Бедный маленький мир

В конце коридора замаячил худенький мальчик в школьном пиджачке, с виду первоклассник.

– Где она? – шепотом спросила Виткина мама.

Малыш замер, как суслик, вытянул шею. Антонина Сергеевна взяла его за плечи, развернула, сказала:

– Иди, Данилка, переоденься. Форму сними, повесь на вешалку. Иди, маленький, я сейчас приду. – И женщина снова повернулась к посетителю: – Что с ней? Почему Витта не позвонила?

Когда Ильгам волновался, его акцент усиливался и он начинал забывать самые простые слова.

– Не мог позвонить, за вас боялся. – Это он о Витке так сказал.

Антонина Сергеевна, держась за край стола, повторяла:

– Целую неделю, в двух кварталах… Целую неделю…

Они сидели на кухне, и Ильгам видел, как тихий неприкаянный Даник маячит за стеклянной дверью.

– Малыш плачет все время, – вздохнула Виткина мама. – Ведь совсем маленький еще. Вы можете все рассказать милиции? Мне там сказали, вроде бы будут искать. Но как-то неохотно они со мной разговаривают. Расскажете им?

Ильгам болезненно поморщился.

– Не хотите? – виновато спросила Антонина Сергеевна.

– Ничего, если надо…

Он посмотрел в сторону, куда-то в район холодильника. С холодильника ему улыбалась бойкая рыбка-магнитик, которой крепилась бумажка с надписью «Купить творогу, записаться на прививку». Растерянность и беспомощность вдруг проступили сквозь эти слова, слабость, забитое вглубь отчаяние. Он глянул в сторону двери, увидел маленькую размытую фигурку.

– У вас, может, регистрации нет? – предположила Антонина Сергеевна.

– Есть, – вздохнул Ильгам. – Но я, как теперь говорят, лицо кавказской национальности и милицию все равно боюсь. Не люблю. Но если надо… Тут еще дело в том, что… А что там говорить? Витта же не рассказывала мне ничего. Сказала только, что за ней кто-то охотится, а она боится и ничего не понимает.

Он вздрогнул – вдруг громко зазвонил телефон.

– Вы уже здесь? – взяв трубку, спросила у кого-то Антонина Сергеевна и растерянно посмотрела на Ильгама. – Ну конечно! А я так поняла, что вы ближе к пяти… кода нет… Это знакомые, – объяснила она Ильгаму, – сотрудница с мужем. Оставайтесь, чаю попьем.

Ильгам кивнул, хотя не очень понимал, зачем ему оставаться. Но и идти особо некуда, разве только домой. Но дома тоскливо, даже Мэри там нет – по дороге сюда он отвел ее к Наире на улицу Добролюбова. Пусть поживет там пару дней, все спокойнее.

Антонина Сергеевна пошла открывать, и вскоре в кухню зашли маленькая светловолосая женщина с милым приветливым лицом и двое высоких мужчин. Один – красно-рыжий, лысый и кудрявый одновременно – смущенно улыбался и неловко, торопливо поцеловал руку Антонине Сергеевне. Другой был немного похож на Харрисона Форда, от чего Ильгам почувствовал к нему расположение. Харрисона Форда он любил, особенно в «Храме судьбы». Они с Мэри взяли кассету в прокате и смотрели фильм пять раз. Хорошо сняли, честное слово. Ильгам привстал, пожимая руки мужчинам. Рыжего звали Ильей, а Харрисона Форда – Виктором.

Гости принесли торт, бананы и ананас. Ильгам подумал, что в подобных случаях более терапевтическим средством является коньяк, и тут же ему стало стыдно, что сам не догадался. А с другой стороны – даже и в голову не пришло. Что бы Антонина Сергеевна подумала? Мало того, что не поймешь, кто пришел, да с такой вестью, так еще и с коньяком…

Именно в этот момент Харрисон Форд вытащил из черного рюкзака две бутылки «Каховского» и поставил на стол.

– Это наш, украинский, коньяк, – сообщил он. – Херсонский. Немного жесткий, правда, но букет хороший.

Светловолосая женщина Лиля уже заманивала Даника на кухню, и в конце концов мальчик согласился, вошел и сел бочком на краешке табуретки. У него были тапки с серыми заячьими ушами.

– Тортик будешь? – тормошила его гостья. – Тортик! С чайком, Данька! А банан?

