Страна василисков (СИ)

— Возможно. — снова проронил я, глядя сбежавшей Малкиной вслед. — Но она что-то скрывает. Что-то очень важное…

— Что именно? — нетерпеливо спросила Жюстина. Я пожал плечами:

— Потом скажу точнее. — я отвернулся. — Идём.

— Штайнер, куда ты собрался?

— Просить помощи. — не оборачиваясь, сказал я.

Отыскать Лефевр и Казанцеву-Мунэмори оказалось несложно; городовые стояли у одной из колонн с потерянным видом, словно недоумевая, куда они попали и что происходит. Их эмоции можно было понять: в кои-то веки никто не спрашивал их разрешения.

— Инспектор, — обернулась ко мне Лефевр, когда мы подошли ближе. — Вы закончили?

— Не совсем. — сказал я. — Госпожа суперинтендант, мне нужна ваша помощь.

Лефевр и Казанцева-Мунэмори удивлённо уставились на меня. За моей спиной Фудзисаки с шумом втянула в себя воздух.

Всех их можно было понять. Формально, я только что допустил грубейшее нарушение субординации: Национальная полиция или нет, но инспектор, просящий помощи у начальницы райотдела — это нечто из ряда вон выходящее.

Но времени на то, чтобы проходить по всем инстанциям, у меня не было. Не говоря уже о том, что без конкретных результатов я предпочёл бы не ставить Мэгурэ в известность.

— И, — протянула наконец Лефевр, — чем мы можем быть полезны, господин инспектор?

— Нам нужен доступ к камерам наблюдения на площади — ответил я. — И, боюсь, он нужен нам сейчас. Я, конечно, мог бы пойти и сделать себе доступ через вашу голову… но у меня нет на это времени. У нас нет на это времени, госпожа суперинтендант.

Лефевр молчала, пристально глядя на меня. Я чуть склонил голову. Пожалуйста, госпожа суперинтендант. Я даже упомяну вас в рапорте.

Потом. Может быть.

— Допустим. — наконец протянула Лефевр. — Вы получите доступ. Зачем?

— У нас есть основания полагать, что преступник скрылся с места преступления. — сказал я. — Мы хотим знать, как.

— И для этого вам нужны записи с камер на площади?

— Боюсь, что да. — снова ответил я.

Лефевр вздохнула и глянула на Казанцеву-Мунэмори. Заместительница только пожала плечами. Суперинтендант кивнула и замолчала, глядя в сторону от меня.

— Хорошо. — сказала она несколько мгновений спустя, снова обернувшись к нам. — Я распорядилась, чтобы вам дали доступ, инспектор. Надеюсь, это того стоит.

— Нижайше благодарю вас. — ответил я и поклонился. Линза пискнула, и перед моими глазами появилось сообщение о новых обнаруженных устройствах. Устройств было под полсотни. — И вновь благодарю вас, госпожа суперинтендант. Старший инспектор.

Лефевр слегка склонила голову в ответ; Казанцева-Мунэмори и вовсе едва заметно кивнула мне. Наши взгляды встретились, и на губах заместительницы промелькнула улыбка.

Я позволил себе улыбнуться в ответ. Что ж, пусть будет так: приятно, когда тебе оказывает внимание привлекательная женщина — а Казанцева-Мунэмори была весьма привлекательной, хоть и строгой на вид. Даже если эта женщина носила синий мундир городской полиции.

— Что делать с телом? — нарушила мои раздумья Гейдрих. Мы расстались с городовыми, оставив их взирать на происходящее в ожидании неизвестно чего.

— Жюст? — спросил я, обернувшись к хмурой Фудзисаки. — Мы ничего не забыли?

— А? — зло переспросила Фудзисаки. — Нет! Снимки есть, следы есть… — она, насупившись, умолкла. Видимо, наш с Казанцевой-Мунэмори обмен улыбками не пришёлся ей по душе.

— Тогда передайте криминалистам, что они могут работать. — сообщил я Гейдрих. — И они могут забрать тело.

— Я сообщу. — ответила командир патрульных. — Что-нибудь ещё, инспектор?

— Если уж вы спрашиваете, то да. — произнёс я. — Вы не знаете, случаем, где здесь поблизости можно перекусить?..

