Warhammer 40000. Катарсис (СИ)

Борись, Перышко, прошу тебя.

Голос учителя был полон мольбы, словно он знал, что его не состоявшийся дознаватель готов взойти на смертный одр.

- Мне больно, - Ристелл не могла различить свой собственный голос от сплетения голосов пробравшихся в ее сознание.

И вновь мозг пронзил спазм от безжалостного вторжения Вормаса

Приятно познакомится, Инквизитор.

Быть может это та самая пытка, в которой так преуспел безумный палач. Смесь жестокой реальности и иллюзии избавления, бесконечно перемещающейся, словно маятник, лишая Ристелл надежды на какой-либо исход.

Я уже близко, Перышко, не сдавайся.

Да, наложница, позабавь нашу публику.

Канонисса ощутила как дрогнул цилиндр на ее боку и в мышцы потекла зараза гомункула. Она взвыла от боли, когда щупальца полипов заструились по сосудам ничем не сдерживаемые.

Нет!

Ты уже мертва, просто я тебе напомнил об этом. В моей власти растянуть твою агонию на века и твой учитель не поможет тебе.

Казалось гомункул единовластно завладел сознанием Ристелл, вытеснив из него призрачный голос Кхана и она уже была готова принять этот призрак прошлого за изощренную пытку Вормаса.

Канонисса ощущала, как остановленный транквилизаторами и наркотиками сержант вновь был спущен с поводка, как хищно оскалились его на половину лишенные губ челюсти, как заструились по песку острые как бритва плети щупалец.

Возможно лучшим выходом было безмолвное принятие смерти. Лишить детей варпа радости лицезреть бесчестный бой. Закрыть глаза и ждать, когда муки плена наконец отступят. Закончится боль.

Ристелл, гротеск еще охмелен, ты справишься, я знаю.

Сознание отказывалось вновь играть по правилам гомункула, но Ристелл ощущала бесконечное одиночество за той чертой. Она была уверена, что еще мгновение и последний шанс будет упущен. Не имело значение, что это был за шанс и что он обещал, но это была единственная альтернатива миру без Кхана, миру, где ее мертвое тело лишь материя с высосанной душой.

Мышцы едва слушались, чем глубже проникали полипы, тем меньше ей подчинялось собственное тело. Это еще можно было стерпеть и преодолеть. Хуже было с чувствами. Звон в ушах так и не прекратился, а глаза не видели практически ничего кроме светящегося тумана. Обитель ангелов – так гвардейцы называли это состояние, обычно после него раненого готовились отпевать. Возможно этот случай не будет исключением, но теперь Ристелл знала, что пока она в состоянии дышать у нее есть шанс вырвать сердце из груди гомункула Вормаса, призрачный, едва уловимый, но шанс остановить войну, растянувшуюся на тысячелетия. Быть может эта мысль и делает из сестер битвы свирепых воинов и это сражение наконец определит цель ее жизни.

- Мне нужен меч, - Слова давались с трудом, но они звучали для нее самой.

Рука, которой Ристелл пыталась опереться на стену, оставляла на ней следы крови. Ноги подгибались и отказывались держать ее. В памяти ожила первая встреча с Архонтом. После его пытки, тело так же «осыпалось» и она смогла устоять лишь в объятиях Темного Повелителя, тогда еще ненавистного врага. А теперь… Она не знала, и теперь не узнает. Но если Император позволит ей добраться до Вормаса, один удар в его сердце, будет за мятежного Архонта, сохранившего ей жизнь.

Вормас ждал, пока канонисса поднимется с земли. Он позволил ей сделать пару глотков воздуха, кода она смогла опереться всем телом на стену и лишь после этого иглы-инжекторы впрыснули адреналин в сосуды гротеска.

Бросок монстра был встречен восторженными воплями темных. Они все предвкушали смерть канониссы, желали увидеть как сержант имперской гвардии разорвет на части своего союзника, возможно в глубине измученной души осознавая и ощущая предсмертную агонию канониссы.

Но этого не случилось. Кхан или лишь его имитация, сотворенная гомункулом оказался прав. Возможно пары минут не хватило, чтобы Ристелл исполнила желание темных эльдар, но когда Борлак, выставив вперед перекаченные руки с огромными шипами, врезанными в локти, навис над канониссой, в одно мгновение она позволила ослабевшим мышцам бросить ее под ноги великана.

