Ветер и сталь (изд. 1997 г. с иллюстрациями)

— И кто-нибудь видел?..

— Видел? Ну, ты даешь! Ха. Сейчас, как же. Исчез тихо, как мышь. Ни когда, ни на чем — никто ничего не знает. Ну и, само собой, никуда не прибыл. Говорят, что около года назад он ухитрился списать с флота новенький «Файр Флай». Некисло, да? Вот так взять и списать целый фрегат. Ну — друзья, друзья…

— Хорошие друзья…

— Ну, я думаю. Мы тут пока дряхлый «Боу Рейдер» списали, так с нас семь потов сошло, а этот — на тебе. Правда, линкор, конечно, есть линкор, но зато мы чин чином, весь металлолом в Генеральную Службу вооружений сунули — как положено. А потом трахались с ним в доках почти полгода — то одно не работает, то другое отказывает. Ну, правда, теперь с этими делами будет попроще.

— С ремонтом, вы имеете в виду?

— Ну да. Ты же помнишь все эти мучения. Что такое корабль, по документам на данный момент не существующий, и с чем это едят. Точнее, с какими суммами. А теперь… Доки на Ахероне будут готовы к концу года.

— Давненько я там не был.

— Побываешь, не волнуйся. На Ахероне я лично чувствую себя лучше, чем дома. По крайней мере, в полной безопасности. Единственное место в Галактике, где все в доску свои. И нет необходимости дедать морду кирпичом.

— Н-да… Меня, честно сказать, в этом отношении порядком достала Метрополия. По-моему, ни один колониальный аристократ не опутан так всеми этими нормами приличия, как самый последний спиногрыз Метрополии. Доходит до того, что у себя дома в сортир идешь по струнке и с приклеенной улыбочкой.

— Вот поэтому я и не появляюсь в Метрополии. В своем особняке в Стокстоне я уже больше года не был — с тех пор, как забрал оттуда кой-какое барахло. Надо его вообще продать. Не желаешь приобрести? Задешево отдам.

— Во-первых, мне еще рановато жить в таком квартале, а во-вторых, после свадьбы я большую часть времени намереваюсь пройодить на Кассандане. Если удастся, конечно.

— А почему, собственно, не удастся? Рейсовый ходит дважды в сутки… а со временем прикупишь себе ях-точку. Трасса спокойная, конвой там не нужен. Ты, я так понял, всерьез решил жениться?

— Вероятно, да. Она сделала мне предложение… грех было отказываться. Титул как-никак.

— Титул не титул, а любовь такой женщины нужно ценить — она стоит десяти титулов. Я этого раньше сам не понимал… путался со всякими идиотками. Смешно, но надо было прожить жизнь, чтобы, встретив Ильмен, понять, что к чему, на самом деле. Знаешь, та рыжая бедняжка на Рогнаре…

— Тин?

— Да, Тин… она хоть и любила тебя, но счастливым бы тебя не сделала. Рано или поздно, но мы перестаем быть мальчишками, и тогда уже нужно нечто другое… причем, знаешь, все эти дела — погоны, нашивки и даже сотни поединков за плечами — это все ерунда, можно быть крутейшим воителем своего времени и все равно оставаться мальчишкой. А вот когда приходит грусть… когда зимним утром стоишь у окна и смотришь, как падает снег… и уже не важны ни победы, ни поражения. С тобой, по-моему, это произошло довольно рано.

— Довольно давно — если точнее. Да… просто долгое время я искал смысл, у меня было достаточно времени… экий каламбур. А потом я сказал себе: смысла нет, как нет ни правых, ни виноватых. У боли не может быть смысла. Просто есть путь. А в пути нет места переживаниям. И я попытался закрыть свой ад и выбросить ключ.

— Удалось? — иронично изогнулась бровь Дете-ринга.

— А что, кому-то удавалось?

— Да как тебе сказать. Если максимализировать вопрос — то нет. Ты же знаешь закон коромысла: счастлив тот, кто носит в себе свой рай, но все пути закрыты для него, ибо зачем пути слепому? Дорога — она для тех, кто готов пройти через собственный ад, ибо дорога есть удел зрячего и сильного.

— И ни слепому, ни слабому не выдержать поединка с громом… воитель Яар, по-моему.

— Ага. Только в то время уже не воитель, а настоятель. Давненько это было. На Земле еще в пещерах жили, а на Россе уже стояли замки. О Даттор седой! Рвутся в небо клинки твоих башен, в вечном споре своем с облаками… По-моему, лучше Олдмена никто не сумел перевести классические саги, а?

