У балаганщиков, — объясняет он. — Я с ними поездил. Ну, знаешь, гармошка, канатоходцы, глотатели огня, все как обычно.

Эш недоверчиво косится на него. С Кридом не разберешь, правду он говорит или выдумывает напропалую.

— Так я тебе и поверила! Какой из тебя балаганщик?

— Да уж какой есть.

— А, ну тогда это многое объясняет, — говорит Эш.

Крид тихонечко наигрывает на гармошке. Молли пускает по кругу бурдюк со своим хмельным зельем. Говорит, что на этот раз — смородиновый ром. У ее выпивки всякий раз другое название, но действует одинаково. Крепкая, аж мозг вышибает и в глазах искры. Я отказываюсь. Мне нужна светлая голова.

Эмми устраивается у нас на коленях, прячет лицо в складках рубахи Лу. Принюхивается. От Лу пахнет домом. Надежностью.

И тут я соображаю, что прежде мы так не сидели. Никогда. Мы втроем, нам хорошо друг с другом, всем вместе. Раньше с Лу всегда была я, а Эмми — в сторонке. А сейчас мы по-настоящему брат и сестры. Лу мне улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ. Сегодня он какой-то просветленный. Будто ему намного легче стало.

Мне не хочется думать про то, что Эмми надо отправить к Ауриэль. Не могу представить, как я буду без Эмми. Но надо. Иначе ее не уберечь. Утром поговорю с Лу, сообразим, как лучше.

С неба срываются звезды. Гармоника Крида провожает их в полет. Потертые мехи раздуваются, вздыхают, прогоняют обиды, эхо резких слов. Беспокойный день уходит, сменяется тихой ночью.

Я таких звездопадов раньше не видала. Молли смотрит на падучие звезды, удивленно качает головой.

— Надо же, сколько их! — вздыхает она. — Того и гляди ничего в небе не останется.

Марси не сводит глаз с Лу. Брат ежится, краснеет под ее пристальным взглядом.

— Ах, ты так на нее похож, — говорит Марси. — И глаза такие же, и лицо, и улыбка. Даже голову так же наклоняешь.

Она права. Лу как две капли воды похож на Ма. Он пожимает плечами, но видно, что ему приятно. Время тянется медленно. Я места себе не нахожу от нетерпения. Скорее, скорее, мне надо увидеться с Джеком.

Эш встает и потягивается.

— Ну, мне пора Томмо сменить, — говорит она и тычет Слима ботинком. — Эй, спящий красавец, не проспи свою стражу!

— Не волнуйся, — бормочет он, приоткрывает единственный глаз.

Эш хватает лук и бесшумно скрывается в темноте.

— А что это ты играешь, Крид? — спрашивает Эмми.

— Не знаю, — отвечает он. — Застряла в гармошке какая-то песня, ждала, пока ее сыграют, вот и дождалась своего часа.

Он продолжает тихонько играть. Понемногу возникает простенькая мелодия, до боли знакомая, старинная.

— Вот и она, — вздыхает Крид.

Наконец-то и я ее узнала. Горло перехватывает, сердце щемит. Мелодия звучит увереннее, ждет того, кто ее споет. Ждет Молли.

Молли негромко запевает:

И тут меня пронзает воспоминание. Ма нас с Лу спать укладывает и эту песенку поет, баюкает. От Ма пахнет солнцем. Она гладит нас с Лу по голове и поет. С тех пор десять лет прошло. Мелодия пробирается внутрь, туда, где ноют незаживающие раны. Лу обнимает меня за плечи, притягивает к себе.

Колыбельная звучит прерывисто, нежно. Наверное, Молли пела ее Грейси, своей дочке. Девочке пять месяцев было, когда ее лихорадка унесла. Эмми встает, обходит вокруг костра и устраивается рядом с Молли. Как Ма померла, в нашем доме на Серебряном озере петь перестали. Эмми никто колыбельных не пел.

Крид играет, Молли поет. Похоже, они помирились. Глядят друг на друга счастливыми глазами.

Еще чуть-чуть — и я совсем раскисну. Все, пора идти. Я пожимаю пальцы Лу и тихонечко встаю с бревна. Нерон копошится в куртке. У ног Марси поднимает голову Следопыт, встает, подходит ко мне. Слим машет мне трубкой. Молли улыбается, Крид кивает. Все привыкли к моим ночным отлучкам.

Я беру лук и колчан со стрелами, оставляю за спиной свет и тепло костра, приятелей и колыбельную. Ухожу в темный лес.

Подбрасываю Нерона в воздух. Ворон летит на север, мы со Следопытом идем за ним. До Железного дерева лиги две, не меньше. Там у нас с Джеком место встречи.

Останавливаюсь и кричу на манер дикого голубя. Это наш ночной сигнал, чтобы на сторожевом посту знали — по лесу идут свои. С вершины Расписной скалы доносится ответный крик Эш. Томмо уже сменился, возвращается в лагерь отдохнуть.

— Саба, погоди! — Лу бежит мне навстречу по тропке меж деревьев.

Я останавливаюсь.

— В чем дело? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Ох, я просто… Эта песня… Прямо слышать ее не могу…

— Ага, — киваю я. — Мне Ма последнее время часто снится.

— Так странно… Знаешь, мы привыкли, что ее уже давно нет. Кажется, что все в порядке, а стоило Молли запеть, как все вернулось — и память, и чувства. Я помню, как Ма нас убаюкивала… — Лу вздыхает. — Так больно… и все равно почудилось, что она с нами.

— Да, — говорю я. — Слушай, мне пора. А то…

— Можно я тебя провожу? Чуть-чуть, — неуверенно просит он, будто сомневается, что я разрешу.

У меня сердце разрывается. Сначала колыбельная, а теперь вот это. Лу ко мне возвращается. Я об этом мечтала с тех самых пор, как тонтоны его увели.

— Лу, мне очень хочется, чтобы ты меня проводил, но… Понимаешь, мне есть о чем подумать. Я очень тебе благодарна, что ты за меня сегодня заступился, но мы с тобой оба знаем, что я на мосту неправильно поступила. Все правы, мне надо себя иначе вести, гораздо лучше, разумнее. Мне сейчас очень тревожно…

— А давай ты со мной поговоришь, — предлагает он. — Вдруг я смогу помочь? Мы с тобой вдвоем найдем выход, ты же знаешь.

Можно я тебя провожу? Давай ты со мной поговоришь…

А ведь раньше нам и слов не надо было. Меня тянет к Лу. Хорошо бы ему все рассказать… Или не рассказывать, он и так все понял бы.

— Не сейчас, — вздыхаю я. — Мне самой надо во всем разобраться. Но в другой раз мы с тобой обязательно поговорим.

— Конечно, — отвечает он. — Я всегда рядом. С тобой.

— Ой, знаешь, я хотела про Эмми посоветоваться. Я хочу ее к Ауриэль отправить, на Змеиную реку. Здесь детям не место. Мало ли что с ней может случиться. Я этого не переживу. А если вдруг с нами что будет? Ауриэль за ней приглядит.