Королева воскресла!

Я проснулась как от кошмара и долго еще ошарашенная сидела на кровати, не понимая: сон ли это или приступ ясновидения. Я слишком хотела помочь Зариху, последние несколько дней я только и жила этой мыслью: как бы достать ему его бумаги? Я помешалась на этой мысли. И вот, то ли Бог меня услышал, то ли я, потеряв память, приобрела взамен какие-то необычные способности, но у меня не осталось сомнений, что бумаги в кукле с голубыми волосами.

Вечером я всё рассказала Лесли. Не знаю почему, я доверяла ему безгранично. Наверно, потому что довериться было больше некому. Он отнесся к моему сну серьезно.

— Я верю, — сказал он, — что если чего-то очень захотеть, — то это когда-нибудь сбудется. А ты вообще человек очень странный, Жанет.

Он угощал меня лесными орехами и поил травяным чаем. Мне было очень уютно на этом богом забытом чердаке с сундуками, полками, клетками…

— Ты что-нибудь узнал обо мне?

— Почти ничего. Зато я много думал.

— И что ты надумал?

— Ничего хорошего, Жанет. Я склоняюсь к мысли, что тебе лучше не вспоминать того, что с тобой случилось.

— Почему?

— Да потому что ты наверняка была свидетелем чего-то ужасного. И, может быть, не только свидетелем, но и участником. Ты говоришь, что тебе первое время было не по себе?

— Мне и сейчас не по себе!

— Тоска, беспричинное волнение, тяжесть на сердце… Святой Робин тебе не объяснил, что это такое, а я объясню.

— И что же это?

— Это совесть, Жанет.

— По-твоему, памяти нет, а совесть есть?

— Да! Тебя терзают муки совести, а ты даже не знаешь почему!

— Господи, — прошептала я, — что же я такого натворила?!

Лесли подлил мне кипятку из чайника и подвинул банку с вареньем. Он смотрел на меня с откровенной жалостью.

— Впрочем, это только мое мнение, — улыбнулся он, — а я простой глупый птицелов.

Я бестолково водила ложкой по банке и понимала, что он прав. Да, всё было именно так. Я видела что-то ужасное, из ряда вон выходящее. Потом меня убрали как ненужного свидетеля. Не из страха, а так, на всякий случай. Бедной прачке всё равно бы никто не поверил. Я оказалась слишком ничтожной, поэтому до сих пор живу.

— Я хочу всё вспомнить, — сказала я тихо, но твердо.

— Лучше не надо, — покачал головой Лесли.

— Я хочу всё вспомнить, — повторила я упрямо, — иначе я никогда не избавлюсь от этого кошмара!

— А если там такое, от чего можно сойти с ума?

— Неизвестность хуже всего, как ты не понимаешь?

— Я понимаю одно: если б это не было так страшно, ты бы давно все вспомнила. Ты боишься. Понимаешь, ты неосознанно этого боишься! Это твоя защита…

— Я уже ничего не боюсь, Лесли, — вздохнула я, — и куклу эту я уже вспомнила. Да-да, я не сомневаюсь, что я сама видела, как в нее прячут бумаги.

— В таком случае, далеко же тебя занесло!

— То есть?

— Где может находиться кукла герцогини Юлианы? Уж наверно, в ее родном доме, в Тимане, в родовом замке.

"Дальняя предстоит дорога", — подумала я с тоской, — "в суровый, заросший вековыми лесами Тиман!"

— Да, это очень далеко, Лесли…

— И когда ты там успела побывать?

— У нас в Тимане тетка живет…

Лесли задумался, потом посмотрел на меня и сказал:

— Ну что ж! Надо ехать, Жанет.

Я не поверила своим ушам.

— Ты хочешь ехать со мной?

— А ты собралась одна?

— Да…

— Не выдумывай. Ты и костра-то в лесу не разведешь. Тиман — это тебе не Алонс и не Лемур!

— Лесли, неужели ты ради меня потащишься в такую даль?

— Так уж и ради тебя! — улыбнулся он, — ради Лесовии.

— Знаешь, — сказала я, сияя от радости, — а у меня есть деньги! Целый кошелек! Нам хватит на дорогу.

