Живая статуя (СИ)

— Эдвин, не сочти это моей фантазией, — осторожно начал Марсель. — Но с тех пор, как прибыл в Виньену, я ни разу еще не оставался один…

Он осекся, явно, не зная, как продолжить. Как все это растолковать? Но объяснения были бы лишними. Я отлично понял, что он имеет в виду. Не один, в то время, как в мастерской, кроме него, нет ни души. Кругом пусто, но художник отлично знает, что, несмотря на видимую пустоту, рядом кто-то есть. Кто-то притаился и ждет, или же уже говорит. Может, кто-то уже успел вступить в контакт с предметом своего наблюдения. Я вдохнул спертый воздух в мастерской. В ноздри мне ударили запах красок, масла стружек дерева и холста, и что-то еще, похожее на почти забытый аромат из далеко прошлого.

Я с участием кивнул Марселю. По моим едва шевельнувшимся губам он ясно прочел слово «продолжай!».

— Недавно на улице какой-то незнакомец, как бы нечаянно, толкнул меня и сунул в руку записку. Это произошло там, на площади, в торговых рядах, куда я часто хожу за красками. Тогда был вечер, и в темноте я не успел рассмотреть его лицо.

— Что было в той записке? — спокойный тон давался мне лишь скрепя сердце. Кулаки уже сжимались от горячего желания проучить наглецов.

— Там было сказано, что если я немедленно не расстанусь с тобой, то произойдет нечто страшное, — Марсель немного стеснялся говорить об этом, но я и так понял, что к упомянутой угрозе автор, наверняка, приписал еще несколько и более обидных выражений.

— Где та записка? — если бы только можно было прикоснуться к бумаге, ощутить запах чернил и кожи того, кто водил по ней пером, заметить различимые только для моего глаза отпечатки пальцев и понять, что за сила двигала обидчиком.

— Я ее сжег.

Ответ Марселя меня не удивил, но я все же строго спросил:

— Почему?

Мне хотелось услышать, как он сам опишет свои ощущения.

— Ну… — он помедлил, дрожащими пальцами отвел прядь за ухо и с преувеличенным вниманием уставился куда-то мимо меня, на давно потухший зев камина. — Я, наверное, схожу с ума, но, куда бы я ее не запрятывал, эта бумажка все время попадалась мне под руки. И пока она лежала в ящике стола, мне казалось, что кто-то за мной следит. Знаешь, такое неприятное ощущение, будто чьи-то глаза жадно ловят каждое твое движение, каждый жест и каждую мысль.

Марсель перевел дух и добавил:

— Удивляюсь, как этот проклятый клочок бумаги умудрился не восстановиться из пепла.

— Ты говоришь о нем с таким же почтением, как о живом существе, — невесело усмехнулся я.

— Клянусь, он был живым, — горячо возразил Марсель. — По крайней мере, мне так показалось и камердинеру тоже. Он зашел, чтобы привести в порядок мои вещи, но с комода, где лежала записка, на него свалился канделябр. Я все видел. Видел, как ни с того, ни с сего разбилось зеркало и сильно поранило слугу. Если не веришь мне, то спроси у него, взгляни хотя бы на бинты на его руках и лице, и пусть это будет доказательством. Хотя ты и так, наверное, видишь, что я не лгу.

Тонкие пальцы Марселя на этот раз скользнули к собственному виску, как бы подчеркивая слово «видишь». Вижу ли я, что творится в его мозгу? На этот счет Марсель ни секунды не сомневался.

— Друг моя, твои мысли запутаны так, что самый опытный чародей не отличит в них правду от лжи, — ободряюще улыбнулся я.

— Но ты ведь не чародей, — Марсель слегка сощурился, так, будто сияние, исходящее от моего лица, слепило ему глаза. — Это ведь неправда?

— Почему это слово пугает тебя?

Он пожал плечами, так словно сам не мог этого понять.

— Чародей, — повторил я, будто пробовал слово на вкус. — Так обычно называют того, кто умеет многое из несвойственного людям. Он может то, чего не могут другие и уже за это заслуживает всеобщего осуждение, а в Рошене даже костра.

— Ну, тогда хорошо, что мы не в Рошене, потому что меня тоже стали считать слишком отличным от других. «Не таким, как все», — без стеснения процитировал он что-то из чужих случайно услышанных бесед.

