Warhammer 40000. Катарсис (СИ)

От нее тоже ждали зрелища. Ждали казни загнанной жертвы. Для темных это действительно был достойный финал похода. И вдруг Ристелл вспомнился последний бой сержанта Борлака.

Она ощущала как ингибитор удерживает ее на грани сознания, а маленький цилиндр в боку впрыскивает неизвестный яд под кожу. Вормасу не к чему утруждать себя пояснениями, но задумываться о том, чтобы самостоятельно избавиться от его орудий пыток было чревато еще более тяжелыми последствиями. Едва ли он оставил ей достаточно времени и вероятно ее скоро постигнет участь того несчастного война, которого настигла демоническая статуя.

Дождавшись пока закончатся чествования Слаанеш и Вормас как любой опытный оратор сделает драматичную паузу, для вы-несения приговора порочной наложнице, Ристелл выкрикнула, как когда-то выкрикнул Борлак, но на этот раз взывая не к Ар-хонту кабалы, а к ее серому кардиналу:

- Если ты хочешь боя, то сразись со мной!

Какое-то время ей казалось, что за грохотом барабанов и ликующим ревом детей варпа, ее никто не услышал, но вот голоса стали стихать, давая возможность канониссе повторить свои слова.

Через минуту постамент Вормаса плавно завис над землей в па-ре метров от девушки. Воцарилась тишина и Ристелл почувствовала на себе взгляды тысяч воинов. Ощущая кожей движение демонических глаз на теле и зуд от внимания темных, канонисса понимала, что это ее последний шанс, возможно ее последний долг перед Императором и человечеством.

Каждый воин на трибуне жаждал ее крови и все они ждали ответа гомункула, узурпировавшего власть над кабалой.

Вормас смотрел в глаза медленно пожираемой полипами девушки и улыбнувшись произнес:

- Я был бы рад познакомить тебя с истинным понятием агонии, но я обещал тебе возможность побороться за свою жизнь, - С этими словами, гомункул медленно повел рукой за спину указывая на массивные ворота,

- Ты уже выбрала противника, но если твой старый друг не станет для тебя преградой, я буду в твоем распоряжении.

Постамент гомункула вновь вознес его над ареной, и его усиленный динамиками голос разлетелся среди толпы окружившей арену:

- С того момента, как я поведал вам о трагической гибели нашего Повелителя, многие из вас хотели напоить свои клинки кровью этой демоницы, - Вормас театрально указал на Ристелл, - Но честь эта выпадет ее старому знакомому, которого она сама освободила из клетки, завлекая в ловушку и без того терзаемого мучениями сержанта имперской гвардии.

Последние слова бесспорно должны были ранить Ристелл, но вновь пробудившаяся боль во всем теле не позволила ей задуматься о своей вине. Опустившись на колени, девушка стиснув зубы попыталась вырвать из бока цилиндр с шипованной иглой. Это вызвало новый спазм в мышцах, заставив ее зарычать от боли. По крайне мере теперь она знала, что яд в этой игрушке гомункула был призван лишить ее контроля над собственными мышцами и дать свободу отвратительным полипам. Возможно Вормасу достаточно лишь щелкнуть пальцами, чтобы токсин заполнил каждый сосуд ее тела. Едва ли он планировал для нее победу над сержантом.

- Трус, - Слово едва слышно соскользнуло с ее губ, так как спазмы продолжали выкручивать мышцы. Впрочем, темные воины привыкли к скользкой изворотливости гомункула, а перспектива такого ироничного, захватывающего столкновения и вовсе заставила их забыть о том, что Вормас отверг ее вызов.

Ристелл все также на коленях сидела на песке, прижимая руки к искалеченному телу. Она старалась не замечать копошащиеся демонические глаза, щупальца которых, словно черви пробирались по ее венам.

Она слышала проклятия в свой адрес, глумливые выкрики и угрозы, но все это было лишь отвлеченным шумом, пока совсем рядом вновь не зазвучал до отвращения знакомый голос:

- Реос оставил тебя, забрал ключ и нарушил наш уговор, - Вормас завис на платформе так чтобы Ристелл невольно пришлось поднять голову, но она этого не сделала и по-прежнему смотрела в рыжий песок арены, - Теперь твоя жизнь принадлежит мне.

