Королева воскресла!

Зарих не ответил, только усмехнулся, но я по его глазам поняла, что он не только верит, но и знает гораздо больше меня. А я могла бы сразу догадаться! Стал бы он иначе меня выслушивать!

— Это бред, — сказал он жестко, — забудь об этом, детка, и никому не рассказывай. А королеву завтра отнесут в фамильный склеп, и все пойдет своим чередом.

— Ваше высочество…

Он подошел к окну, отдернул тяжелую занавеску. Мне показалось тогда, что на плечах у него лежит каменная плита. Если бы он мне доверился! Если бы он мне тогда доверился! Если б мы соединили обрывки того, что знаем!

Но об этом не могло быть и речи. Я и так переступила все нормы приличия, высказывая ему свои крамольные мысли. Я была ничто, и мне предлагалось не лезть не в свое дело.

— Ступай, — сказал он, не оборачиваясь.

Я лихорадочно рылась в своей короткой памяти, я должна была ему помочь! Хоть чем-то! Что-то ведь пришло мне в голову, когда я шла к себе из траурного зала, и если б не эти розы… О, Боже, ну конечно!

— Ступай, я сказал.

Я встала.

— Хотите знать, где ваш Алигьери?

— Что?

— Алигьери из Стеклянного Города.

— Говори.

— Он в Приюте. Его там называют брат Осип. Только он вам вряд ли пригодится: он уже давно никому не предсказывает судьбу.

****************************************************************

**************************************

Похоронная процессия прошла через весь город к Королевскому кладбищу. Там хоронили только самых знатных вельмож Лесовии. Я тупо шла в разноликой толпе среди склепов и могил. Ни у кого на лице не было не то что скорби, а даже простого огорчения. Только у меня и у Зариха. Недовольство и раздражение было на прекрасном лике герцогини Юлианы, но тут, я догадывалась, были совсем другие причины.

Одна из фрейлин, хохотушка Молли Моури, находила уместным даже посмеиваться во время панихиды! Она была одной из любимиц Антуана, поэтому ничего не боялась. Сам Антуан еще не протрезвел после вчерашнего, он громко разговаривал со своими приближенными и даже не счел нужным слезть с коня. Свою мать он провожал в последний путь, сидя в седле. Как только ворота склепа закрылись, он надел шляпу и натянул поводья.

— Всё, хватит с меня!

Толпа торопливо расступилась, потому что ни он, ни его любимцы под ноги своим коням не смотрели.

— Хорош! — сказала Лили, когда я оттащила ее за локоть подальше от дорожки.

— Скотина, — добавила я.

Антуан был, пожалуй, даже красивей своего брата Зариха. Он был в мать, синеглазый, с черными как уголь волосами, высокий, гибкий, но свою красоту он пропил, он утопил ее в своей брезгливости и хамстве. Лично я, да и не я одна, видела в нем только самодовольное грубое животное.

Кладбище опустело быстро, вслед за наследным принцем уехали Тиманские, Алонские, Тарльские и другие высокие гости. Зарих со своей свитой тоже исчез. На Ратушной площади мы расстались с Лили, она пошла во дворец, готовить стол для поминок, а я направилась к себе домой.

Наш дом был на окраине города, в ремесленном квартале, окна и дверь выходили на маленькую темную улочку, на которой все время пахло гнилой капустой и чесноком. Всё мое существо протестовало против такой убогости и нищеты! Я переступала порог родного дома, скрепя сердце, что там можно было увидеть, кроме пьяного отца в углу на соломе, чумазых сестер за шитьем и измученной матери над корытом, с мыльными руками, потным лицом и мокрой грудью.

— Жанет! Доченька!

Она была в лучшем своем платье, сестры облепляли ее со всех сторон и довольно улыбались. Я не поверила своим глазам: они с роду мне так не радовались!

— Что случилось? — изумилась я, — у вас что, праздник?

— О, Жанет, ты еще спрашиваешь? — мать вся светилась от радости, счастье красило даже ее, я впервые заметила, что она не такая уж старая и некрасивая женщина, — я всегда знала, что ты у меня замечательная дочь! Я знала, что ты любишь нас!..

— Конечно, люблю, — пробормотала я.

