Запах цветущего кедра

И опасен не холестерин, коего боятся, не тяжёлые металлы и даже не радионуклиды, а знаки смерти, по представлению пророчицы, имеющие вид кристаллов в форме усечённой пирамиды и странное название «чишовел». Мол, это вещество и тормозит развитие человеческого разума, лишает его божественного образа и подобия, творческого совершенства, к тому же в несколько раз сокращает срок жизни. То, что когда-то создало человека разумного, его и губит.

Вячеслав любил молодую свининку, шашлык из шейки, запечённую оленину с кровью, в походах же — строганину с солью и перцем, то есть сырое, мороженное, настроганное ножом мясо или рыбу, особенно после дневного броска на снегоходе по тайге, да ещё под водочку и в жарко натопленном зимовье, когда возникает такой контраст температур, что электричество бежит по жилам.

И теперь, вспомнив свой опыт мясного сыроедения, Колюжный не то чтобы устыдился или испугался за своё здоровье, но почувствовал себя неловко. Показалось, что академические бородачи догадываются о его вкусах, взирают с осуждением, а болезненная тётушка — и вовсе с ненавистью, будто мысли об оленьей строганинке прочла. И только забытая им соседка в горчичном костюме слегка повернула нежную русоволосую головку и глянула на Вячеслава без улыбки.

Если бы Стюарт в этот вечер нагрузил ещё чем-нибудь, кроме неведомого вещества смерти чишовела, Колюжный нарушил бы клубную этику, встал и ушёл, однако вещание с подиума закончилось так же внезапно, как и началось, на полуслове. Свет фонаря смикшировался, и в полной темноте, как далёкий крик в аравийской пустыне, возникла восточная мелодия. Начинался второй этап собрания — релаксация; в зале возникло лёгкое шевеление, люди устраивались поудобнее, чтобы предаться отдохновению и расслабиться.

Колюжному в тот миг и в голову не пришло, что Сорокин исчезнет, пользуясь затемнением, а тут ещё болезненная соседка незаметно куда-то пропала, и вместо неё оказался единственный безбородый в зале — рыжеволосый мужчина средних лет. Вячеслав не заметил, как произошла подмена, и когда спохватился, то понял, для чего погас театральный фонарь. А ведь должен был сразу догадаться: Сорокин как пришёл, так и уйдёт, дабы оставить о себе впечатление, что он сам — суть явление почти чудотворное. Чем же ещё приковать к себе внимание и мысли?

Релаксация длилась минут двадцать, и вместе с затуханием заунывной музыки в зале начал появляться свет, напоминающий восход солнца в пустыне. Мысль, что он проворонил Сорокина, тут же и подтвердилась: на подиуме было пусто, даже стол с креслом утащили куда-то. Многие женщины в зале откровенно спали, некоторые бодрствовали, но сидели в позах эмбрионов, будто озябли. Только мужики по-прежнему торчали невозмутимыми изваяниями над полулежащей публикой, напоминая истуканов с острова Пасхи. На коленях некоторых из них покоились головки спящих дам, и это их ничуть не волновало. Колюжному тоже хотелось, чтобы горчичная девушка положила свою головку, и он даже колени подставил, однако её русый, почти священный ореол даже не склонился. Новоявленный рыжий сосед всё время бодрствовал и внимательно изучал присутствующих в зале. Как только чуть «рассвело», порывисто вскочил и затерялся в просыпающейся и шевелящейся толпе. С трудом разогнув онемевшие ноги (а ведь не почуял даже, когда затекли!), Вячеслав встал с чувством детской обманутости. Но когда взял на вешалке куртку и вышел на улицу, обнаружил, что ещё светло и где-то за домами есть солнце.

Казалось, столько времени прошло!

Смуглый кадр с бородой под рубахой что-то страстно говорил девице в горчичном, и та глядела с уважением, таращила восторженные глаза и порывалась что-то ответить. При вечернем солнечном свете Колюжный узнал его: и верно — тот самый эксперт! Только по-вегетариански исхудавший, аскетичный, борода и волосья почти соответствуют Сорокинским. Специалист в области космического оборудования и ароматерапии признал бывшего работодателя, потянулся было к нему, оставляя без внимания свою восторженную слушательницу, однако Вячеслав общаться с ним желания не испытывал, поскольку всё ещё искал глазами актрису.

