Страна призраков

ед, ушёл в мир иной, как и те старички с Канал-стрит. Его насквозь нелегальный прах был развеян промозглым апрельским утром со стейтен-айлендского парома. Дяди прикрывали ритуальные сигары ладонями от ветра, и даже прижившиеся на борту карманники уважительно держались на расстоянии, понимая, что здесь дело сугубо интимное.

— Да ведь там ничего не было, — сказал Тито. — Ничего интересного.

— Если нам платят за доставку ему контрабанды, а мы по долгу ремесла ничего другого не доставляем, значит, кому-то наверняка интересно.

Кузен мысленно попытался расшатать его логику, нашёл её неколебимой и кивнул.

— Слышал выражение: «не разевай рот»? — Алехандро перешёл на английскую речь. — Это всех нас касается, если хотим удержаться здесь.

Тито ничего не ответил.

— Сколько всего было поставок?

— Четыре.

— Многовато.

Дальше они ели свой суп молча, под металлический грохот грузовиков на Канал-стрит.

А потом Тито стоял перед глубокой раковиной в своей комнате в Чайнатаун и стирал свои зимние носки с порошком. Сами по себе они уже не казались такой уж экзотикой, зато их плотность изумляла до сих пор. А ведь ноги по-прежнему то и дело мёрзли, несмотря на кучу стелек из бродвейского магазинчика.

Перед глазами встала раковина в гаванской квартире матери. Пластиковая бутылка, заполненная мыльным раствором (его использовали вместо моющего средства), жёсткая волокнистая тряпка и мисочка с углем. По краю раковины постоянно бежали куда-то мелкие муравьи. В Нью-Йорке, как однажды заметил Алехандро, эти твари передвигались гораздо медленнее.

Другой кузен, переехавший из Нового Орлеана после наводнения, рассказывал, как видел на волнах целый шар из рыжих муравьёв, живой и блестящий. Очевидно, так насекомые спасались от полного вымирания. «Вот и мы, — подумал тогда Тито, — чтобы выплыть в Америке, держимся друг за друга на плотике общего ремесла. Нас меньше, но наша сила — в протоколе».

Порой он смотрел российские новости на “Russian Network of America”[17]. Со временем начало казаться, что голоса ведущих доносятся из далёкого сна или с борта глубоководной подлодки. Интересно, каково это — совсем потерять язык?

Мужчина отжал мыльную воду, заново наполнил раковину и, оставив носки отмокать, вытер ладони о старую футболку, висевшую рядом вместо полотенца.

Окон в квадратной комнате не было, только белые гипсокартонные стены и стальная дверь, да высокий бетонный потолок. Порой Тито лежал на матраце, пытаясь разглядеть вверху границы между замазанными листами фанеры и окаменелые следы потопов с верхнего этажа. Других постоянных жильцов здесь не было. Квартира соседствовала с фабрикой, где кореянки шили детскую одежду, и ещё одной мелкой фирмой, имеющей какое-то отношение к интернету; да и саму её, в действительности, дяди снимали в аренду. Когда помещение требовалось им для некоторых дел, Тито ночевал на кушетке «Икея», у Алехандро.

Ну, а в его комнате, кроме глубокой раковины, был ещё туалет, электроплитка, матрас, компьютер, микрофон,