Бедный маленький мир

– Ты же умный человек, – тихо сказал Островский. – Ну не теряй остатки разума, соберись.

– Это я ее туда отправил! – в отчаянии воскликнул генпродюсер, после того как выдержал паузу примерно в минуту. – Родную дочь!

– Миша, она же сама напросилась. Ну хотел ребенок сделать самостоятельный репортаж… Заодно новую ПТСку протестировали. И теперь наша успешно оттестированная и очень дорогая новая ПТСка стоит в Чернигове… Слушай, а может, в этом что-то есть?

– Тебя что, только железо интересует? – сипло спросил Михаил Иванович, вытащил из коробки сигару и сломал ее пополам.

– Меня интересует… действительно, Мишенька, интересует, не сочти за иронию, почему после визита президента на конференцию все телеканалы свернулись и уехали, а молодая тележурналистка Яна Филатова вместе с оператором, инженером и водителем осталась. Почему, Миша?

– Ну, она уговорила меня, – нехотя признался генпродюсер. – Там же был концерт Тодоровича, ты же знаешь… а Янка его любит… Они интервью с ним в новости мне перегнали вечером, с его синхроном…

Тимофей пожал плечами.

– После киевского концерта выступление в Ченигове я не считаю таким уж информационным поводом. Только что по всем каналам прошли сюжеты с киевского шоу, и никому из журналистов, кроме твоей Яны, в голову не пришло…

– И переночевать я им там разрешил, – кроша в ладони остатки сигары, прошептал несчастный отец. – У них же с Сережей роман… ну, с оператором. Романтичный город, все такое… Только тебе, должно быть, Тима, не понять…

– Не хами. Она на связи?

– На связи.

– И что говорит?

– Говорит – прикольно. Предлагает делать оттуда репортажи.

– Миша! – Тимофей Островский медленно поднялся и навис над столом, так что к кончику его лилового галстука мгновенно прилипли табачные крошки. – Миша, там точно нет больше ни одной передвижной спутниковой станции? Точно?

– Яна говорит – нет. Там, правда, есть местный телеканал, релейки всякие. Но спутниковой машины, кроме нашей, вроде нет… Я тебя правильно понял, ты приветствуешь ее идею? Ты хочешь, чтобы моя Янка, как героиня Мишель Пфайфер из фильма… из фильма…

– «Близко к сердцу», – подсказал Тима. – Героиня Пфайфер делала репортаж из тюрьмы во время тюремного бунта. А твоя Янка будет делать репортажи из осажденного города. Ты понимаешь, какие это рейтинги в стране и какие продажи в мире? Все мировые информагентства будут стоять в очереди на перегон… Миша! Твоя Янка уже завтра будет звездой мировой тележурналистики, андестенд? Звездой и героиней. Позвездит немного, а там и ситуация рассосется. Не будут же держать карантин вечно…

– Подожди, я не понял. – Михаил Иванович встал и открыл окно. – Не понял. А как же эпидемия?

Тимофей Островский, отставив мизинец, медленно снимал большим и указательным табачные крошки с галстука – одну за другой.

– Да нет там никакой эпидемии, – задумчиво произнес президент медиахолдинга. – Там что-то другое…

Карантин целого города стал мировой топ-новостью к обеду. «Первополосной» – сказали бы газетчики. Информация не сходила с первых страниц сайтов, ее не смог подвинуть ни упавший в Сьерра-Леоне очередной Ан-24, ни пойманный в Подмосковье кровавый маньяк-педофил. Материалы иллюстрировали фотографиями Чернигова с туристических серверов и любительских фотогалерей, кто-то выложил хоум-видео «Я, мой тесть и друг Толик пьем водку на Десне». Основным содержанием общения блоггеров всего мира с блоггерами из Чернигова стал вопрос: «Что там у вас (блин, епрст) происходит?» – и соответственно ответ: «Мы ничего (блин, епрст) не понимаем!» Все констатировали факт, но не указывали причину. Народ активно обменивался версиями, и притихший офисный планктон в центре Киева, поедая свой унылый бизнес-ланч с пловом или вермишелью (плюс пиво плюс американо с молоком), обсуждал только одно: «Чернигов очень близко к Киеву».

Еще вчера такое соседство никого не напрягало.