Борлак видел, что наложница Архонта уже ступила на тропу мертвых, оставалось только подтолкнуть и возможно последние капли сострадания, оставшиеся в нем, привели его к желанию нанести последний удар милосердно быстро. Но сержант стал игрушкой гомункула, спасти его разум было невозможно, а Ристелл еще могла добраться до Вормаса, пусть даже обещание принять ее вызов было показной ложью.

Упав под ноги гротеска, Ристелл избежала размашистого удара в голову и преодолев спазм боли, схватила рукоять меча, увязшего в икре бывшего сержанта. Как она и ожидала, щупальца рванулись следом за ней, пытаясь заполнить пробел в обороне, который допустил их владелец, но девушка уже вырвала клинок из плоти монстра и первая плеть, добравшаяся до нее, лишилась острого наконечника.

Адреналин сходил на нет, а отрава гомункула проникала все глубже. Удара второй плети Ристелл избежать не удалось и на ее груди расцвел новый парез, сорвав часть омертвевшей кожи и лишив жизни несколько полип.

Решив, что у нее нет времени на самовольные аугметические игрушки Вормаса, канонисса за пару секунд выбралась из-под ног гротеска и двумя быстрыми ударами разрубила сухожилия, позади колен монстра.

Борлак взвыл, впервые ощутив серьезный ущерб от почти мертвого врага, но препараты Вормаса не позволили ему упасть на колени. Вновь широко размахнувшись он хотел разрезать Ристелл острым лезвием на локте, но она успела ускользнуть от него.

Девушка вспомнила последнюю битву на арене, которую ей довелось увидеть. Тогда огромному гвардейцу, противостоял быстрый и ловкий геллион Унзевисс. Конечно он не был изранен, не был измучен голодом и страхом, но в отличие от него Ристелл сжигала ненависть и ярость, подогреваемые адреналином они позволяли ей двигаться не хуже Унзевисса и уклоняясь от мощных атак Борлака, она вновь и вновь наносила удары по связкам на его ногах, намериваясь повергнуть врага наземь.

За то время, что Борлак наносил один мощный и быстрый для охмелевшего от токсинов гротеска удар, Ристелл успевала несколько раз пронзить его мышцы и увернутся от атаки плети. Казалось она балансировала на грани жизни и смерти, возможно благодаря лишь грамотно отмеренным препаратам Вормаса.

Сержант едва удерживался на ногах, а яды, струящиеся по венам, не позволяли ему сосредоточится. Похоже это стало ясно и гомункулу. На какое-то мгновение заплывшие глаза Борлака встретились с глазами Ристелл и она различила в них секундное осознание реальности. Занесенная было для удара рука гротеска замерла и мышцы задрожали от напряжения. Поршни вдавливающие порции токсинов в плоть отступили, позволяя сержанту перевести дух.

Вормас заигрался и почти упустил контроль над безумием гротеска. Теперь он решил отрезвить Борлака, чтобы он нанес последний удар и освободил душу наложницы из темницы тела.

Освобожденный на минуту от постоянной боли, сержант замер, заново осознавая мир вокруг, но его аугметические союзники не ведали боли и избавления от нее. Уцелевшая плеть нашла путь к плечу канониссы, которая так же не ожидала внезапной паузы в бою и не успела встретить столь же внезапную атаку.

Плеть пронзила правое плечо насквозь, выбивая из легких воздух и вырывая из горла крик боли. Неведомо как, но девушке удалось удержать меч, впрочем это не играло роли, так как пустить его в ход, она была не в состоянии.

Дети варпа ликовали, ей казалось, что среди общего гвалта, она различает смех гомункула, он звучал словно на особой ноте, где-то в ее сознании.

Ноги Ристелл подогнулись от сильной потери крови и она упала на колени. Плеть по-прежнему впивалась в плечо и вырвать ее было невозможно, так как она практически состояла из острых жалящих граней.

Наконец девушка увидела силуэт Вормаса, зависший над плечом гротеска, его лицо выражало презрение и Ристелл надеялась, что он настолько полон ненависти, что сам снизойдет до последнего удара и спустится к ней, но этого не произошло.