Дикая охота. Колесо (СИ)

Крохотная звездочка, зависшая в непроглядной темноте, искорка сияния, недвижимая и звенящая тишиной.

Бессмертный дал илеванне мир.

Глубокое озеро, до краев заполненное молочным туманом – и та самая звездочка, тонущая в нем. Громадное дерево, под тяжелым корнем которого распускается хрупкая фиалка. Болотный огонек, сонно выныривающий из перепутанной сети росных трав и колеблющийся в воздухе так, словно озирался по сторонам.

Мара любовалась ее рассказом. Образы перетекали так плавно, словно ручеек, огибающий гладкие камни. Иль-вэане не шевелилась, даже не дышала, и в бледном лунном сиянии сама казалась видением. Только протяни ладонь, дотронься – и она растает, ускользнет из-под пальцев, как дым. Сейчас вокруг них расплескался покой, такой глубокий и незыблемый, что Маре казалось, будто она сама стала древней, вечной. Образы все мелькали перед глазами, и за всей их яркой круговертью ведьма ощущала лишь одно: присутствие своего бога, его мощную, твердую силу.

Когда последнее видение размылось и отступило куда-то в темноту, Мара очнулась. Ощущение собственного тела было непривычным – впрочем, так всегда бывало, что удивляться-то. Иль-вэане, сидящая все так же неподвижно, смотрела на ведьму, и в тумане ее глаз Мара видела угасающие звезды.

Я хочу уйти в сон, ведьма.

Луна, в предрассветной дымке опускающаяся на мягкую перину облаков и кутающаяся в нее.

Мара кивнула, направляя к духу поток тепла и благодарности. Иль-вэане приняла его легко и поднялась с кочки, отступая назад. Болотные духи никогда не поворачивались спиной, и «сокрытая в туманах» шла спиной, не отрывая взгляда от лица ведьмы.

Приходи к илеванне еще, ведьма. Илеванна расскажет много.

Приду, древняя.

Иль-вэане изогнула уста в улыбке, больше похожей на оскал, и исчезла во тьме. Ведьма вдохнула поглубже прохладный сладковатый воздух, прикрывая глаза. На душе было радостно – она наконец нашла среди духов собеседника, который мог бы помочь ей научиться лучше управляться с видениями. Иль-вэане были одними из древнейших духов и многое могли поведать.

Ночь шла к исходу. Мара легко спрыгнула на усеянную росой траву – нужно было возвращаться к избе. Болотные огоньки проводили женщину до самой границы меж лесом и топями, а затем растворились в предрассветном тумане. В воздухе Мара чувствовала запах влажной земли и листвы, запах свежей крови, запах диких зверей. Волки в Гарварнском лесу охотились лишь после полуночи, когда Мара позволяла им выйти из логов. Звери подчинялись колдунье. Почему – даже сама ведьма вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос.

Когда ведьма вернулась к своему дому, ночной сумрак уже скрылся за горизонтом. Женщина развернулась спиной к избе, оглядывая лес. Она вновь стала всем – землей, стрелами травы, ветвями, птицами и животными. По жилам ее текла кровь сотен живых существ, в груди в едином ритме бились сердца. Множество сердец. Волки возвращались в свои обители – Мара чувствовала, как мягкая трава путается под мощными лапами, а на губах горчит пряный вкус крови. Охота удалась на славу.

Ведьма вошла в дом. Свеча давно догорела, и теперь в комнате царил сладковатый запах воска и дыма, смешанный с ароматом трав. Ветер колыхнул дощечки и плашки под потолком, заставив их отозваться тихим мелодичным стуком. Кто бы мог подумать, что дерево и кость могут петь… Кошка все так же спала, свернувшись клубочком в кресле. Мара тихо прошла в служившую спальней комнату. Ведьма всегда возвращалась под утро, вдоволь нагулявшись в ночном лесу – много времени для сна ей и не нужно было. Часа в сутки вполне хватало для того, чтоб восстановить силы. Колдунья засыпала в тот дивный час, когда солнце еще спит в своих чертогах, но ночь уже сняла темное покрывало с подлунного мира – а просыпалась, когда золотое небесное светило вставало из-за горизонта. Ширра, постоянно наблюдающая такой режим, фыркала и открыто считала хозяйку умалишенной. Когда Мара провалилась в темный бархат сна без снов, мир еще был спрятан в серой дымке.