Гомункул опустился ниже и кончиком пальца приподнял голову девушки за подбородок, заглянув ей в глаза:

- Я бы мог испытать на тебе сотни пыток, но в отличие от своих коллег, я считаю, что лучшие пытки, это те, которые человек причиняет себе сам, испытывая свою душу на прочность.

Он стал медленно подниматься над ареной, затем бросил девушке под ноги тот самый меч, который похоже темные уже прокляли за то, что он побывал в руках людей. Меч, который был в руках Борлака, когда он выступил против Реоса. Он во-ткнулся в песок прямо перед Ристелл, сверкая еще не испившим крови клинком.

- Если этого будет мало, я позабочусь о том, чтобы твоя душа попала в руки Слаанеш.

Канонисса подняла глаза на Вормаса и в них отразилась вся ненависть на которую она была способна. Гомункул лишь улыбнулся и вновь указал ей на ворота, поднимаясь все выше.

Снова зазвучали барабаны и осознав, что речь Вормаса окончена и пришло время боя, зрители вновь подняли гвалт экстаза и жажды крови. Створки высоких ворот стали расходиться, пропуская на арену Борлака - гротеска в полном облачении и казалось в два раза больше, чем он был тогда, в лаборатории гомункула.

Мышцы на огромных руках бугрились от стероидов, впрыскиваемых поршневыми шприцами, приделанными тугими ремнями к плечам. Каждый шаг заставлял сержанта выть от боли и каждый шаг активировал «подарки» Вормаса, делая переродившегося сержанта неуязвимой машиной для убийства.

За все месяцы пленения ни один раб не помнил сражений с гротесками. Темные прекрасно осознавали, что с ржавым кинжалом ни у одного раба нет шансов против подпитываемой агонией мощи этих монстров. Их тела были увешаны капсулами с токсинами, силовыми тросами, по которым, словно по венам, ползли разряды боли. Шипы и иглы делали смертельной любую ошибку, позволившую гротеску приблизится на расстояние меньше двух метров.

Ристелл медленно поднялась с колен. Сейчас, глядя на бывшего сержанта, выросшего до размеров больше космодесантника, она сомневалась, что качество ее клинка имеет значение в предстоящей битве. Девушка осторожно отступила на пару шагов назад, надейся незаметно отыграть какую-то площадь для маневра. К ее удивлению, гротеск так же сдерживался, но бросив взгляд на парящего в недоступной гротеску вышине, гомункула, она догадалась, что Вормас еще не отдал приказ зверю. Он ждал, пока загнанная в угол наложница сдастся и примет смерть. Но теперь, когда она отчетливо понимала, что этот бой последний, ее сомнения и страхи отхлынули. Пробудились навыки привитые эклезиархами, ее сестрами, с которыми она бессчетное число раз вступала в учебные бои. За ее спиной встал опыт безумного сражения на Каураве и все те, кто из него не вернулся. Ристелл не хотела такой смерти, хотя сестер битвы с самого раннего возраста приучают к тому, что их жизнь ни стоит ничего пред светлым долгом служения Императору и Империуму.

Канонисса позволила себе забыть о зуде варп-заразы поразившей ее тело, о ядах, наполнивших вены. Она сделала два шага на негнущихся ногах и сжала рукоять меча выдергивая его из песка. Что-то подобное ей виделось в кошмарах и возможно поэтому сознание не пыталось укрыться в скорлупе паники. Просто пришло время того, чего она ожидала с первых минут плена.

Торс Борлака скрепила черная броня, закрывающая его почти до самой шеи. Сквозь плечи проросли стальные иглы, и Ристелл была уверена, что они так же вымазаны каким-то ядом. От спины и бедер, словно у химер вырастали биотические плети, хищно извиваясь они похоже подчинялись лишь какой-то неведомой демонической силе.

Изуродованное лицо сержанта было предусмотрительно открыто, дабы канонисса могла видеть его сведенные в оскал мукой губы, видеть изуродованное мутациями лицо союзника, которого должна убить или врага, который убьет ее.

Слишком давно она не произносила литаний ярости, не просила Императора о помощи в бою, о твердости духа и руки, сжимающей оружие. Услышит ли он теперь? Невольно сознание всколыхнул другой вопрос. Слышал ли он раньше? Возможно именно сейчас слова Кхана найдут свое подтверждение и его Перышко навсегда останется в мертвых песках Тагентара, отпетое лишь хохотом детей варпа.