Королева воскресла!

Федина Елена Николаевна

Королева воскресла!

Королева умерла. И я была единственной, кто ее искренне оплакивал. Ее несчастное тело еще не было перенесено в фамильный склеп на кладбище, а весь двор уже веселился. Фрейлины вплетали пестрые ленты в пышные прически и украшали черные платья бантами и булавками, музыканты играли вместо реквиема что-то чуть ли не плясовое, а сам наследный принц со своей свитой стрелял во дворе из арбалета по пустым бутылкам, выставленным в ряд на заборе. Звон разбитого стекла раздражал меня даже больше, чем веселая музыка.

Я тихо сидела возле гроба. Лицо у королевы было бледное и измученное, губы искусаны, брови страдальчески надломлены, она и представить не могла, что ее смерть всех только обрадует!

Старый карлик Корби зашел в траурную залу, осторожно прикрыл за собой двери и, убедившись, что кроме меня здесь никого нет, тихо сказал:

— Уходи, Жанет.

— Почему? — спросила я равнодушно.

— Беги отсюда подальше, если хочешь остаться живой.

Он был очень серьезен, этот вечно веселый, забавный карлик. Я кормила его манной кашей и протертой морковью, потому что у него болел желудок, я готовила только для больной королевы, но и его мне было жаль. Наверно, за это он меня и любил.

— Господи! — вздохнула я, — кому до меня есть дело? Можно подумать, что я знаю какую-то страшную тайну! Я слишком ничтожна, Корби, чего же мне опасаться?

— Тебе лучше знать, Жанет, за что тебя ненавидят.

— Кто?!

Он молча отошел и спрятался за ночной шторой. Только потом я услышала шаги. Вошло сразу человек десять: старый герцог Тиманский со своими детьми и племянниками, самое знатное семейство в Лесовии после королевского. Да и самое могучее, пожалуй. Вошли они бесцеремонно и шумно, траур их был весьма символичен, костюмы больше напоминали дорожные, чем похоронные.

Прибыли! Все разом. Кто — прямо из Тимана, кто из своих более близких резиденций. Вошли как хозяева, а наследный принц в это время стрелял по бутылкам. В раскрытые окна врывался звон осколков и пьяный хохот. Бог покинул этот замок, и, похоже, что навсегда!

Я встала и почтительно согнулась в поклоне, но меня никто и не заметил. Они окружили гроб.

— Мертва, — заключил старый герцог, как будто у него были причины в этом сомневаться.

— Царство ей небесное! — как-то на удивление скорбно сказала его дочь Юлиана Тиманская и надолго склонилась над гробом.

Я привыкла думать, что в этой девушке нет ничего человеческого, только безумная красота и надменность. Но что-то дрогнуло в ее душе, когда она увидела тело моей несчастной королевы. Все ее братья и кузены терпеливо молча ждали, когда ей это надоест.

Я жадно, с восхищением и тоской вглядывалась в нее, как голодный оборванец смотрит на кусок праздничного пирога, я слишком редко ее видела, да и то мельком, из-за портьеры или в щелку двери, я была любопытна, как все служанки, и так же, как все, не могла на нее насмотреться.

Юлиана выпрямилась.

— Убить бы этих церемониймейстеров, — презрительно усмехнулась она, — что за платье они на нее надели! И какой кретин ее причесывал?

Замечание было настолько неожиданным и странным, что все удивленно повернулись к ней. Юлиана указала рукой на гроб.

— Она была самой красивой женщиной в Лесовии. Она никогда бы не позволила надеть на себя такое мерзкое платье. Впрочем… все равно она прекрасна, разве нет?

Они всегда были соперницами: уже немолодая, отцветающая королева Мария-Виктория и она, прекрасная дочь герцога Тиманского. Теперь у нее не было больше соперницы, и она решила проявить великодушие.

— Самой красивой женщиной Лесовии, да и не только Лесовии, всегда была ты, — хмуро сказал ее кузен Якоб, и она взглянула на него после этих слов так, как будто возненавидела на всю жизнь.

— Отец! — Юлиана повернулась к старому герцогу, — ее надо похоронить, как полагается. Скажи этому… О, Господи, ну и семейка! Какой кошмар!..

