Ожидание

— Да, странная судьба этого человека. Странная и страшная!

Сидевший перед Никой худощавый мужчина в милицейской форме, откинулся в ко-жаном кресле, и задумчиво глядя перед собой, постучал пальцем по столу.

— Я не могу поверить, что это он, не могу! — отозвалась молодая женщина, сидевшая напротив, и теребившая в руках батистовый кружевной платочек. — Мой первый муж был совсем другой, красивый, даже очень красивый мужчина. Я всегда думала, что он похож на мифического бога Апполона, а этот человек, что преследовал меня и моих детей был чудовище, с безобразным и страшным лицом…

— И, тем не менее, это был он! В его вещах были найдены некоторые, очень прелю-бопытные вещички. Посмотрите, кого вы здесь узнаёте?

На старой, пожелтевшей от времени фотографии, которую Колесов положил перед Никой, была сфотографирована группа людей. В центре группы стояла юная невеста в белом платье, а рядом с ней, высокий красавец — жених в строгом черном костюме. Все смотрели в объектив фотоаппарата и улыбались. Все были счастливы, и, кажется, даже невеста, в которой Ника узнала себя…

— Это Вы?

— Да! Это я…и…Игорь!

Она закрыла глаза рукой и замерла… В памяти вдруг вновь возникла огромная лест-ница, на верхней площадке которой они, оказывается, стояли и фотографировались. Че-рез минуту, Игорь подхватит её и понесёт…

— Вы любили его? — голос Колесова был бесстрастен и словно звучал откуда-то издалека.

— Нет! Но я не хотела, Бог тому свидетель, я не хотела делать его несчастным… И отчего, почему всё так вышло, я не знаю… — Ника всхлипнула, и, прижав к глазам платочек, замерла.

Колесов вздохнул, опять забарабанил пальцами по столу, потом, поднявшись, закурил сигарету и подошёл к окну. Он курил и видимо ждал, пока успокоится женщина, си-девшая у стола… Наконец окурок затушен в пепельнице, что стоит на подоконнике, и мужчина опять опускается в кресло, стоящее перед широким столом.

— Ну, а это он?

Колесов протягивает Нике раскрытый паспорт. На неё вдруг глянуло строгим взгля-дом знакомое красивое лицо, обрамлённое тугими кольцами светлых кудрей.

— Он! — растерянно отвечает Ника.

— А это?

Колесов переворачивает ещё страницу, и перед ней возникает страшное, испещрённое глубокими рваными шрамами лицо незнакомого ей мужчины.

— Нет! Это не он! — отзывается Ника, волнуясь. — Это не он! И он не мог… не мог этого сделать…хотя…

Она вдруг вспомнила руку Игоря, занесённую над ней, и боль в щеке. Это было уже так давно, а боль, или ощущение боли остается в памяти на долгие годы. Хотя, если ра-зобраться, что заставляет человека порой делать глупые, ненужные, и даже страшные поступки. Что?

Колесов внимательно глянул на Нику, затем громко, со стуком захлопнул папку ле-жащую перед ним, швырнул небрежно её в стол, также с шумом закрыл дверку, и тут — же бодрым голосом произнёс:

— Слышал, дочь поправляется! Очень рад, чуть ли не счастлив вместе с вами!

— Спасибо! — улыбнулась Ника, поднимаясь со стула. — Спасибо за магазин!

— Поблагодарите лучше своего генерала. Он очень активный человек, в два счёта всё поставил на свои места.

— Почему моего? — смущённо отозвалась Ника. — Это просто друг детства, мы вместе росли.

— Ну-ну! — засмеялся Колесов. — Прекрасно, что всего лишь друг детства! Только у ме-ня ведь ума хватило, а может, моя медлительность помогла, что не успел за вами приударить, а не то… — вздохнув, Колесов протянул руку Нике, и, улыбнувшись, пожал её ладонь. — Говорят, что глаза у вашей дочери, точь в точь, генеральские…

— Говорят, в Москве кур доят! — резко произнесла Ника, и, выдернув свою ладонь из рук Колесова, вышла из кабинета.

Она шла по длинному коридору и смеялась в душе. Перед её глазами стояло хитро-вато-удивленное лицо Колесова. Ничего! Сам напросился на грубость! Хотя, если по правде, то, что в том страшного, если все будут знать, что Гера, дочь Володи. И первой должна это узнать она сама! Его родная дочь!