Даже теплые летние ночи к утру становятся прохладными, и одинокому путнику поневоле приходится зябко ежиться. Тяжелые капли росы на траве холодными иголочками впиваются в кожу – нечего в такую рань разгуливать в лесах! Но каждое утро здесь прекрасно. В небе появляются первые птицы, и над миром звенит трель – сначала одна, затем вторая, потом еще и еще… А вскоре на востоке разгорается розовая полоса. По самой ее кромке змеится золотой лентой луч света, и из-за горизонта показывается сияющий бок солнца. Небо светлеет, меняя темно-синюю мантию со звездными блестками на легкий шелк самых разных цветов. Белые перья облаков плавно скользят над сонной землей, ночные цветы прячут свои тонкие лепестки в густых травах – им тоже пора спать. В волчьих норах под корнями столетних дубов засыпают маленькие слепые щенки под теплыми боками матерей… Солнечный свет разливается над Гарварнским лесом, пропуская тончайшие золотые нити сквозь листву. Начинается новый день.

========== Глава 2. Дева вод ==========

Лето было пряным, сладким, пьянящим и смеющимся. В лесах Гарварны ближе к осени все живое становилось каким-то особым, золотистым – и словно тяжелым, наполненным до края диким медом. На кустарниках наливались соком крупные ягоды дикой малины, в орешниках стоял невообразимый гвалт – целые стаи шумных птиц облепляли деревья, чтоб поживиться нежными ядрышками. Мара усмехнулась, глядя на россыпь пустых скорлупок, виднеющуюся всюду в траве под орехами. Это в селах жители отовсюду гнали прожорливых скворцов, чтоб пташки не портили весь урожай. В лесу же им было раздолье.

Скоро придет осень – самая красивая пора в Гарварнском лесу. Неведомый мастер золотил землю и выпутывал из сетей паутин тончайшие ниточки – они развевались на ветру, мерцая серебром под осенним солнцем. Деревья одевались в багрянец, бронзу, золото, а вековые сосны и сумрачные ели оттеняли их, как грубый мех оттеняет нежный шелк. На темной глади гарварнских прудов обрывками пергамента лежали палые листья. А этот густой, пряный, ни с чем не сравнимый запах осеннего леса… Мара зажмурилась: она очень ждала осени. В особенности – Ночи Сна.

В эту ночь весь лес преображался. Духи засыпали на всю зиму именно в Ночь Сна, и с рассветом на Гарварнский лес опускалась такая тишь, такой покой, что первые годы Мара побаивалась этого ощущения пустоты вокруг. Однако потом она поняла: духи соединялись с Бессмертным. И это было вовсе не страшно. Самые младшие, болотные огоньки, просто засыпали в мягкой земле. В Ночь Сна лес мерцал: искорки вырывались из-под корней, возникали из осенних туманов, взвивались вверх, сталкиваясь друг с другом с едва слышимым мелодичным звоном и от этого вспыхивая еще ярче. Они резвились, словно дети, готовясь к долгому сну. Однажды Мара видела, как совсем молодой волк скакал по поляне, а вокруг него вились болотные огоньки, играясь с ним. Ведьма хохотала, глядя, как зверь подпрыгивает, пытаясь ухватить клыками сияющий сполох, валится на траву и начинает кататься по земле, довольно ворча, а целая стая искорок кружит над ним. Она и сейчас улыбалась, вспоминая свое ощущение, идущее от волка: счастье. Так огоньки прощались с лесом до самой весны – и в том прощании не было печали. Они все равно знали, что как только ледяная звезда Ярис исчезнет за горизонтом, Бессмертный разбудит их. Нарезвившись вдоволь, все огоньки, словно повинуясь неслышному зову, взмывали вверх – а затем стремительно падали вниз и проваливались куда-то в теплые недра матери-земли, и еще несколько секунд слышалась их прощальная, звенящая серебряными колокольчиками, песнь. Да над землей таяло призрачное мерцание. Со старшими духами все было иначе.

Мара вдохнула полной грудью – пока еще до осени оставалось несколько рассветов. Нужно насладиться тем, что есть ныне.

Ветер, теплый и ласковый, доверчиво прикоснулся к ее волосам, пропуская сквозь пальцы тяжелые пряди. Он обвил шею прозрачной лентой, принес аромат полыни и сухой травы. Женщина отвела назад руки, словно крылья и счастливо зажмурилась – Дом ее был здесь, в диком лесу, и сама она была Домом.