Раменная на углу Альбрехтштрассе, куда нас отправила Гейдрих, оказалась действительно хорошей.

Мы с Фудзисаки сидели у стойки и завтракали: у меня с утра рисового зёрнышка во рту не было, а рамен здесь готовили действительно свыше всяких похвал. Тёмный, золотистый бульон с тонкой волнистой лапшой и говядиной, острый и чуть сладкий на вкус: если это был не лучший рамен в Титане-Орбитальном, то я готов был прозакладывать своё месячное жалование.

Фудзисаки деловито орудовала вилкой, другой рукой держа миску; я же предпочёл неторопливо растягивать удовольствие, аккуратно наматывая лапшу на вилку. Рядом с нами на стойке стояла хлебница, и я смело вооружился ещё и куском хлеба, время от времени обмакивая его в бульон.

Позади нас раздался шум приближавшегося трамвая: два серебристых вагона, выставившие над головой веера пантографов. Я обернулся, чтобы проследить за ним: трамвай проехал мимо нас, сбавляя скорость. Мелькнул номер маршрута на лобовом стекле — Т5, шедший из Сенкё, на другой стороне орбиталища; вагоновожатая в фуражке, восседающая в кабине, будто на троне. Одну руку она грациозно возложила на переключатель мёртвой руки.

Фуражка напомнила мне о Вишневецкой. Это непрактичный головной убор, в отличие от берета: фуражка норовит свалиться с головы на бегу, и её никак не удержишь на месте в невесомости. Их не носят ни военные, ни мы, полицейские — только представительницы сугубо мирных профессий. Вагоновожатые, например. Или диспетчеры.

Трамвай остановился на перекрёстке. В салоне толпились люди: в девять утра город всё ещё съезжается на работу, а значит — сюда, в центр города.

Я перевёл взгляд на миску и вновь принялся за еду. Девять утра.

Самое время было работать.

— Итак, — сказала Фудзисаки, отставив миску. Я покосился на неё; остатки рамена она разве что не вылизала. — Какая теперь наша рабочая гипотеза?

— Ну, — протянул я, садясь вполоборота. Миску я всё ещё держал в одной руке, вилку — в другой. — Начнём с того, что Малкина лжёт. И, похоже, не только о времени.

— Имеешь ввиду, и о времени тоже? — уточнила Фудзисаки. Я пожал плечами:

— И о времени тоже. Кроме того, ты видела её лицо? Она знала, что в подвале кто-то наследил. И что на камерах Дворца убийца будет отсутствовать, она тоже знала.

— Скорее уж ей не понравилось, что её допрашивает мужчина. — фыркнула Жюстина. — Пусть и инспектор. Да ещё и обвиняет во лжи перед её подчинёнными. Тебе не приходило в голову предоставить расспросы мне, например?

— Старшинство. — напомнил я. — Представь себе, насколько бы Малкина потеряла лицо, если бы её допрашивала младший инспектор. Пусть и женщина.

— Будто мне есть дело до её лица… — пробурчала Фудзисаки. — Так что с твоей гипотезой?

— Элементарно. — произнёс я. — Малкина пропустила убийцу во Дворец и обеспечила ему прикрытие со стороны службы безопасности, чтобы убрать Сэкигахару. Вопрос только, зачем, но… — я многозначительно помахал в воздухе вилкой, — Сэкигахара — казначей, а значит — через неё проходили деньги. Большие деньги. Скажем… Малкина с её помощью присвоила партийные средства, а затем убрала её? Затёрла следы?

— Допустим. — Фудзисаки сложила руки на груди. — Но причём тут Вишневецкая?

— Ладно, наоборот. — сказал я. — КП, — или, скорее всего, лично Малкина, — проворачивала какую-то контрабандную сделку. Они заручились помощью Адатигавы — чтоб у политиков, и не было связей с мафией? — чтобы нанять через неё Вишневецкую и иметь свою диспетчера в Порту. Затем Малкина находит где-то нашего ветерана и нанимает его, чтобы он убил Вишневецкую. Что ей остается? Деньги. Кто знает о деньгах? Сэкигахара. Возможно, сделка финансировалась из партийного бюджета, или что-то в этом роде. Поэтому Малкина организовывает её убийство, и теперь пытается выдать его за политическое. На всякий случай. Как тебе такое?