Братья по оружию

новной линии частыми подсказками. Майлз обнаружил, что поступает так же, только с утроенной скоростью. Обычную жертву фаст-пенты резко возвращают к теме окриком, но Майлз заткнулся, тяжело дыша, лишь когда Гален несколько раз с силой двинул его по физиономии.

Пытка не является составной частью допроса с фаст-пентой: радостно одурманенные наркотиком люди делаются невосприимчивы к ней. Но на Майлза боль накатывала пульсирующими волнами: в одно мгновение – отдаленная и не имеющая к нему отношения, в следующее – заливающая все тело, и, точно вспышка помех, превращающая его разум в чистый лист бумаги. К собственному ужасу, он расплакался. Потом вдруг прекратил, охваченный икотой.

Гален уставился на него с завороженным отвращением.

– Все неверно, – пробормотал один из охранников. – Он так не должен. Или это какой-то новый способ обработки, нейтрализующий фаст-пенту?

– Да какая нейтрализация! – заметил Гален. Он глянул на наручное хроно. – Он не скрывает информации. Он выдает ее много. И чересчур много.

Комм-пульт настойчиво звякнул.

– Я возьму, – вызвался Майлз. – Наверное, это меня. – Он приподнялся со стула, но колени подогнулись, и он рухнул на ковер лицом вниз. Ворс колол разбитую щеку. Двое охранников подняли его с пола и снова усадили на стул. Комната, дергаясь, медленно описывала круг.

На звонок ответил Гален.

– Докладываю, – из комм-пульта раздался живой, резкий голос самого Майлза в его барраярском воплощении и с соответствующим выговором.

Лицо клона показалось Майлзу не таким знакомым, как то, что он ежедневно разгдядывал в зеркале во вреся бритья. – Если уж он хочет быть мною, так у него пробор не на ту сторону, – объяснил Майлз, не обращаясь ни к кому персонально. – Нет, это же… – Впрочем, никто и не слушал. Майлз стал прикидывать насчет угла падения и угла отражения, и мысли со скоростью света метались туда-сюда между зеркальными стенками его пустого черепа.

– Как дела? – Гален встревоженно подался к комм-пульту.

– Прошлой ночью я чуть было с треском не провалился в первые же пять минут. Этот здоровенный дендарийский сержант-водитель оказался чертовым кузеном. – Голос клона был низким и напряженным. – Чистой воды удача, что я сумел свести свою первую ошибку к шутке. Но меня поселили с этим ублюдком в одной в комнате. А он храпит.

– Вот-вот, – заметил Майлз, хоть его никто и не спрашивал. – А чтобы по-настоящему развлечься, подожди, пока он начнет во сне заниматься любовью. Черт, хотел бы я сам видеть такие сны. У меня случаются только тревожные кошмары: например, я голым играю в поло против целой команды мертвых цетагандийцев и с отрезанной головой лейтенанта Мьюрки в качестве мяча. И голова орет всякий раз, когда я бью по воротам. Вниз, и под копыта… – Майлзово бормотание стихло, поскольку никто по-прежнему не обращал на него внимания.

– Пока все не закончится, тебе придется иметь дело со множеством самых разных знающих его людей, – сурово ответил Гален в видеофон. – Но если ты способен одурачить Форпатрила,