Край Ветров: Пироманс (СИ)

Перед глазами Никс на секунду мелькнула белая вспышка. Она стала моргать — наваждение прошло. Что это? Ее чем-то накачали? Она снова сосредоточила взгляд на Абеляре. Он продолжил:

— Нет смысла скрывать от тебя правду. В самых секретных пророчествах гильдии прорицателей сказано о трех знамениях, трех признаках грядущего конца.

Никс медленно подняла брови.

— Известно, что первой ласточкой станет пришествие в мир Мертвари. Она явилась тридцать лет назад — предотвратить это не смогли, и хотя Мертварь удалось убить, первый звонок прозвенел. Далее должно было случиться явление огненного цветка — проявление магии, отличной от той, что использует Пламенное Просвещение и простые элементалисты. Нам удалось засечь выброс такой магии — прошлой весной, если ты помнишь, у вас случился некоторый конфликт… до конца не установлено, с кем — остатков тел найти не удалось, но магия там была использована разная и сильная, специалисты считали итоговый фон. О, я вижу расширившиеся зрачки — правда, стало быть? Ты была там и знаешь, что такое этот огненный цветок?

Никс перегнула брови, выражая скепсис.

— Я не понимаю, к чему вы клоните, — сказала она. — Да, была драка. Я там была. Но это частная территория. Хозяева имели все права защищать ее.

— И то верно, — Абеляр Никитович откинулся назад, на спинку стула, — но нас интересует не сам факт защиты или драки. Нас интересует факт явления магии огненного цветка.

— Я ничего не знаю об этом, — упрямо буркнула Никс.

Перед глазами снова посветлело, плюс в ушах зазвенели колокольчики и что-то похожее на отдаленный шепот. Никс встряхнула головой, сосредоточила взгляд на Абеляре. Он не выглядел разочарованным — скорее действительно усталым.

— Третьим знамением должно было стать восстановление зеркала Лок, — продолжил чтец, подавшись вперед и опершись локтями на стол. — Одно дело — заиметь осколок, другое — добиться восстановления артефакта. Мы выяснили, что тот осколок, что каким-то образом заимели вы, был выкраден из старого, очень секретного хранилища. Кем? Тут все достаточно туманно: есть свидетельства о восставших мертвецах, поднятых какой-то странной некромантией, которую не диагностируют обычные датчики, и какой-то из них увел осколок. Позже, проанализировав разнообразные источники и опознав трупы, мы нашли взаимосвязь: все восставшие в тот день так или иначе умерли от обморожения или переохлаждения. Как будто что-то… призвало их.

"Пусти меня", — просочилось в мозг вместе со снова стукнувшей белой пеленой.

Никс еле сумела проморгаться, — щурясь, она уставилась на Абеляра Никитовича, пытаясь распознать, к чему он клонит. "Пусти меня", — тут же зазвенело снова. Никс встряхнула головой.

— Ладно, и что же теперь, по-вашему, должно случиться? — спросила она, пытаясь сосредоточиться.

— Следующим, итоговым шагом станет пробуждение Вьюги, — просто сказал чтец. — И его мы должны не допустить. Это наша священная обязанность.

— Вот как.

"Пусти меня", — снова стукнулось в голову, словно тонкий раскаленный штырь. Никс наконец вспомнила это чувство. Когда впервые чтец считывал ее память — она позволила сделать это. Поэтому больно не было. Но когда в ее мозгу сами собой появились заложенные туда воспоминания… тот резкий щелчок — эхо нынешней скребущей боли. Никс снова уставилась на Абеляра Никитовича: неужели это он пытается проникнуть в ее разум?

Он не касается ее рукой — а мог бы. Но если бы он коснулся — любому стало бы понятно, что он собирается проникнуть ей в мозг. Он же использует тонкие крохи той связи, что была раньше, пытаясь пробиться по пересохшему каналу… Чего он хочет? Залезть ей в мозг и выгрести оттуда доказательства?

— Хорошо, пророчества, знамения, Вьюга, все дела. Я верю, что вы во все это верите, — сказала Никс. — И дальше что? Вы верите, что я могу каким-то образом, через эту самую Вьюгу, уничтожить мир или что? Действительно? Я? Да что во мне такого-то? А не бред ли, а?

— Возможно, ты и не хочешь такого итога, — спокойно сказал Абеляр. — Но, согласно пророчеству, именно к этому все и идет. Древние божества искусно заморочили тебе голову и скрыли правду.