Она имела в виду, конечно, принца Антуана. Она была в тихом гневе. Я осторожно пятилась, но очередь дошла и до меня.

— А ты что тут делаешь? — спросила герцогиня грозно.

— Просто сижу, госпожа.

— Как ты смеешь тут находиться одна?! Твое место на кухне!

— Мое место возле королевы.

— Что?! Ты еще и споришь?! Убирайся во флигель для прислуги, и чтобы духу твоего во дворце не было!

Колени мои подогнулись. Я выскочила из траурной залы, как из горящего сарая.

На кухне, среди знакомых котлов и сковородок, я немного успокоилась. Было шумно, людно и дымно: готовились грандиозные поминки. Ступить было некуда, даже в моем маленьком закутке, где я варила каши, поварята, усевшись на столе, взбивали крем.

Моя подруга Лили, вся мокрая от пота и пара, разделывала большую рыбину. Она вытерла лоб рукавом и посмотрела на меня с завистью: я не подчинялась главному повару, я подчинялась только моей королеве и могла теперь слоняться по дворцу всеми забытая и никому не нужная.

Я сняла с табуретки кастрюлю с очищенной свеклой и села рядом с Лили, мне казалось, что я устала больше нее, будто на мне возили воду.

— Тиманские приехали…

— Да? И герцогиня Юлиана?

— Ага…

— Хоть бы одним глазком на нее посмотреть!

— Она в черном платье. Зашнурована до самого подбородка. Волосы бронзовые, вот такими локонами…

— А глаза?

— Злые!

— Ты что? Не может быть. Говорят, она такая добрая!

— Это королева была добрая. Она одна. Больше таких не будет.

Лили отложила рыбину и наклонилась ко мне.

— Побойся Бога, Жанет! Ты живешь как во сне и ничего не видишь! Да тебе каждая собака скажет, что такой жестокой и развратной бабы, как твоя королева, во всем мире не сыскать!.. Царство ей небесное… Ну что ты так смотришь? Спроси любого. А то, что с тобой она была ласкова, так, наверно, были причины.

— Какие причины, ты о чем?

Лили не ответила и снова взялась за рыбу.

— Конечно! — продолжала она ворчливо, как торговка на площади, — поняла, что жить осталось недолго, так про Бога вспомнила! В церковь зачастила! Ходит, глазки потупив! Просто ангел во плоти… Но Бог эту стерву все равно не простит!

— Лили!

— Да вот хоть розы! Скажи, какого дьявола она приказала выкорчевать все розы? Посмотри, что стало с парком!.. Да что там, с парком! Посмотри, что стало с Лесовией! Ну да ничего, новый король наведет в стране порядок!

— Ты так говоришь, Лили, потому что королева умерла, — сказала я с отчаянием, — а принц Антуан жив. Хотя всем понятно, что никакого порядка этот кретин не наведет. Мертвых хулить не опасно, они не воскреснут!

— Замолчи, — почти шепотом проговорила Лили, — замолчи, Жанет. Все знают, что ты блаженная, но даже тебе такие вещи говорить не стоит. И вообще, лучше бы тебе отсюда убраться подальше.

— Почему? — насторожилась я, второй раз сегодня меня предупреждали об одном и том же.

— Ты меня спрашиваешь? — искренне удивилась Лили.

— А кого мне еще спрашивать?

— Тогда, голубушка, сначала ответь: за что тебя так любила королева?

— Она меня не любила, она просто пожалела меня.

— Кто? Мария-Виктория? Пожалела? — Лили выразительно усмехнулась, она не допускала мысли, что королева могла кого-то пожалеть, она ни за что бы мне не поверила!

— Да. Она была очень одинока и несчастна, — сказала я, понимая всю безнадежность этих слов: никто, решительно никто не любил мою несчастную королеву! — она была одинока… И я тоже.

— И что?

— И ничего. Я готовила ей диетические блюда, сама пробовала, чтобы не отравили, убирала в ее кабинете и в спальной. Она со мной почти не разговаривала. Я была для нее никто, просто служанка.

— И поэтому она приставила к тебе охрану и велела не спускать с тебя глаз?