— Спасибо тебе, Жанет! Три тысячи золотых дорлинов! Я до сих пор не могу поверить! На эти деньги можно купить целый замок!

— Какие деньги?!

— Твои.

— Вы что, с ума все посходили? Откуда у меня такие деньги?

— Как? — мать оттолкнула сестер в разные стороны и побледнела, — разве это не ты передала нам кошелек? Неужели это ошибка?!

Я подставила под себя табурет и осела на него. В ушах зашумело. Кошмар не кончался!

— Как всё было, расскажите.

— Пришел человек, передал кошелек и сказал, что это от тебя. Вот и всё.

— И вы не удивились?

— Удивились, конечно… Но ведь королева умерла, она могла оставить тебе…

— Могла! Только в том случае, если я ее внебрачная дочь! Но тебе-то, надеюсь, прекрасно известно, что это не так?

Мать бестолково хлопала глазами. Меня просто мутило от негодования, я злилась на них за то, что они не могли понять и объяснить мне, что происходит. Они только глупо радовались!

Боже, кто сказал, что я их люблю? За что мне любить их? Я их почти не знаю! Не помню! Да, я на них похожа, с матерью мы почти на одно лицо, на редкость некрасивое, но ведь это всё! Я человек без прошлого, и это ужасно!

— Вот что, — сказала я угрожающе, — советую вам не тратить из этого кошелька ни одного дорлина.

— Но, Жанет…

— Потому что это какая-то ошибка, и за кошельком в любую минуту могут прийти. И горе вам, если вы попытаетесь эти деньги присвоить.

Мать запричитала, а сестры расплакались: в мечтах они уже видели себя богатыми невестами! Сколько радости было в этом доме до моего прихода!

— Не отдам, — зло сказала мать и плотно сжала бледные губы, лицо ее снова стало старым и некрасивым, — и не указывай мне!

Спорить с ней было бесполезно, она была упрямая, обозленная на жизнь, недалекая женщина.

— Ладно, — я безнадежно махнула рукой, — делайте, что хотите, — я вас предупредила…

Потом мы молча ели фасолевый суп. Сестры стучали ложками и косились на меня с каким-то подозрением. Когда они наконец ушли в свою комнату, я отодвинула тарелку и спросила:

— Мама, может вы от меня что-то скрываете?

— Что мы скрываем? — сразу ощетинилась она, — что нам от тебя скрывать?

— Кто я?

— Ты? Странный вопрос! Ты моя дочь.

— Это правда?

— Если не веришь, посмотри на себя в зеркало!

— Спасибо, я смотрелась…

С ней трудно было разговаривать, она сразу начинала раздражаться и ничего не хотела слушать. Я поняла, что ничего от этой женщины не добьюсь. Она получила деньги, и больше ее ничто не волнует.

— А с какими-нибудь знатными людьми я дела не имела?

— Ты-то? Не смеши меня, Жанет. У тебя даже платья приличного не было, чтобы выйти в люди.

— А что со мной было в тот день… Ну, когда меня нашли под мостом? Только поподробней, мама. Пожалуйста!

— Вот пристала! Могла бы и сама вспомнить.

— Но я же не помню!

— Доктор сказал, что ничего страшного с твоей головой не случилось. Ты просто не хочешь!

— Мама, я хочу, — сказала я сквозь зубы, мне хотелось убить эту глупую, злую женщину, — я очень хочу.

— Ну что тебе сказать? — усмехнулась она, — ты сохла по Лесли. Он тогда сидел без денег, ты собрала сумку с едой и потащила этому голодранцу. Мы еще поругались с тобой тогда. Ночью ты не явилась, к нему ты не дошла, а утром тебя выловили из полыньи полумертвую. Так что, где ты шлялась всю ночь, вспоминай сама.

— Надеюсь, на Лесли никто ничего не подумал?

— Нет, у него в ту ночь была целая компания, и все как один говорят, что ты там даже не появлялась. Его счастье!..

— А сумка? Куда делась сумка с едой?

Мать зло сверкнула на меня желтыми заплывшими глазами.

— Хотела бы я это знать!

Я встала, я больше не могла ее видеть.

— Мне, наверно, скоро придется уходить из дворца, — сказала я, — да и вы теперь богаты. Так что больше не присылай ко мне Катрин за продуктами.