**************************************************

******************

Если б не Лесли, я бы двадцать раз уже пропала! Дороги кишели разбойниками и отрядами нетерпеливых белогорцев, которые, не дожидаясь войны, уже грабили Тиман. Я доверилась ему слепо и во всем. Я даже чуть-чуть влюбилась в него, потому что сила и ловкость мужчины, от которого полностью зависишь, не может оставить равнодушной.

Впрочем, влюбляться в Лесли было почти так же безнадежно как в Зариха. Он не был принцем, но по-своему знал себе цену, и я была для него просто маленьким дружком, неуклюжей беспомощной обезьянкой, которую он заботливо оберегал от всех ужасов дальней дороги.

Женщины обращали на него внимание везде: на рынках, в придорожных корчмах, в гостиницах… и никак не могли понять, почему он проводит время с такой дурнушкой.

В одной гостинице дочь хозяйки его все-таки соблазнила. На ночь он оставил меня одну. Пожелал спокойной ночи и закрыл за собой дверь. Что тут со мной началось! Полночи я давилась слезами оттого лишь, что никто не хочет замечать во мне женщину! Все видят только маленькое, кривоногое, лопоухое, бесполое существо! Ушел! Счастливый и довольный! Ему даже в голову не пришло, что я могу обидеться.

Меня всё время преследовал кошмар: Лесли и эта бледная желтоглазая поганка в его объятьях. Хорошо ей сейчас, наверно! И за что ей такое счастье? Ничего, завтра уедем, и она его больше никогда не увидит!

Утром она смотрела на меня с чувством бесконечного превосходства. Она меня презирала, она смеялась надо мной, или это мне так казалось?

Следующую ночь мы провели в лесу, в шалаше из еловых веток. Лесли уснул сразу, а я еще долго лежала, прижимаясь к нему и думала о том, что в первый раз в жизни обнимаю мужчину, и он мне нравится, и я могу погладить его выгоревшие льняные волосы и положить ему руку на грудь, и уткнуться носом ему в плечо, и представить, что он мой. Да, пока он спит, он мой! Потом я ужаснулась от мысли, как мало мне надо! Хоть бы он обнял меня что ли! Да что же это такое!

Лесли потянулся, но продолжал крепко спать. Я осторожно наклонилась над ним и коснулась его губ своими губами. Ну не убьет же он меня, если проснется! Один робкий поцелуй за всю жизнь, предыдущую и последующую, неужели это так много?

— Спи, — сказал он, не открывая глаз, и я зарылась лицом в куртку, служившую подушкой.

И жуткая тишина повисла над лесом, и никогда еще мне не было так одиноко и тоскливо в этом мире. Я была готова бежать куда угодно, в черноту, в бездну, на съедение волкам, утонуть в болоте, только бы не слышать этого отталкивающего "Спи"…

Мы были уже в самом центре Тимана. Это был совсем особый мир, со своими волчьими законами. Здесь никому не было дела до того, что существует столица с ее изысканной, утонченной жизнью, что с дамами почтительно раскланиваются, что грубая ругань неприлична, что огромные ботфорты выше колен уже вышли из моды, что во время еды не чавкают, а перед сном умываются… Так получилось, что лесами добираться было безопасней, чем по дорогам. Мы береглись не столько от разбойников, сколько от хамства, которого Лесли не выносил и всё время норовил ввязаться в драку. Один раз он вышвырнул за дверь корчмы какого-то пьяного верзилу, который ко мне приставал, а потом мы еле унесли ноги от толпы его приятелей с топорами.

— Дикая страна, — смеялся он потом, когда всё было уже позади.

В лесу я быстро одичала. Лесли ловил птиц и стрелял зайцев, я жарила мясо на вертеле, собирала ягоды, и сама уже не верила, что жила когда-то во дворце. Все ужасы остались где-то далеко. В лесу не водились привидения, и можно было проснуться утром и не задаваться жутким вопросом: кого найдут мертвым на этот раз?

— Лесли, а может, я всё выдумала? — спросила я однажды, в минуту блаженного затишья, — может, всё гораздо проще? Просто много совпадений? Шел какой-то разбойник, ударил меня по голове, отобрал мою сумку с продуктами и скинул меня с моста, чтобы не вопила. И никто мне не угрожал, просто Корби показалось, что кто-то меня ненавидит. И розы сами завяли. Может же такое быть? И королева просто бредила… и кукла мне просто приснилась! Нет там никаких бумаг. Да и куклы самой нет…