Ника шла по улице. Под её ногами хлюпала вода и грязное весеннее месиво из снега. Машины, проваливаясь на скорости в образовавшиеся после весенней распутицы вы-боины на разбитых дорогах, обдавали прохожих потоками грязной воды. Но всё это бы-ло временно! Скоро, совсем скоро станет тепло, распустятся на деревьях листочки, зе-лёной травой покроются луга, полянки и даже то место, где погиб Игорь. И пусть ду-ша его, освободившись от бренного тела, в другой своей жизни найдёт свою лучшую долю, и лучшую судьбу. А пока, мир его праху! И вечный ему покой!

ГЛАВА 47.

Если бы только можно было, то Ника сидела возле телефона круглые сутки, ожи-дая звонка от Володи. Но всё равно, этого не получилось бы! Замкнутый круг: мага-зин-больница — дом! И на всё уходит уйма времени. А вечером уроки с Данилкой, и лишь потом наступало время, когда звонил телефон, и Ника мчалась к нему, теряя на ходу тапочки.

Уже прошло две недели, как Гера находится в Москве, в известной всей стране кли-нике. На такой большой срок Ника ещё никогда не расставалась с дочерью. И если бы не все эти каждодневные заботы с магазином, с маминым домом и её хозяйством, как-бы она выдержала разлуку?

Телефон звонил ровно в семь часов вечера.

— Пунктуальный! — который раз думала Ника, поднимая трубку. — Ну, что же ты мне скажешь?

Она услышала в трубке ставшее ей уже знакомое дыхание и невольно затаила своё.

— Скоро Геру выпишут! — в раздавшемся мужском голосе слышалась радость.

— Скоро, это когда? — еле сдерживая слёзы, произнесла Ника.

— Самое большее, через неделю, как раз Данил будет на каникулах. Так что, на днях я вас жду!

Видно Данила укачало. Он затих на своей верхней полке, и Ника, поднявшись, убра-ла из под его щеки большой разноцветный журнал комиксов. Укрыв сына простынёй, прилегла сама, закрыв ладонью глаза.

— Тук-тук, тук-тук! — стучали колёса, наводя на пассажиров полуденный сон.

Но Нике не спалось. Её обуревали самые противоречивые чувства. Здесь была и радость, и тревога, и ожидание, и стыд. Стыд? Да-да! К чему скрывать, что стыд и смуще-ние, напополам с тревогой и ожиданием, смешанные воедино, словно обыкновенный са-лат, и приправленные для пикантности чувством радости, наполнили её тело от самой макушки до кончиков ног, вызывая стойкое чувство тошноты и отвращения от всего…

— Неужели? — стучало где-то там, в глубине её мозга. — Неужели опять?

Судорожно стиснув руки над головой, Ника замирала, но через минуту открывала гла-за, и словно к чему-то прислушивалась. Интересно, что скажет Володя? И не будет ли это ответом на его предложение. А может все её подозрения, лишь только плод её вос-палённого воображения? Или быть может, она съела что-то недоброкачественное, и по-этому её тошнит уже третий день? Но ведь дело не только в тошноте. Прошла неделя, как у неё зародилось это подозрение, а появление тошноты лишь только подтвердило диагноз. Но как-же так произошло, что они опять забыли обо всём на свете? Ведь стыд-но в 37 лет вновь стать молодой мамой, да и нужно ли?

Ника покачала головой, отгоняя крамольные мысли. Чтобы не расстраиваться, стала думать о другом: о магазине, ассортименте товара, который надо было уже поменять, но всё упиралось в деньги. Она вспоминала новые модели платьев, предложенные ей на фирме в прошлый раз. Думала о том, что перед новым ассортиментом необходимо провес-ти в отделе полную ревизию товара, отобрать на возврат тот, что уже залежался. Сколь-ко дел, а её мутит так, что ничего не хочется делать.

Вздохнув, Ника мысленно отбросила и эти мысли, и стала думать о матери, которая всё ещё лежала в больнице. Несмотря на её настойчивые просьбы о выписке, Ника упро-сила врача оставить мать ещё на неделю в отделении. Марию выпишут после того, как Ника вместе с детьми вернётся из Москвы. А пока что, мама находится на попече-нии медперсонала. Ну, а за домом Марии и её курами присматривает соседка, такая-же пожилая женщина. Так что, можно ни о чем не переживать…