Виктор Александрович примостился в углу между столом и холодильником и сосредоточенно разливал коньяк. Это его устраивало, потому что пока разливаешь, можно смотреть только на коньяк. Даже нужно. Потому что на Антонину Сергеевну и мальчика смотреть было больно.

Повисла пауза.

– По крайней мере еще вчера вечером Витта была… в Москве, – вдруг жестко произнесла Антонина Сергеевна.

И твердой рукой взяла пузатый коньячный бокал.

«Уже хорошо», – подумал Виктор. Он совсем не умел успокаивать. Не имел такого дара. А ведь мать хотела сказать другое… Хотела сказать «была жива». Но при внуке не стала.

– Ну, за встречу, – поднял свой бокал Лихтциндер. – С лета не виделись.

Лилька под столом толкнула его ногой, заодно задев ногу Виктора, и тихо сказала «ой».

Даник съел желейный кубик с торта, прихватил со стола банан и сказал:

– Бабушка, я на компьютере поиграю. Можно?

– Иди, зайчонок, – кивнула Антонина Сергеевна, сделала глоток и закашлялась. Лиля осторожно постучала ее по спине.

– В общем, так, – сказал Виктор. – Давайте, братцы, поговорим…

Источник информации из Антонины Сергеевны был так себе, думал Виктор по дороге назад, к Лихтциндерам. Есть какое-то слово, его Настена любит применять к месту и не к месту… А, западло. Так вот, Витте явно было западло сообщать матери о подробностях своей жизни и своей работы. Конечно, мама знала о том, что помимо престижной, но почти бескорыстной службы в университете у дочки появился «жирный левак». Антонина Сергеевна сказала, что именно в таких словах Витта охарактеризовала свой контракт с какими-то симпатичными людьми из института проблем развития общества и чего-то там еще.

– Ей платили пугающе большие деньги, – добавила женщина. – Я как знала, что вы сегодня придете… Пошла утром, пока Данька в школе, проверить состояние счета и впервые попробовала поинтересоваться реквизитами отправителя. Деньги приходят от компании «Иннал», через какой-то банк в Словакии. Там название выглядит как аббревиатура, я записала. И самое странное, что последний транш был вчера вечером. Что это может значить?

– А вы снимаете деньги? – спросил Виктор.

– Витта снимала понемножку – на жизнь. Новую плиту мне купила, Данику «Лего». Хотела машину себе купить. А я снимать не буду. Я этих денег боюсь.

Банк в Словакии… «Что это нам даст? – размышлял Виктор. – Может, что-то и даст. В общем, жирный левак. Завидный, с какой стороны ни посмотри. Однако загадка… Кто может хоть что-то знать о том, за что Витка получала двадцать тысяч долларов ежемесячно? – спрашивается в задаче».

– Илюха, – Виктор толкнул в бок Лихтциндера, который старательно выруливал в переулок, – времени мало, по крайней мере у меня, так что, будь любезен, развернись и поедем на кафедру.

– Мне Левика из сада забирать, а я с вами хочу, – расстроилась Лилька. – Ой, я Алене позвоню, она заберет. Тетя она или кто?

Виктор поймал себя на мысли, что всех чад и домочадцев семьи Лихтциндеров ему не упомнить. А главное, их возраст и кто кому кем приходится. Двое лихтциндеровых детей, близнецы Борька и Петька, уже женаты. А кто такая тетя Алена, ему не вспомнить ни в жисть.

Видно было, что Лихтциндер при этом доволен как слон. Доволен активной жизненной позицией своей жены.

Кафедра была как кафедра, не обезображенная евроремонтом. В ней можно было создавать музей предметного мира семидесятых. Шкафы, столы, желтые папки с замусоленными тряпичными завязочками, трехлитровая банка из-под томатного сока на подоконнике, в которой прорастал одинокий лист монстеры, черный дисковый телефон – все из того времени. Компьютер выглядел здесь одиноко. Причем даже поганенького принтера ему в компанию не досталось. Небось бегают с флешками через весь корпус, подумал Виктор. И как после этого отдавать жизнь высшему образованию?

– Здравствуйте, – приветливо сказал он среднего размера попе, затянутой в зеленый трикотаж. Ее владелица с остервенением рылась в подвальном отсеке большого, под потолок, шкафа.

– Вас Евгений Александрович прислал? – спросили снизу, шелестя чем-то. – Возьмите на столе.