И внезапно увидел её телохранителя.

— Вас ждут в машине, — приглушённо сообщил тот и указал на белый «Лексус».

Неволина тоже обладала даром перевоплощения, только делала это без купания в озере и чудотворства — с помощью макияжа и парика: болезненного вида женщина, оказавшаяся соседкой в зале на глазах возвращала свой прежний облик популярной кинозвезды.

— Честно сказать, не узнал вас, — искренне признался Колюжный, усаживаясь рядом.

Звезда торопливо срывала с лица искусственные нашлёпки, смывала грим, меняя салфетки и заглядывая в зеркало. Потом повернулась к нему спиной и скомандовала:

— Расстегни замок!

С некоторых пор Вячеслав считал себя большим специалистом по «молниям», но тут чуть смутился и допустил паузу, выдающую нерешительность. Замок он расстегнул, только запоздало — под невзрачным платьем оказался театральный корсет на «липучках».

— Расстёгивай! — приказала Неволина.

— Это я с удовольствием! — уже вдохновился он и с треском разодрал шёлковые ремни.

Кинозвезда вытащила корсет, выпустила на волю своё высокое достоинство и облегчённо вздохнула.

— Встреча с Сорокиным завтра, — деловито проговорила она, расправляя руками своё расплющенное (не исключено, что силиконовое) счастье в его тайном логове.

И назвала адрес.

— А это был Сорокин? — откровенно рассматривая грудь, спросил Колюжный. — На подиуме?

— Сомневаешься? — она помедлила и наконец-то начала упаковывать себя в чёрную блузку.

— Какой-то ряженый... Хотя вещает почти профессионально.

— Возьму тебя с собой. Только я потребую полного повиновения.

Вячеслав последил за её руками.

— Спасибо... Никак не пойму: вам-то он зачем?

— Зачем?.. — она закончила туалет и взглянула прямо, с неким сожалением. — Долго объяснять. Короче, существует Фонд помощи женщинам, попавшим в сложную психологическую ситуацию. В секту, например, в экзотическую общину. Или в руки ясновидящих мошенников, лекарей и прочих шаманов.

— Это же полстраны!

— Если не больше...

— А в Доме кино был благотворительный детский концерт, — вспомнил он. — Не слишком ли много на хрупкие плечи? Ещё съёмки, театр...

Неволина усмехнулась и вздохнула.

— Конкуренция...

— Не понял?

— Айнура подмяла под себя тему страждущих детей. Татарская мафия... — и опять глянула прямо, проникновенно. — Но благо в нашей стране обмануты и обездолены не только больные младенцы. Женщины и матери этих детей страдают ещё больше.

— То есть феминистская организация?

— Почему я должна защищать мужчин, которые унижают прежде всего женщину, делают её товаром, продают в сексуальное рабство?

— Вас кто-то обидел? — догадался Колюжный, всё ещё следуя материнскому воспитанию в отношениях с женщинами.

— Меня трудно обидеть! — самоуверенно произнесла Неволина. — Ты же понимаешь: сниматься в кино, играть несчастных жён олигархов мало.

Он вдруг увидел, что манящая красота её призрачна и так же пластична, как силикон; она буквально превращается в блин, как только снимается актёрская маска. Сейчас актриса заговорила о неких сокровенных подробностях своего существования и тот час же стала походить на ту болезненную женщину, даже без грима.

— Какие проблемы у Рассохина на Карагаче? — решил пощадить её Колюжный.

— У него похитили спутницу, какую-то питерскую даму. Вот тебе ещё одна пострадавшая.

— Не было у него дамы! — изумился Вячеслав. — Он поехал один. Откуда информация?

— Из надёжных источников, — тоном разведчика проговорила Неволина. — У меня в общине на Гнилой Прорве свой человек. Да, я вынуждена засылать волонтёров в самое логово. Чтоб снимали и писали, документировали. Сорокин создал на Карагаче закрытую ортодоксальную секту. По типу американских. У него в неволе находится около сорока женщин. Обманутых, забитых, замордованных, доведённых до состояния рабства. У некоторых есть маленькие дети! Женщин проводят сквозь ужасное чистилище, потом дают новые имена и заставляют ходить голыми. Местные власти куплены и попустительствуют. Да и кому теперь нужны эти несчастные? Бездомные, душевнобольные, с исковерканной судьбой?