Янтарин

— Нет. Не твоя, — соскользнула с кровати и растворилась в темноте замковых коридоров.

Феликс осторожно разжал тонкие хрупкие на вид пальцы сестры и вытащил здоровенную книгу в кожаном переплёте с тиснёными заковыристыми буквами на обложке: "Воины-фениксы. История". Склонился и подул в ухо. Фелиша заворочалась, открыла воспалённые с ночи глаза, недоумённо хлопая ресницами.

— Тьфу, болван, — сквозь зубы процедила принцесса, ощупывая отпечатанные на щеке полосы. — А если бы я огнём пульнула?

Он пожал плечами, протянул ладонь, на которой тут же образовался комок воды.

— Без комментариев, — она вздохнула, отсаживаясь на кровати и давая место брату. Тот растянулся рядом.

Так они сидели-лежали много минут, пока солнце не сменило утренний полыхающий огненный наряд на более спокойный лимонный. Фелиша молча перебирала волосы брата. Тот задумчиво мурлыкал любимую мамину песню. Когда-то давно, вечность назад, они удирали в городской парк к пруду, чтобы просто побыть одним. Там порхание стрекоз и кваканье лягушек не мешали сидеть и молчать. Они были малы и беззаботны, впереди лежала целая вечность, чтобы сказать друг другу все те вещи, о которых они так дружно молчали. Теперь молчание было слишком пустым и болезненным. Перед ним действительно лежала вечность. Она же должна была остаться мимолётным вздохом где-то в самом её начале. Но сейчас, в наполненной утром и рассветом спальне, эта вечность ещё не раззявила бездонную пасть и не поглотила укутанный розовой поволокой воздух в воспоминаниях.

— Я возвращаюсь домой, — сказала она.

Он спокойно поднял на неё глаза. Правильно, чему удивляться, когда путей и дорог в его уже нечеловеческом мозгу отпечаталось десятки миллиардов? Он знал их все — все нехоженые тропинки и наезженные тракты, которые однажды должна будет пройти его сестра. И всё же со всем своим всезнанием он мог знать только следствие, но никак не причину поступков.

— Папе нужен кто-то хотя бы до тех пор, пока не подрастёт малышка.

— Или малыш.

— Скорей всего, оба, — заметил Архэлл, входя в спальню и без особых церемоний распихивая близнецов, чтобы втиснуться посередине.

— С чего ты взял? — недовольно поджал губы Феликс.

— Потому что десять минут назад прилетел голубь с известием. Поздравляю, у вас ещё на одних брата и сестру больше.

— Абзац! — пробормотала Фелиша. — Пожалуй, стоит передумать свои планы на будущее.

— Всегда пожалуйста. Сегодня у меня охота на гарпий. Приглашаю.

— Чур, я на Матильде!

— А мы?

— А вы — на охоте.

— Зануда.

— Провокаторы.

— Ребят, — Архэлл неожиданно обнял взъерошенных близнецов, притягивая ближе к себе. — Всё-таки здорово, что мы все родились и однажды встретились.

Фелиша и Феликс переглянулись.

Да, судьба уже раскидала каждому карты и разъединила пути, но здесь и сейчас они были вместе и новый день встречали такие же молодые и беззаботные, как и вечность назад.

— Да, это действительно здорово…

P.S. Драконья чешуя блеснула в первых лучах солнца, заиграв всеми оттенками золотого, разбилась тысячей вспышек. Пламень недовольно покосился на сидящего между спинных пластин мужчину с теми же ядовито-золотыми глазами, что и окраска его шкуры. Волосы в очередной раз сменили цвет, полыхнув почти малиновым, отразившись от расписанного зарёй неба.

— С-сволочь ты вс-сё-таки, — проникновенно заверил дракон.

Мужчина ухмыльнулся.

— И без тебя в курсе.

— Ч-щем ты не угодил в этот раз?

— Сказал, что предпочитаю драконов.

— Извращ-щенец.

— Она тоже так решила.

— И ты опять удрал, — с непередаваемым оттенком злорадства и жалости констатировал Пламень.

Его собеседник потянулся и откинулся на спину, любуясь светлеющим небом.

— Она не пропадёт, — наконец сказал он.

— Конечно, — охотно согласился золотой дракон, прорываясь сквозь полупрозрачное серебристое облако. — Ты ведь ос-ставил ей с-свой драный плащ. Неужели нельзя было с-сотворить оберег более приемлемым для человечес-ского глаза?

Мужчина хмыкнул.

— Она во всяком случае не возражала.

Глаза его непроизвольно метнулись к стремительно удаляющемуся замку. Дракон усмехнулся, заложил вираж, прощаясь с приветливой уютной Новой Валенсией.

— Куда теперь?

— К Сердцу Гор. Там остался мой меч и, возможно, какие-нибудь зацепки, где искать Мортемира.

— Диметрия, — тихо прошипел дракон. — Он с-сменил имя, как и ш-шкуру.

— Да, его любовь к смене шкур сродни змеиной.

— Кс-стати о з-смеях и их ш-шкурах, а когда ты расскажешь ей?

— Что?

— Ч-што на самом деле ты не с-сдох, Янтарин!

Золотые глаза сузились, сквозь обветренное временем лицо проступили черты огненного золотоглазого подростка, принёсшего однажды в горный храм янтарную каплю.

Огненный бог задумчиво провёл рукой по скуле — шрам исчез после активирования звезды, но рука по-прежнему тянулась загладить все неровности и бугры. Шрамы — это память, а богам нельзя помнить слишком много, иначе они не выдержат и однажды сломаются. Как уже случилось когда-то.

Он посмотрел на зелёное море леса внизу. Нерререн уже почти зализал раны, оставленные драконьим отрядом — Мать Земля пробудилась, откликнувшись на призыв своих непутёвых детей. Его раны тоже зажили. Звезда ли помогла или он сам наконец решил избавиться от памяти?

— Когда-нибудь, брат мой… когда-нибудь…

Пламень оскалился в клыкастой ухмылке и повернул к Янтарному краю.

Отшумели великих деяний века,

Позабыты герои прошедших времён.

Время стёрло из памяти их имена,

Звон мечей, песни рога, сияющий трон.

Только ветер — свидетель минувших боёв,

Гулко взвоет в полях, где седеют курганы.

В пыль рассыпалась память мерцанья корон,

Где стояли дворцы — ныне там котлованы.

Слава прошлого призрачна и неверна,

Благодарность потомков — лишь песнь менестрелей.

Плачет иволга, туги о прошлом полна.

Вот и всё, что осталось от древних напевов…