Страна призраков

ртов, покрытых трупными пятнами, надевал хирургические перчатки.

— Да нет, — ответил Тито, — не напугал.

Впрочем, он был не уверен, что сказал правду; какой-то страх, несомненно, присутствовал, но не имел отношения к самому старику.

— А может, и стоило бы, братец.

Силы бумажных чар начали рассеиваться в разгар появления новых технологий и возрастающего внимания правительства к вопросам «безопасности», читай: «контроля». С тех пор родные уже меньше полагались на способности Хуаны, приобретая львиную долю документов где-то в других источниках, точнее отвечающих насущным потребностям. О чём Алехандро, насколько знал его кузен, ничуть не сожалел. В тридцать, будучи на восемь лет старше Тито, он уже научился рассматривать жизнь в семье, в лучшем случае, как условное благословение. Картины, повешенные напротив окон в его квартире и понемногу выцветающие на солнце, были тому подтверждением. Алехандро рисовал играючи, владел, казалось, любым известным стилем и, по негласному соглашению с тёткой, переносил особые, изощрённые навыки из её сказочного подпольного мира в мир галерей и собирателей искусства.

— А Карлито, — Алехандро назвал имя дяди, бережно передавая кузену белую фарфоровую тарелку супа с душистым ароматом и жирком на поверхности, — он тебе не рассказывал о старике?

— Только то, что если он ко мне обратится, можно отвечать по-русски.

Мужчины общались по-испански.

Собеседник изогнул бровь.

— И ещё — в Гаване они были знакомы с нашим дедом.

Алехандро нахмурился; его фарфоровая белая ложка застыла над супом.

— А он американец?

Тито кивнул.

— В Гаване, — Алехандро понизил голос, хотя в ресторане больше никого не было, кроме официанта, читавшего «Чайниз Уикли» за стойкой, — наш дед общался с американцами, но только из ЦРУ.

Его кузен вспомнил, как незадолго до переезда в Нью-Йорк отправился с матерью на китайское кладбище на Calle 23, где из семейного склепа была излечена маленькая урна, и Тито, гордящийся своей сноровкой, кое-куда её переправил; вспомнил закусочную «Малекон» и вонючую туалетную кабинку, в которой бегло пролистал бумаги, спрятанные в плесневелом конверте из прорезиненной ткани. Он до сих пор не имел понятия об их содержании, потому что с трудом разбирал полузнакомые английские слова.

Тито никому не рассказывал о том случае, вот и сегодня решил промолчать.

Ноги ужасно мёрзли в чёрных ботинках «Рэд Винг»[16]. Вот бы нырнуть в деревянную японскую ванну с таким вот горячим супчиком.

— Он смахивает на тех людей, которые раньше отирались в скобяных лавках по этой улице, — сказал Тито. — Такие старички в обносках, кому нечем заняться.

Скобяные лавки с Канал-стрит уже исчезли. Их место заняли точки продажи сотовых телефонов и поддельной «Прада».

— Скажи мы Карлито, что ты дважды видел одного и того же мужчину, или хотя бы женщину, — проговорил Алехандро, обращаясь к дымящейся поверхности супа, — и он послал бы кого-то другого. Так требует протокол.

Автор упомянутого протокола, их дед,