Янтарин

Катерина Шишканова

Янтарин

1. ВРЕМЯ ВЫПЛАТЫ ДОЛГОВ

— Интересный сегодня закат, — шепнула молодая королева, мружась на рубиново-алое закатное солнце, точно кошка. — Ветреный.

— Да, погода меняется, — согласился король, задумчиво вглядываясь в расплавленный горизонт с увитого вьюнками балкона. Где-то там усталые воины впервые за долгое время спокойно кормили комаров, оставив без поживы ненасытную Морту. Где-то там… интересно, что сейчас делает Диметрий: правит свои доспехи, молча, сосредоточенно тюкает по выгнутым пластинам чем-нибудь тяжёлым, не желая отдать их на починку мастеру, как в детстве, когда непременно желал всё делать сам, даже штопать собственную рубаху, или, вымотанный и замученный, спит в палатке какого-нибудь воина, обнаружившего начальство под каким-нибудь деревом и притащившего его на собственном горбу.

— Первый спокойный вечер за целый месяц, — вкрадчиво доложили сзади. Бледный темноволосый мужчина с чуть желтоватым вампирьим взглядом появился в комнате тихо и как всегда неожиданно. Тоже решил насладиться закатом и "выполз в люди", как непременно бы съязвила Фелиша. Впрочем, вредная девчонка язвила всегда, везде и по любому поводу. Если, конечно, рядом не было старшего брата, следившего за поведением сестрицы куда пристальней любых нянюшек и гувернанток. Пока не ушёл воевать.

Королева едва слышно ойкнула, залилась румянцем и поспешно отстранилась от мужа. Никак не привыкнет к своему положению при дворе. Ну, и к новому положению вообще. Король посмотрел на едва округлившийся животик супруги, тихонько улыбнулся в седеющие усы. Седина в бороду…

— Добрый вечер, Веллерен, — правитель отошёл от окна, неодобрительно взглянул в сторону потревожившего его покой субъекта. — Чем обязан твоему присутствию?

Веллерен склонил голову, вроде как в почтительном поклоне, но на самом деле всего лишь убрал тёмные патлы с глаз, дёрнув головой чуть импульсивней, чем следовало бы. Старый, потому такой наглый, хотя позволяет подобное только в присутствии самых близких. Вампиры не все такие, просто этот исключение даже из исключений. При дворе он обретался уже больше века, делясь бесценными советами, а частенько и почти бескорыстными поступками — обычно, тёмными и с запахом крови, поэтому знали об этих его услугах очень немногие. Для большинства Веллерен занимал пост советника, но действительно совета у него просили очень не часто, предпочитая обходиться без столь радикальных методов.

— Решил погреть старые кости. Дай, думаю, хоть взгляну мельком, что на улице творится. А тут вы с супругой, — Веллерен отвесил ещё один поклон, на этот раз чуть более душевный, хотя к трёхсотлетнему существу, когда-то вырезавшему целые деревни голыми руками, выражение "душевность" подходило так же мало, как к Фелише — "совестливость".

— А в мой кабинет вы попали волею злого рока и козней моей младшей дочери, — усмехнулся король.

— О, что вы, что вы?! Фелиша просто ангел, — вампир поморщился, — особенно, когда её удаётся удержать от огнива и пороха. Или хотя бы от алхимического террариума. Я здесь действительно из-за заката, мой король. Он… таит в себе нечто.

— Умоляю, не надо этой мрачной таинственности, — не хуже Веллерена поморщился король. Что с вампира взять, только бычью кровь хлестать горазд. И не слишком утруждая себя любезностями — привычка, позаимствованная у того же Веллерена — попытался спровадить нежелательного собеседника восвояси. Не вышло. На замечание "Вечер-то какой чудесный, пойдём, Милли, душа моя, свежим воздухом подышим", поганый вампирюга невозмутимо заметил, что воздух спёртым может быть только в склепе, посему наслаждаться им можно и в помещении.

— Простите мне мою дерзость, Ваше Величество, я искал вашу супругу. Госпожа, хочу узнать, что вы чувствуете.

