Бедный маленький мир

И тут позвонил Принц Датский.

– Слушай, у тебя есть время? – Просил он застенчиво. – В смысле, нет планов?

– Нет у меня планов, – вздохнула Витка и моментально огорчилась, что у нее нет планов. – Я тут валяюсь. Что-то я занемогла.

– Мне надо с тобой поговорить. – В голосе Принца появились просительные интонации.

– Поговори, – разрешила Витка великодушно.

– Нет, не по телефону. Лично. Конфиденциально. Приезжай ко мне, а?

Глядя на себя в зеркало, Витка подняла брови и пожала плечами. Это как-то… Они ведь даже не приятельствовали. Так, курили в коридоре. Он, правда, смотрел на нее глазами («смотрел глазами» – так говорит Милош и утверждает, что это усиливает значение слова «смотрел»), да-да, изо всех сил смотрел глазами, но у него не было никаких шансов. Принц был поразительно похож на кролика из советского мультфильма про Винни-Пуха. Безобидный кролик, которого не любят девушки. Тихий такой. Ниже ее на две головы.

Что ж, если Федя так просит приехать к нему домой, то почему бы не поехать. Тем более что разговор, очевидно, касается ее работы. Поскольку их с Принцем ничего, кроме работы, не связывает. У них нет общих воспоминаний и общих знакомых. У них даже корпоративных вечеринок ни разу не было.

Повздыхав, Витка сползла с кровати, побрела к морозилке и, охая и ахая, облепила лицо целлофаном с замороженными ледовыми кубиками. Это была самая эффективная реанимационная процедура из всех ей известных. Ужасно больно, но через минуту изумленные зрители могут наблюдать рождение Венеры. Если зрителей нет – тоже хорошо.

Витка не очень тщательно расчесала волнистые волосы, повертела головой. О ее волосах Милош однажды сказал, что они «цвета сигаретного дыма». Пепельные, в общем. Протискивая голову в высокий узкий ворот свитера, она подумала, что Принц как-то некстати позвонил: собиралась ведь отлежаться и ехать к Мальчику, тем более что завтра у Мальчика утренник – какой-то день прощания с Букварем, и ему доверили выучить стихотворение («Стих! – сказал Мальчик. – Большой Стих!»). Она собиралась помогать ему учить Большой Стих, а если получится, начать наконец читать ему на ночь «Летящие сказки» Крапивина. Всех, кто в детстве не читал Крапивина, Витка считала какими-то неполноценными. В глубине души, конечно, так считала – она была корректной девушкой.

Принца тошнило. Его всегда тошнило перед расторжением контракта. Хуже всего, что в этот день Ираклий под страхом смерти запрещал ему пить до.Только после.Зато уж потом-то он надирался до беспамятства, и каждый раз ему хотелось напиться до смерти. Но Бог смерти ему не давал – Федя неизменно выныривал на поверхность, глотал воздух потрескавшимися до крови сухими губами и жил дальше. Правда, никто из «расконтрактованных» ему не нравился. Они были чужими, скучными, Принц воспринимал каждого из них как функцию в системе, и хоть и надирался «после», то отнюдь не от сокрушающей жалости, не от совести, которой он никогда не пользовался, а от того, что не было у него шанса вырваться из круга. У круга не имелось никаких зазоров. Кроме смерти, конечно.

«Вариант», – сказала бы Витка.

Да. Вариант.

– На такси приехала, – сообщила Витка, высвобождаясь из серебристого балахонистого плаща. – Скажи, Феденька, почему таксисты так любят говорить о политике и экономике? Достал меня сегодняшний водила отчаянно.

– Таксисты? – озадаченно пробормотал Принц. – О чем?

– Ты что-то плохо выглядишь, какой-то зелененький, – посочувствовала Витка. – Вирус ходит по Москве, имей в виду, Федор. Таксист говорил о транспарентности бизнеса. Представляешь?

– Представляю, – мрачно кивнул Принц. – Но ведь половина таксистов в Москве имеют ученую степень. Некоторые – даже докторскую. Так что ты не снобись.

