Рапсодия гнева

– Да, Эхо, у тебя и раньше-то крыша держалась на одном гнутом гвозде, а сейчас ее и вовсе рвет не по-детски. Хотя мысль подпалить америкосам задницу вдохновляет. На меня можешь точно рассчитывать, а я еще с ребятами парой слов перекинусь, может, и соберем человек пять.

– Если твоих, то пятерых хватит с избытком, – довольно улыбнулся Фролов. – Весь город поставим в позу пьющего оленя.

– Да уж… Оптимизм у тебя аж из ушей брызжет. Ладно, если полчаса подождешь, я тебе вынесу. Есть у меня десяток в загашничке. Два обычных, остальные бронебойно-зажигательные. Пойдут?

Фролов коротко кивнул – в живое все равно чем стрелять.

– Подожди. На вот, передай сигареты тому морячку, что тебя звал. А себе запиши номер телефона. Если что.

– Ого! Мобильник? Богатеем потихоньку? – усмехнулся Громов.

– Ага… Во сне. Это не мой. Точнее, общественный, для дела.

Прапорщик усмехнулся и не спеша двинулся к воротам воинской части, а Саша сошел с пирса, набрал камешков и принялся кидать их в прозрачную, с виду похожую на мармелад воду.

9 ИЮНЯ. БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ

Таня оказалась девочкой умной. Без истерик, без дурацкой скромности рассказала все как есть. Нового Саша ничего не узнал, зато подтвердилось все разведанное за последние дни.

Солнце устроило такую духотищу, что в домике на Лагерной распахнули все, что только можно. Окна, двери, даже занавески сняли. Фролов переоделся в майку маскировочного окраса и притащил из дому старые пляжные шлепанцы из пористой черной резины.

Ребята от жары страдали куда сильнее, поскольку маек и легкой обуви из Москвы не привезли. Джек плюнул на все и не стесняясь ходил с голым торсом, а Женька парился в рубашке и брюках – не хотел показывать девушке худое бледное тело.

Земля во дворе парила, пахло густой травой и виноградными листьями, из щелей пола тянуло перегретой сыростью. Пили холодную воду со льдом, выдавив в стаканы по ароматному лимону.

– Останешься? – почти бесстрастно спросил Таню Фролов. – Место у нас есть. Да и работа найдется. Будешь у Джека секретарем. Скучно не будет.

– А у меня есть выбор? – серьезно спросила девушка.

– Выбор всегда есть. Можешь записаться в миссию.

– Да?

В Таниных глазах мелькнула ярая злость, словно кинжал из-под плаща итальянца.

– Вы, наверное, не хуже меня знаете, чем там удерживают женщин, – стиснув кулачки, добавила она. – Так запудрить мозги можно только глупым курицам вроде тех, кто жаждет «счастливого брака за рубежом», но я не хочу, чтоб даже пытались. Тебе приятно будет, если каждый день тебе станут делать намеки и домогаться?

– Смотря кто, – бесстыдно осклабился Фролов.

– Все самцы одинаковые, – огрызнулась Таня. – Только одно на уме. А если тебя будет домогаться голубой?

– По роже… – стер улыбку с лица Саша. – У меня с ориентацией все в порядке.

– У меня тоже. – Таня даже отвернулась, пытаясь унять подкатившее чувство обиды. – Я не зоофилка, чтоб терпеть домогательства американцев.

– Круто! – весело усмехнулся Женька. – Брак с американцем приравнивается к зоофилии.

– Было бы куда круче, если бы он приравнивался к некрофилии, – серьезно сощурился Саша. – Но в любом случае это сексуальное извращение. Уродов плодить.

– Ну… – Джек хмуро отхлебнул из стакана. – Уроды среди них далеко не все.

– Пока да, – пожал плечами Фролов. – Только надолго ли? Ну так что, Танечка, просить у жены еще один комплект постельного белья?

– Да. Все равно у подруги я больше жить не могу, она с парнем сошлась, а квартира однокомнатная.

– Хорошо, сейчас смотаюсь. Джек, помоги Женьке протянуть переноску к пристройке, а то негоже гостью при керосинке держать. Я еще попробую маленький телик у Марины выпросить. Сговорились? – Все согласно кивнули.

Когда Саша вышел во двор, у самой калитки его догнал Джек.

