Братья по оружию

послушаться, и я побегу за ним, будто мне четырнадцать. Словно вся моя взрослая жизнь ничего не стоит. Словно я натянул этот мундир шутки ради, или от отчаяния, или запутавшись – только не в результате обдуманного и принципиального решения.

Не было нужды спрашивать, кто такой этот «он». Майлз кисло ухмыльнулся. – Что, и не ради этих замечательных сапог?

– Просто я ослеплен сверкающей мишурой неофашизма, – вежливо объяснил ему Галени.

– Вот как он выражается? Вообще-то, у нас это феодализм, а не фашизм, не считая разве что кое-какие эксперименты покойного императора Эзара Форбарра по централизации. На «сверкающую мишуру неофеодализма» я бы согласился.

– Спасибо, я неплохо знаком с принципами барраярского правления, – заметил доктор философии Галени.

– С принципами как они есть, – пробормотал Майлз. – Все сложилось в результате импровизации, знаете ли.

– Знаю. Рад видеть, что вы не такой невежда в истории, каким является в наши дни средний молодой офицер.

– Итак… – снова заговорил Майлз, – если не ради золотого галуна и начищенных сапог, то почему же вы с нами?

– О, ну конечно, – Галени воздел глаза к потолочному светильнику, – «я получаю садистский психосексуальный кайф в роли бандита, головореза и убийцы». Власть – это как наркотик.

– Эй, – помахал ему рукой Майлз, не вставая со скамьи, – говорите со мною, а не с ним, ага? Его очередь прошла.

– Хм. – Галени мрачно скрестил руки. – В каком-то смысле это правда. Власть – мой наркотик. Или была им.

– Для барраярского высшего командования не секрет, чего именно это стоит.

– Как и для любого барраярца. А вот люди других культур постоянно упускают этот факт из виду. Как, по их мнению, закоснелое кастовое общество сумело пережить невообразимый шок этого столетия с конца Периода Изоляции, и не взорваться? Отчасти, по-своему, Имперская Служба исполняет ту же социальную роль, что в Средние Века – земная Церковь: предохранительного клапана. Через нее любой талант способен отмыть свое кастовое происхождение. Двадцать лет на Имперской Службе, и ты покидаешь ее по сути почетным фором. Фамилии, может, и не менялись со времен Дорки Форбарры, когда форы были замкнутой кастой конных головорезов, служащих лишь себе самим…

Подобное описание прадедовского поколения вызвало у Майлза ухмылку.

– … но суть изменилась до неузнаваемости. И все это время форам удавалось изо всех сил придерживаться жизненно важных принципов служения и жертвенности. Осознания, что бывает и так: человек не остановится, чтобы нагнуться и подобрать что-то с земли, но бросится бежать по улице ради возможности это что-то отдать… – Он резко замолк и, покраснев, откашлялся. – Знаете, это моя диссертация. «Барраярская имперская служба. Столетие перемен».

– Понимаю.

– Я хотел служить Комарру…

– Как до вас – ваш отец, – закончил фразу Майлз. Галени стрельнул в его сторону подозрительным взглядом, ища сарказм, но обнаружил в его глазах, как надеялся Майлз, лишь сочувственную иронию.

Галени согласно повел