Витка огляделась. Она впервые была дома у Принца и, конечно, никогда раньше не заморачивалась мыслями о том, как именно должен выглядеть его дом. Но сейчас подумала, что эта квартира и Принц друг к другу не имеют никакого отношения. Ну, или он здесь редко бывает. Или живет с кем-то, кто организовал все на свой вкус. Собственно, жилище было лишено индивидуальности. Светлые обои, жалюзи, черная мебель в гостиной – что твой офис. В общем, евроремонт. (Если бы она знала тогда, как была права… А еще лучше, если бы знала несколько раньше… Хотя знать она ничего не могла. В идее помочь людям, страдающим социопатией, не было ничего экстраординарного. И быть не могло.)

– У тебя сын есть, да? – поинтересовался Принц. – Водку будешь?

– Водку не буду, – решительно отказалась Витка, проходя за ним на просторную кухню. – Сын есть. Да я же тебе рассказывала.

Принц был какой-то напряженный. Он налил себе водки в чайную чашку, выпил и снова налил. Витка повертела головой. В матовой люстре из трех лампочек горела только одна. И то как-то тускло. От этого и от одного вида мрачного Принца, который пил водку чайными чашками, у нее резко испортилось настроение. Она встала и задернула шторы, чтобы из окна не лезло в дом серое небо. Она всегда так делала у себя. Но уютнее не стало.

– Видишь ли, Витта… – Принц неожиданно назвал ее полным именем. – Ираклий прекращает твой контракт.

«Жалко, – подумала Витка, снова усаживаясь. – Вот черт, жалко-то как… Но когда-нибудь аттракцион невиданной щедрости все равно должен был прекратиться. А если с другой стороны посмотреть: контракта вообще могло не быть…»

– Ты меня поняла? – внезапно осипшим голосом спросил Принц.

Витка подняла брови. И вдруг сказала:

– Наливай. А как происходит расторжение контракта? Я должна подписать какие-то документы?

– Ты должна умереть, – сказал Принц и протянул ей чашку с водкой. Его худые пальцы дрожали.

Витка взяла чашку у него из рук и аккуратно поставила на стол. Затем случилось следующее. Практически из положения сидя Витка вдруг сделала вертикальное сальто, отчего одновременно лопнул плафон люстры, а Принц Датский рухнул на спину. Причем, коснулась ли его Витка или сам упал, он так и не понял.

– Второе место по Москве и Московской области по айкидо это тебе не хрен собачий, – сообщила Витка, поудобнее устраиваясь верхом на костлявой груди Принца. – Но пить надо меньше. А теперь рассказывай, коллега, почему я должна умереть и кто так решил.

– Слезь с меня, – попытался пошевелиться Принц. – Я не собирался тебя убивать. Хотя и обязан. Я хотел тебя отпустить. Ну, слезь же.

– Может, мне приятно…

– Вот дура!

– Я не дура. Я доцент кафедры психолингвистики. И сейчас тебя удавлю на фиг. Рассказывай.

– Нет, – посипел Федя, – ничего я тебе не расскажу. Я должен был тебя убить. И через несколько дней тебя нашли бы на съемной квартире без всяких признаков насильственной смерти. Весь прикол в том, что… да не дави ты на диафрагму, блин… прикол в том, что если я тебя не убью, тебя убьют все равно. Так и происходит расторжение контракта.

– Почему?

– Все, Витта. Вставай с меня и уходи. Может, я и хотел бы, чтобы ты оказалась сверху, но не в подобной ситуации. Немедленно исчезни куда-нибудь… в параллельный мир. Я тебе не стану ничего объяснять, потому что, во-первых, у меня есть корпоративная совесть. Кстати, это единственный вид совести, который у меня имеется. Во-вторых, до руководства будет доведено, что ты от меня сбежала и ничего не знаешь. Можешь позвонить маме – один раз! – и сказать, что уехала в командировку. И больше не звони – и ее с сыном подставишь, и себя.

Витка встала и пересела на стул.

– Я сейчас сойду с ума… Я что, должна куда-то уехать?

– Да, – утомленно произнес Принц, оставаясь лежать. – Уехать, уйти, просочиться в канализацию. Сменить пол и структуру ДНК. И все равно шансов у тебя почти нет. Они везде, суки.

– Кто? – Витка была в отчаянии от того, что не знала точно, спит она или нет. Лопнувшая люстра продолжала качаться, и выжившая лампочка в просвете между осколками матового стекла светила дрожащим желтым светом.