— Ты и есть не такой, как все, иначе бы ты никогда не увидел меня в своей мастерской.

— Ангела во плоти, — прошептал он и не показалось ли мне, что к его обычной интонации прибавилась легкая толика сомнения.

— Или демона, — игриво кивнул я, силясь понять, в чем конкретно он сомневается: во мне или в собственном рассудке.

— Эдвин! — Марсель взглянул на меня с прежней симпатией и легким осуждением. — Разве может все то, что о тебе сочиняют, иметь хоть немного общего с истиной.

— А-а, значит, кое-что ты все-таки слышал, — шутливо обличил его я. — Выкладывай все и немедленно, иначе нам придется совершить долгий полет до пекла.

Он оценил мою шутку и тоже рассмеялся.

— Я слышал многое, но не только от людей, — проговорил он и легко коснулся медальона у себя на шее. — Иногда мне кажется, что я могу понимать язык птиц, и зверей, и…

— И тех послов, которые объясняются на иностранных языках, которых ты никогда не учил, — докончил я за него. — Не беспокойся, такое восприятие мира для тебя в порядке вещей. Помнишь, я сказал тебе когда-то, что это мой дар.

— И ты всех, заслуживших твоего внимания, одариваешь столь щедро?

— И еще щедрее, — кивнул я, вспомнив про Розу. — Я бываю великодушным, но я же жестоко караю, когда это необходимо.

— А кто-нибудь в Виньене знает о том, кто ты есть… на самом деле?

Я отрицательно покачал головой.

— Об этом знал только тот, кто был королем до меня, а для других истина не имеет значения. Они видят лишь то, что хотят видеть, но тот, кто проницателен, все поймет, как понял ты, — я внимательно посмотрел ему в глаза и чуть было не прошептал «ты уже почти обо всем догадался, Марсель.»

Загляни поглубже, загляни в мои глаза, и ты все увидишь. Ты увидишь его и содрогнешься. Его вид заставит тебя с криком выбежать из дворца, пронестись по спящим улицам и скинуться с первого обрыва. Так я сказал бы ему, если б надо мной хоть на миг возобладало злое начало, но этого не случилось. У меня не хватало смелости признаться ему во всем, и поэтому я просто отвернулся, чтобы он сам не смог заметить тень в моих глазах.

— А после того, как сжег посланье, ты тоже ощущал рядом присутствие чужих? — я снова быстро перешел к делу.

— Каждую минуту, — кивнул он. — А иногда я их даже видел.

— Видел? — я насторожился, обычно тайные соглядатаи редко кому-то показывались. — А ты уверен, что это те самые.

— Да. То есть, в них не было ничего такого странного, ни крыльев, ни рожек, ни копыт, даже не знаю, чем они меня так напугали. Просто было в них что-то такое, что резко отличало их от толпы. То есть, это были обычные женщины, рыжеволосые, зеленоглазые, но было в них что-то сразу запоминающееся, что-то страшное… Знаешь, когда я впервые увидел их, то принял за близняшек, хотя лица у них совсем разные. Наверное, мне так показалось оттого, что на них одинаковые платья и прически у них одинаковые. Кажется, что их волосы нарочно спутаны так, чтобы напоминать пряжу.

— Пряжу, — задумчиво протянул я и вспомнил быстро вращающееся, поющее колесо прялки. И шесть женщин, танцующих вокруг нее. И их голоса, и их наставления, и яд, сочащийся из каждого их слова. Встретиться с ними я бы никому не пожелал.

— А у тебя не было больше мыслей о самоубийстве? — я подозрительно посмотрел на окно. Не зовет ли снова его призрачная царица броситься лбом на камни мостовой?

— Нет, — как-то неуверенно пробормотал он. — Но те женщины… они обещают, что меня ждет нечто более страшное. Я с ними ни разу не говорил, но сразу понял, что именно это они хотят мне сказать.

Он замолчал, казалось, уже навсегда. Он не удержался и поведал все то, о чем говорить ему было боязно и неприятно.

— Ты прав, Марсель, тебе здесь не место, — быстро произнес я. — В том темном городе нам двоим будет лучше. И тебе, и мне. Там у меня есть замок. Я столько могу тебе показать, о чем ты даже не подозревал.

Это была безумная идея, но ничего лучшего я предложить ему не мог. Раз в Виньене уже стало небезопасно, то лучше может быть только в моей стране. Там, куда людям ход воспрещен.