Королева ещё больше покраснела под взглядами мужчин. Дар эмпатии, упорно развиваемый в ней всё тем же Веллереном, был слабым и плохо поддавался контролю, но даже такой, чахлый и непредсказуемый, был предметом зависти всех соседних держав. А уж заполучить его обладательницу себе в королевы… скольких же богов пришлось умаслить и от чего отречься, чтобы добиться желаемого? Лучше бы разглядели в эмпате испуганную девчонку, а не беглую рабыню, а уж там и карты в руки. Возможно, Милли откликнулась на чувства короля, приняв их за собственные, может, действительно полюбила самостоятельно, кто их, эмпатов, разберёт. Зато лучшей жены нельзя и желать — добрая, мягкая, умная. И дети от неё в восторге. Даже привередливая Фелиша.

— Ну, я чувствую что-то… настораживающее.

Веллерен хмыкнул. В этом вся Милли — даже закоренелого преступника, вырезавшего целый табун единорогов, прежде чем его скрутили, постаралась оправдать, а потом целую неделю ходила с опухшими веками и красным носом, пока известие о беременности не подняло настроения. Самая жестокая характеристика в её устах — настораживающее, угнетающее.

А вот старый вампир почувствовал неладное даже сквозь стены палаца. Можно назвать интуицией, можно предчувствием, дурным настроением, но мёртвая кровь его забурлила, требуя немедленных ответных действий.

— Милли, сердце моё, — король подошёл сзади, положил руки ей на плечи, стараясь успокоить и влить хоть немного сил. — Что там? Что происходит?

Разноцветные глаза его жены неожиданно затуманились, воронёные ресницы дрогнули и из-под них брызнули слёзы.

— Мой господин, — тихо прошептала она и, рыдая, упала на руки мужа.

Жаба осторожно высунулась из-под кувшинки, вопросительно раздула горло, но квакнуть не успела — плоский камушек свистнул по водной глади, поприветствовав земноводное точно между выпученных глаз.

— Есть! — Медно-рыжая девчонка с россыпью мелких бледных веснушек на вздёрнутом носу победно вскинула руки, отмечая победу. — Шесть из пяти.

— Почему шесть?

Рыжая обернулась, смерила взглядом янтарных глаз фигуру, такую же рыжую. Точно такую же до последней веснушки, если не считать того, что эта принадлежала хмурому мальчишке-подростку.

— Потому что перед этим двух зацепило одним снарядом, — задиристо откликнулась девчонка, задирая длинный подол уже подмоченного платья до колен и завязывая его в объёмный узел. Но разуться не успела. Её брат вздохнул, шагнул в воду прямо в сапогах, тут же сыто хлюпнувших водой, подобрал плавающую кверху брюхом жертву подлой атаки из пруда, помассировал пальцем бледное брюшко.

— Дышит? — жадно подалась вперёд девчонка. Жаба поспешно перекочевала за спину.

— Нет.

— Врёшь. Я же вижу — у тебя кончик носа покраснел.

— И что? — мальчишка на мгновение свёл глаза — такие же глубокие и янтарные, как у сестры — на кончике вздёрнутого носа. — Зачем она тебе?

— А тебе? — она хитро улыбнулась. — Как ты вообще жабу в руки взял, они же скользкие и с бородавками.

— С тобой же я как-то вожусь, — за спиной поспешно опустились рукава, что не укрылось от внимания девчонки.

— Отдай, а? По-хорошему прошу, Феликс.

Феликс тяжело вздохнул, обречённо зажмурился и замотал головой. Его сестра гаденько улыбнулась, подло ткнула брата в живот и тут же прыгнула ему за спину, выцарапав квакающую жертву произвола из его пальцев.

— Фелль!

— Какой ты всё-таки пресный, — удовлетворённо заключила она.

— А ты предсказуема, — огрызнулся он.

— Это почему?

— Потому что от тебя никто не ждёт ничего, кроме гадостей.

— Почему же ты со мной, такой ужасной, водишься?

Совершенно не интересуясь ответом, Фелиша присела у берега, не выпуская из рук многострадальной жабы. Взгляд её метался по жухлым прошлогодним листьям и мелким веточкам. Феликс ещё раз вздохнул, но никуда не ушёл. Присел рядом.

— Опять погребальный костёр устроишь?

— Не-а, надоело уже. Хочу найти соломинку.

— И?..

— И надуть. Только не спрашивай через что, поверь мне — не через рот.