— Ну, Олдмен прожил там жизнь…

— Да, и был лучшим мечником среди хомо. Как я им восхищался в молодости! Завидовал. Ну, потом Дори-доттир мне вкрутил мозги, и я…

— Радарная, полковнику Детерингу! — перебил его интерком.

— Да! Что у вас?

— Характер пульсации изменился.

— Что значит изменился?

— Ну… трудно определить… мы не сталкивались с таким типом кораблей.

— Черт вас всех подери! Дайте информацию в ходовую! Жано! Разверни дисплей, живо!

Детеринг метнулся к необъятному пульту управления. Проснувшийся пилот уже активировал ходовой дисплей системы боевого поиска. На небольшом экране быстро вращалась красно-синяя синусоида.

— Понятно, — прошептал Детеринг, — запустили компрессоры. А, ч-черт!.. Штурман! Сброс коррекции, ручное управление, экипаж — к бою! Бортовым батареям развернуться в ось, приготовиться к залпу вместе с носовой «кухней». Жано, возьмешь на себя носовую батарею… Прочь руки со штурвала, болван! Увижу на твоем штурвале хоть один палец, пришибу!..

«Газель» ощутимо дернулась, изображение на экранах поплыло в сторону. Придерживая штурвал левой рукой, Детеринг не глядя отработал смещение; правая его рука плясала на сенсорах панели наведения носовой батареи.

— Сколько ему нужно времени, чтобы от холодной тяги выйти на старт? — спросил я.

— Да чтоб я так знал… откуда ж я знаю, какая у него серия? С нашей позиции действительно не увидишь. Минут двадцать, пока компрессоры не поднимут давление, да плюс еще… Моторы у него штатные, это уже ясно. Но на всех сериях — разные чашки и разная интенсивность потока, так что черт его знает.

В рубке появилась Маринина. Лицо у нее было встревоженное, во рту уже находился любимый палец. Не произнеся ни слова, она подошла к правому пилотскому креслу и встала за спиной Детеринга.

— Что ты? — спросил он. — Прекрати трястись, дядя Танк тебя в обиду не даст. Нам около пяти часов осталось. А может, если мальчики поднажмут, то и того меньше.

Синусоида на радарном дисплее задергалась более интенсивно, цвет ее из красно-синего медленно перетек в насыщенно-алый.

— Экипаж — к атаке! — рявкнул Детеринг. — Слушать только меня, предельное внимание… крепи, Господи, руку мою!..

Гулко рыкнули маршевые двигатели. Субрейдер двинулся вперед, и двинулся на немалой скорости — Детеринг спешил как можно скорее вырваться из потока астероидов на оперативный простор. Через несколько минут последняя лениво вращающаяся скала исчезла с экранов, и моему взору предстала величественная картина красноватой — в свете одной из звезд — пыльной бездны, в которой неподвижно висели тысячи бледно-голубых глыб льда, растянувшись в пространстве на огромное расстояние. Звезд не было видно, пустота была до краев налита мрачным темно-красным светом, и кругом висела пыль. Видимо, когда-то здесь развалилась целая планета, что нередко случается в двойных системах. Из голубоватого сияния льда неторопливо выползала свинцово-серая сигарообразная туша росского тяжелого охотника, легко узнаваемая по характерным, далеко разнесенным в стороны острым гондолам марш-моторов. Огромный, тяжеловооруженный и хорошо защищенный охотник был смертельно опасным противником, несмотря на свой почтенный возраст. Конечно, в поединке с современным фрегатом он продержался бы недолго, просто не успел бы сманеврировать, уходя от атаки стремительного стального дракона, — но крошечный субрейдер был ему не опаснее, чем мышь великану. И все же Детеринг смело шел в атаку на престарелого монстра, не проявляя при этом и малейших признаков сомнения в собственной неуязвимости.

Охотник, уже целиком вышедший из пределов ледового поля, вдруг замедлил ход… осторожно мигнули огоньки носовых тормозных дюз.

— Заметили, — обреченно констатировала Маринина.

— Заткнись, — посоветовал ей Детеринг, внимательно разглядывая на экране компьютерное изображение противника. — Это ж надо, чтоб так повезло… третья серия, хе! Внимание! — Его вдруг окрепший голос бичом ожег нервы. — Бортовые батареи! Видите четыре черных пятна, там, где у него начинаются пилоны марш-моторов?