Колымский тоннель

родился, там и пригодился". Вас не поймут даже сами рабы.

-- Потому что они все там рабы, -- рявкнул Александр.

-- Мы не имеем права вмешиваться в чужие дела, -- убеждал Такэси. -- Для Лабирии достаточно

того, что мы открыли. Опасность идеократии -- крупнейший вклад в становление староверства как

науки. Зная, чего опасаться, общество может чувствовать себя увереннее.

Макс Нарук, который передумал рвать со староверами, дабы постоянным оппонированием

смягчить их экстремизм, спорил со всеми сразу:

-- Поздравляю Ивана с Гансом. Они делают все, чтобы староверство рухнуло: пытаются ценой

собственной жизни доказать его вредоносность. Лучше пускай откроют еще какую-нибудь

социальную гадость, какое-нибудь ископаемое пугало, чтобы нам уютнее жилось... Кстати, что

означает эта ваша "идеократия"?

-- Мягко выражаясь, -- объяснил Такэси, -- эта словесная конструкция определяет такую систему

отношений в обществе, когда вся жизнь, включая и личную, подчинена одной-единственной цели,

идее, установке, как правило, неосуществимой и потому особенно почитаемой...

-- А нельзя ли объяснить этот бред более доступно? -- брезгливо перебил Нарук.

-- Можно! -- резко ответил Александр. -- Пусть все вкалывают день и ночь, голодные и раздетые,

чтобы когда-нибудь потом все могли ни черта не делать.

-- Бред! -- повторил спокойно Макс. -- Ты слишком утрируешь. Такэси?

-- Ну, предположим, -- сказал Кампай, -- будет решено лететь на Луну, и вся Лабирия будет

заниматься только подготовкой этого полета. Недосыпать, недоедать, надрываться на работе...

-- Чтобы полетели какие-нибудь пятеро? -- Нарук источал презрение. -- А на Луне -- что?

-- Слава, первенство...

-- Перед кем? Этих пятерых перед всеми нами?

-- Нет. Нашей страны перед другими.

-- А-а, это что-то резерватское... Нет, ребята, это бред. Но, в общем, я понял. Стоило ли только

это открывать? Это закрыть надо. И покрепче. -- Нарук повернулся к Такэси. -- Кампай! Ведь это как

раз я и видел тогда в гроте. Но того, кто это разгласит, я первым предложу сослать на Остров

Скорби.

Тут и явились Васса и Кросс. В той же одежде, в том же гриме. Постучали в дверь и сразу вошли,

как к себе в "Палитру".

-- Привет, -- сказал Васса. И попросил двух Красновых: -- Знакомьте нас, братья.

Знакомство произошло молниеносно, потому что заочно оно состоялось давно и подробно.

-- Мы знаем, что общение с нами изнурительно, -- сказал Кросс. -- Это постоянное неравенство с

подслушиванием ваших мыслей болезненно и для нас. Поэтому давайте привыкать постепенно.

-- Если этого вообще хотите, -- добавил Васса.

Привыкание началось и длилось недолго. Гости просили выяснить мнение народа о

необходимости и возможности прямого контакта, назначили желаемое время для экранной встречи и

откланялись, пожелав Гансу с Иваном успешного рейда через тоннель.

-- Что вы об этом думаете? -- быстро спросил Такэси.

-- Оказывать помощь -- истинно человеческое дело, -- был ответ. -- Но оказывать, а не

навязывать. Если это удастся, желаем вам успеха, от всей души.

Они ушли.

Поднялись и Иван с Гансом. Они намеревались отправляться утром. У них уже все было готово,

даже ТАМОШНЯЯ одежда. Вместе с ними, продолжая спорить, ушли Такэси и Нарук.

-- Ах, пропадут пацаны, -- сказал Александр, когда остались втроем.

-- Их нельзя пускать, -- сказала Светлана.

--Помощь оказывают, а не навязывают, -- передразнил пришельцев Александр.

-- Сашенька! -- Светлана схватила его за рукав. -- Ну давай их не пустим! Ты же сильнее, ты один

их скрутишь! А мы тебе поможем, да, Васенька?

-- Каждый волен в своей судьбе, -- ответил Василий тихо и медленно.

-- Ты прав, -- Александр поднялся. -- Пусть они идут.