— Я… — Никс осеклась. — А, думайте, что хотите. Зачем вы со мной разговариваете вообще?

Абеляр Никитович напрягся. Следующее он сказал ровно, но Никс уловила волнение в его голосе:

— Нам нужно получить твое признание. Тогда мы сможем отпустить всех остальных девушек-элементалисток. Ты предстанешь перед судом и там, клянясь на Заповеди Неугомонного Сердца, ты признаешься в замышляемом преступлении.

Никс даже сказать ничего не смогла. Оправившись от шока, спросила все же:

— То есть все уже решено? Все, что нужно — это чтобы я официально призналась в том, чего не совершала и что совершать, может, не собираюсь? Призналась в намерении уничтожить мир?

— Доказательства говорят не в твою пользу, — сказал Абеляр. — К сожалению, большинство согласно в том, что пророчество — о тебе. Три знака уже были зафиксированы, и ты фигурируешь в двух из них, а в первом — твой отец. Это значит, что ты виновна.

"Пусти меня", — послышалось снова где-то внутри головы. Никс, не выдержав, закрыла глаза: ей не хотелось видеть чтеца. Но если все уже решено… Какая уже разница, действительно? Она ничего не сможет сделать.

"Заходите, располагайтесь", — она расслабилась и открыла границы своего разума. По крайней мере, попыталась так сделать.

— Нам необходимо заполнить перечень документов, — продолжил чтец, — составить отчет. Всем будет лучше, если ты посотрудничаешь с нами и изложишь всю свою историю, начиная с рождения — для хроник гильдии это будет очень полезным вкладом…

Чтец говорил что-то еще, бессмысленное и циничное — до одури. И в это же время в голове Никс зазвучал другой голос: похожий, но, как будто бы… моложе. Да, так мог говорить Абеляр лет тридцать назад: мягче, открытей, без хрипотцы.

"Они засудят тебя и выставят жертвенной овечкой. Поэтому надо бежать, Никола, и я тебе в этом помогу".

Никс распахнула глаза шире.

"Ни в чем не признавайся. Жди. Тяни время. Ты все так же ничего не знаешь. Я сообщил твоим друзьям, где ты. Если они сумеют поднять шум — я смогу помочь тебе сбежать".

Никс молчала и слушала оба голоса: и внутренний, и внешний. Внешний рассказывал о процедуре суда. Внутренний вещал о другом:

"Так я верну долг. Но ты тоже пообещай мне — просто кивни — что не станешь почем зря рушить все то, до чего не добралась война. Этот мир совсем не плох, ты так не считаешь?"

Никс сглотнула. Ей отчего-то впервые стало по-настоящему страшно.

— Я полностью с вами согласна, — проговорила она вслух, стараясь выбирать слова. — Вот только я все же не планировала никуда идти и никакие миры разрушать. С чего вы вообще взяли, что я?.. И откуда такая вера пророчествам? Ведь гильдия пророков распалась. Они что, не могли предсказать крушения собственной гильдии и как-то это предотвратить? Хороши пророки!

Абеляр Никитович сдержанно улыбнулся.

— Ты еще очень молода, тебе многого не понять.

— А то как же, все вы, старики, так говорите, а сами не можете понять нас.

"Опасность, что эти пророчества правдивы, есть. Но я не уверен, что такие вещи можно предотвратить, действуя в лоб: ты верно говоришь, пророки знали о том, что гильдию уничтожат, и ничего не смогли с этим сделать. Так сможем ли мы противопоставить что-то выношенным веками планам древних богов? Если ты не станешь будить Вьюгу, через сотню лет она найдет какой-нибудь еще способ".

— Раньше, — сказала Никс. — Раньше, говорю, лучше было: трава зеленее и меня не держали в смирительной рубахе неизвестно где без кофе и хотя бы завалящей книжки.

— Если ты согласишься сотрудничать с нами, условия поменяются, — ответил чтец.

"Так я и думал: у судьбы множество путей. И если с тобой у Вьюги не получится — она способна начать действовать менее… тонко? Но ты… ты сможешь проконтролировать процесс. Возможно ли, что вместо того чтоб будить ее, ты найдешь способ заставить ее спать вечно? Лучше один шанс из ста, чем никаких. В конце концов, она подпустит тебя к себе близко. Ближе, чем кого бы то ни было еще. И я надеюсь, что ты сумеешь сделать так, чтобы не произошло непоправимого. Я верю в тебя, Никс".