В пятнадцать ноль-ноль телеканал BTV, где В означало конечно же best, вышел с внеочередным выпуском новостей. Сразу же после короткой подводки встревоженной ведущей в студии было дано прямое включение молодой тележурналистки Яны Филатовой. Та коротко описала ситуацию, сказала, что паники в городе пока нет, но есть растерянность, недоумение и шок от действий властей, которые ничего не объясняют. После чего микрофон передала мэру города, потом председателю оргкомитета конференции «Славянский мир» и паре-тройке участников, потом – нескольким горожанам. Но все это было совершенно неинформативно, поскольку интервьюируемые говорили примерно одно и то же: «Пусть нам объяснят, в чем дело и сколько это продлится».

– Миша, позвони Яне, скажи, пускай они съездят к оцеплению, поговорят с военными, – сказал Тимофей Островский генпродюсеру канала сразу после слов ведущей: «Канал BTV будет держать вас в курсе и выходить с прямоэфирными спецвыпусками по мере поступления информации».

Михаил Иванович кивнул и потянулся к телефону, но телефон зазвонил сам.

– Кто? – спросил Михаил Иванович, после чего моментально покрылся красными пятнами и встал. Далее говорил очень тихо: – Да. Понимаю. Нет, даже и не… Безусловно.

Положив трубку, медленно опустился в кресло.

– Я правильно понял? – подал голос Тима.

– Председатель Совбеза, – кивнул Михаил Иванович и стал стучать кончиками пальцев по столу. – Сказал, что информацию мы можем давать только из той, которая в открытом доступе и без интерпретаций, а от прямых включений из города должны воздержаться. До специального постановления Совнаркома. Вопрос национальной безопасности.

– Интересно… – пожал плечами Островский. – А свобода слова всегда вступает в непримиримый конфликт с национальной безопасностью? Или все-таки бывают приятные исключения?

– Тима! – вдруг заорал Михаил Иванович и стукнул ладонью по столу. – Это не смешно!

– А мы при чем? – снова пожал плечами Тима. – Мы ни при чем совершенно. Пускай звонят инвестору. Моя инстанция – инвестор. Потому что мы – коммерческий канал и холдинг, а не какое-нибудь УТ-1.

– Инвестора нет в стране, ты же знаешь. Он в домике. Может не брать трубку, может быть в космосе, в нирване, в параллельном мире. Особенно в такой ситуации. А то ты не знаешь! И потом, нам могут сказать – и будут правы, – что такой вопрос решается не на уровне инвестора. Кто формирует программную и новостную политику канала? Я формирую. И ты.

– Не будет, значит, продаж и рейтингов… – уныло произнес Тима и стал рассматривать подошву своего замшевого полуботинка. Ну и черт с ними, да, Миша? Нам, татарам…

И тут у Михаила Ивановича опять зазвонил телефон.

– Папа! – заорала в трубку Яна так громко, что вздрогнул даже сидящий у стены Островский. – Готовьте выпуск в семнадцать, у меня есть жирный информповод!

– Нет, Яночка, отбой, – тяжело вздохнул замученный папа. – Никаких прямых включений мы больше не даем.

– Ты с дуба упал, папа? – спросила молодая журналистка Яна Филатова.

– Упал, – откликнулся он. – И больно ударился головой. Руководство канала в моем лице и в лице господина Островского приняло такое решение.

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась Яна. – На BTV свет клином не сошелся. Мне сейчас отзваниваются по очереди BBC, CNN, Reiter и все крупные российские каналы. У меня телефон просто разрывается. И если я только что говорила «звоните на канал», то теперь элементарно назову нашу несущую частоту, и мы будем бросать видео прямо на спутник. Мы станем раздавать видео всем желающим, а вы идите лесом. Это ничего, что я на латыни?

Михаил Иванович прикрыл трубку ладонью и сказал шепотом:

– Она сошла с ума.

– Чао-какао, – сказала Яна.

Тимофей мрачно выслушал короткий отчет о клинической картине внезапного заболевания любимой дочери генпродюсера, его маськи, детки и зайки, и стал с остервенением чесать шею под воротничком рубахи.

– Я, Миша, с утра весь чешусь, – жалобно сообщил он. – Нервы. Надо накачаться димедролом и лечь спать. Причем желательно не просыпаться дня три. Ни под каким предлогом! Чего и тебе желаю. И ведь заметь, идея проста, как дважды два. Технически и организационно. Будет твоя Яна звездой и героиней, но только в обход нас. Ах, хороша! Как теперь говорят – красавчег.