-- Саша!112

-- У них есть силы, -- сказал Александр, задержавшись у двери. -- У них есть надежда и вера. Я

сам бы с ними, да у меня внутри пу-у-усто... Не выношу, когда над душой стоят. А там, братцы, хуже

Резервата. Ну, здравствуйте.

Они остались вдвоем, и это была их ночь. Такая, каких не бывало. Вся-вся, до последней

минуты, до первого солнечного луча.

И тогда Василий стал одеваться, жалея, что некогда выручать из такэсиного музея свою

настоящую одежду второго срока.

Она поняла мгновенно и молча бросилась отбирать пистолет. Он заломил ей руки за спину и

прижал ее к себе:

-- Светка, Светочка, не могу я.

-- Нет, Вася, ни за что.

-- Да неужели тебя ни разу не тянуло назад?

Она вырвалась, оттолкнула, посмотрела тем чужим взглядом, какого он никак не мог понять и

боялся. И сказала строго:

-- Сядь. К первому вагону ты все равно опоздал. Времени хватит. Я жена тебе и требую, чтоб

ты... В общем, поговорим сначала, а потом, раз уж так... Садись. Нет, пошли на кухню. Будем

завтракать и разговаривать. Не бойся, удерживать силой не буду. Ты -- свободный человек. Но об

этом -- о свободе твоей -- мы поговорим.

Он сидел за кухонным столом, она что-то резала и перемешивала. Он только слушал, а она

говорила. Так, наверно, мать говорила бы с ним, будь у него мать.

-- Ты, Вася, детдомовский. А я -- домашняя. Ты не знаешь того, что знаю я. ТАМ, куда ты хочешь

вернуться, ты не будешь таким храбрым, как здесь. Потому что здесь храбрым быть разрешено, а

ТАМ -- нет. А быть храбрым без разрешения ты не умеешь. Мы оба с тобой не умеем. Потому что мы

с тобой выросли в большом детдоме. Страна -- детдом, понимаешь? Чтоб быть свободными, нам с

тобой культуры не хватает. И как бы меня туда ни тянуло, я ни за что не вернусь. ТАМ требуется:

"Живи, как все", а это недостойно человеческой природы. Это животному в стаде выгодно жить, как

все -- так безопаснее. ТАМ говорят, что жизнь человека -- борьба. А на самом деле -- это

разнообразный труд, радостный для человека и не вредный для окружающих. ТАМ, Вася, твой так

называемый труд был вреден. Неужели ты так по нему скучаешь?

-- Да ты не о том, -- начал Василий.

-- Нет, я о том. Это здесь ты мог бы ничем не заниматься и жить припеваючи, пока не надоест. А

там ты обязан будешь работать, ибо там "кто не работает, тот не ест". ТАМ ты ничего не сможешь,

кроме как снова быть военным. И то, если поверят. А они не поверят. Потому что ТАМ не верят

никому. ТАМ они сами себе не верят, сами себя боятся!.. Что, не видел меня такую? Смотри

напоследок.

-- Туда пойдут ребята, -- сказал Василий. -- Что они без меня...

-- То же, Васенька, что и с тобой. Ноль без палочки. Ты под утро уснул, а я по ним плакала. Их

там будут судить как американских шпионов. Их уничтожат... Но они не безумцы, у меня просто не

хватает культуры, чтобы правильно назвать. Они пошли туда не для Лабирии. И даже не для тех,

кого хотят спасать. Это нужно ИМ.

-- Зачем? Какая польза?

-- Вот видишь, и ты научился -- о пользе. А они сейчас -- не для пользы. Им нужно -- вот и все. Им

не результат важен, хоть они и сами этого не понимают. Им важно движение! И это не игра. Это даже

не жизнь. Это выше. Нет у меня для этого слов. Я это понимаю и ты пойми, как сможешь.

-- А у меня что, по-твоему?

-- А у тебя -- блажь. Рабская тоска по хозяину... Погоди, я забыла. Тут еще один сон. Тебе надо

прочесть. Я приснилась себе мужчиной.

Она принесла свою тетрадь.

-- Ешь и читай. И заклинаю тебя, подумай, почувствуй, как я, чтобы не жалеть потом.

Василий открыл тетрадь там, где было заложено.

"СОН О СВОБОДЕ

Одиночество до сих пор представляется мне приятнейшим из состояний. Только теперь мне