Страна призраков

ное, что до сих пор позволяло завоёвывать поклонников. Новички вроде Альберто чаще всего вели себя с пугающей серьёзностью. Холлис не представляла себе, сколько лет ему стукнуло, когда группа распалась, но с тем же успехом это могло случиться вчера, если учесть показания его подпрограммы, отвечающей за подростковые увлечения. В сердце бывшей певицы схожая подпрограмма всё ещё занимала почётную позицию, а места в ней хватало самым разным артистам, поэтому она чувствовала себя обязанной если не утолить любопытство собеседника, то хотя бы ответить честно.

— Да мы не то чтобы поняли. Просто время вышло, и точка. Всё как-то само собой прекратилось, я даже не поняла, когда. Мы с болью осознали это и разбежались в разные стороны.

Как и ожидалось, Альберто выглядел недовольным, зато, по крайней мере, он услышал правду. Холлис сделала всё, что могла. Она и сама не могла разобраться в случившемся; да, в общем-то, и не очень пыталась.

— Мы как раз выпустили тот компакт-диск на четыре песни. Чувствуем, это конец. Остальное — вопрос времени… — Надеясь, что тема исчерпана, она принялась намазывать половину пончика сливочным сыром.

— Это произошло в Нью-Йорке?

— Да.

— А было какое-то точное время или место, когда вы поняли, что «Кёфью» дошла до предела? Когда группа приняла решение перестать быть группой?

— Надо подумать.

Пожалуй, не стоило так отвечать.

— Я бы хотел это изобразить, — заявил парень. — Ты, Инчмэйл, Хайди и Джимми. Расстаётесь.

— Иинчмейл? — Одиль недовольно заёрзала на чёрном сидении: очевидно, ей было невдомек, о чём разговор.

— Что бы ещё посмотреть, пока я в городе? — обратилась к ней Холлис, одарив собеседника улыбкой, означающей, что тема закрыта. — Посоветуешь? Мне ещё нужно выделить время на интервью с тобой. И с тобой, Альберто. А сейчас я так вымоталась. Надо поспать.

Одиль сплела свои пальцы вокруг фарфоровой чашки. Ногти смотрелись так, словно их покусала зверушка с очень мелкими зубками.

— Мы тебя вечером заберём. Спокойно успеем заехать в дюжину мест.

— Может, сердечный приступ Скотта Фицджеральда? — предложил парень. — Это вниз по улице.

Яростно изукрашенные буквы-переростки на его руке наползали друг на друга, отливая тюремным оттенком цвета индиго. Интересно, подумала Холлис, что они означают?

— Но ведь он там не умер? Правда?

— Это в магазине “Virgin”, — ответил латиноамериканец. — Отдел Мировой музыки.

Мемориал Хельмута Ньютона щеголял изообилием чёрно-белой наготы в стиле, отдалённо напоминающем «Ар-деко», — в память о творческих трудах того, кому посвящался. После осмотра Холлис пешком возвращалась в «Мондриан». Выдалась одна из тех странных, мимолётных минут, какие случаются чуть ли не каждым солнечным утром в Западном Голливуде, когда запах зелени и невидимых нагретых плодов наполняет воздух извечными благодатными обещаниями, пока с небес не опустилось тяжёлое углеводородное одеяло. И краем глаза легко уловить отпечаток эпохи невинности, красоты, чего-то давно прошедшего,