Страна призраков

, но именно в это мгновение почему-то болезненно близкого. Словно город можно стереть со стёкол очков и забыть навсегда.

Солнечные очки… Надо было взять с собой хоть одну пару.

Она опустила глаза на пятнистый тротуар, на чёрные точки резины среди бурых и бежевых волокон мусора, оставленного ураганом, — и великолепный миг отлетел в прошлое, как ему и полагалось.

5.

Два вида пустоты

Возвращаясь с из японского супермаркета «Санрайз», уже перед самым закрытием, Тито остановился поглазеть на витрины «Йоджи Ямамото» на Грэнд-стрит.

Шёл одиннадцатый час вечера. Улица была совершенно безлюдна. Мужчина огляделся по сторонам: кругом ни души, даже жёлтые такси куда-то запропастились. Затем перевёл взгляд обратно, к ассиметричным отворотам какого-то плаща или накидки на пуговицах. Стекло витрины отражало его тёмный костюм и тёмные глаза. В руке — санрайзовский пакет, нагруженный почти невесомой японской лапшой моментального приготовления. Алехандро посмеивался над этим пристрастием кузена: дескать, можно с тем же успехом съесть упаковку из белого пенопласта, но Тито лапша нравилась. Япония оставалась для него страной благословенных тайн, родиной игр, аниме и плазменных телевизоров.

Впрочем, ассиметричные отвороты «Йоджи Ямамото» не представляли никакой загадки. Это была всего лишь мода, и Тито полагал, что постиг её суть.

Временами ему приходилось бороться с раздвоенностью сознания: глядя на подобные витрины, оформленные в духе строгого, но дорогого аскетизма, мужчина видел перед собой их гаванских двойников, не менее — но только по-иному — суровых в своей простоте.

Там даже не было стёкол. По ночам за грубыми железными решётками горели одинокие люминесцентные лампы, мерцая подводным светом. И никаких товаров, хотя заведения работали каждый день. Лишь аккуратно выметенные полы и грязная, покоробленная штукатурка.

Отражение в стекле «Ямамото» еле заметно пожало плечами. Тито продолжил путь, радуясь тёплым сухим носкам.

Интересно, где теперь может быть Алехандро? Наверное, в своём излюбленном безымянном баре на Восьмой авеню за Таймс-скуэр; неоновая вывеска так и возвещала: «БАР», и ни слова больше. Именно здесь кузен предпочитал встречаться с представителями галерей; он обожал затаскивать кураторов и дилеров в эти красноватые сумерки, в общество полусонных трансвеститов из Пуэрто-Рико и проституток, желающих отдохнуть от портового начальства. Тито недолюбливал это место. Казалось, оно холодной рептилией заползло в свою особую нишу, в бесконечный тупик разбавленного пойла и вечной подспудной тревоги.

Вернувшись к себе, Тито заметил упавший с вешалки на колёсиках недавно постиранный носок и аккуратно повесил его обратно, сушиться дальше.

6.

«Райз»

Спору нет, Милгрима радовала необыкновенная чёткость наполненной азотом оптики в австрийском монокуляре Брауна. Но только не запах его жевательной резинки в холодном воздухе у задней двери наблюдательного фургона, нарочно припаркованного неизвестным помощником на Лафайет-стрит.

Браун