– Я нашел еще четыре конторы, – негромко сказал он. – Представительство Фонда Сороса, галерея импрессионистов, брачное агентство и салон красоты для собак. Покопался в их файлах немного… Тебя больше всего заинтересует представительство фонда и брачная контора. Фонд Сороса у вас тут занимается очень благородным делом – поднимает культуру. Десять тысяч долларов выплачено антирусскому клубу фехтования, занимающемуся ролевухой по Толкиену, и столько же агентству моделей трансвеститов. Провайдер ИНБЮМа тоже на американских деньгах кормится, на шару подключают студентов и школьников. Брачное агентство вообще штука особенная. Они занимаются не только сводничеством, но и трудоустройством за рубежом. В основном работа для женщин. Якобы гувернантки, но я еще попробую прошерстить личные дела, посмотрю, кто где устроен и кем.

– Молодец, Джеки. Кстати, тебе не кажется, что это война? Что нас конкретно атакуют на совершенно новом фронте?

– Да мне плевать. Денег бы на этом заработать…

– Тоже стимул. Не хуже других. Но на войне почти всегда можно заработать денег, веришь?

– Что-то не видать.

– Так мы воевать-то еще и не начали, а полтишку уже срубили. Ладно, ты вот что… Не забывай про жучок, хорошо? В нынешней обстановке мне очень желательно знать все, что замышляют уроды из миссии. Я к ним под вечер, скорее всего, заявлюсь.

– Блин, чуть не забыл! – неожиданно вспомнил Джек. – Тебе какой-то ментяра звонил, гаишник. Сказал, ты знаешь кто. Просил подойти на площадь до восьми часов.

– Н-да… – нахмурился Саша. – Это что-то новенькое. Ладно, спасибо.

Он открыл калитку, а Джек усмехнулся и пошел в дом допивать ледяной лимонад.

Погода портилась не на шутку, ветер сменился и начинал наносить сыроватую морскую прохладу. Пока она еще смешивалась с изнуряющей духотой, но, если тучи не разойдутся, майку снова придется менять на рубашку.

Низкая крышка неба серым одеялом прибивала к остывающему асфальту автомобильную гарь. Машины урчали, сопели – горячим по горячему, черным по черному. Словно кит в разволновавшемся море, прополз троллейбус, громыхнув штангами на стрелках, – одинокий в душном городе. Труженик среди лоботрясов «Жигулей», «Волг», иномарок. Старый, но еще поживет.

Фролов тоже внезапно почувствовал себя старым, но в этом сам виноват, сказывалась многолетняя привычка брать на себя чужую ответственность. Он внезапно почувствовал себя одиноким в людском потоке – тоже сам виноват. Отгородился от прошлого трухлявой стеной, а сам остался внутри вместе с воспоминаниями. Теперь эту стену надо было ломать. Сам бы не стал, попросили. И отказать не мог.

Но противно касаться прогнившего, ненужного, невесть зачем возведенного.

Красные цветы на клумбах посреди площади полыхали ужасом и непониманием грохочущего вокруг них пространства. Даже подрагивали в низком сизоватом дыму. Час пик. А прямо у клумбы полновластным хозяином всего этого движения стоял белый «Фольксваген» патруля дорожной инспекции. Бока припечатаны желтыми трезубцами на голубом фоне, прозрачная дуга мигалок затаила в себе красное и синее пламя. Молодой инспектор в фуражке-бандеровке пробовал как-то воздействовать на поток машин, но тот жил своей собственной жизнью, изредка выплевывая из себя указанных жезлом неудачников.

Саша двинулся по переходу, развязно похлопывая шлепанцами, подошел к патрульной машине и, открыв дверцу, уверенно уселся на заднее сиденье. Лейтенант, сидевший за рулем, ничуть не удивился – ждал.

– Привет, братишка, – с улыбкой повернулся он. – Давно не виделись, а?

Саша ничего не ответил, только улыбнулся в ответ. Ломать трухлявую стену оказалось куда сложнее, чем думалось.

Радиостанция тихо шипела выкрученным до отказа шумоподавителем, время от времени голос дежурного врывался в эфир, ему отвечал кто-то далекий, еле слышный. А за стеклами патрульной машины медленно и почти неслышно двигался город – машины, люди, словно сонные рыбы в дымной воде. Аквариум.

– Чем живешь? – видно было, что лейтенанту эта встреча тоже давалась с трудом.

Непонятно, о чем говорить. Улыбка маской прикрывала метавшиеся блики воспоминаний.