Аметистовый блин

лялась, а потом вдруг с грохотом развалилась, так что отец Амвросий ударился спиной о стену, а Сережа, чей увесистый ящик, лишившись подпорки с другой стороны, внезапно потяжелел раз этак в пять, одновременно попытался его удержать и навалился на кроватную сетку…

Все поползло, все поехало в сарае! Все загремело, все перекосилось, включая стены и крышу! Бабка снаружи заверещала не своим голосом.

Сережа выпустил ящик и воздел руки наподобие мраморного, или из чего он там, атланта. Воздел очень вовремя – под самым потолком сарая были полки из широких досок, и одна такая полка, уставленная трехлитровыми банками, сорвалась с гвоздей.

– Господи, спаси и сохрани! – откуда-то снизу донесся голос отца Амвросия. Впечатление было, будто он провалился в погреб.

– Сашка, ты жив?! – в изумлении утратив свою великолепную мужскую логику, завопил Сережа.

– Жив! – разумеется, отвечал батюшка. – Я купель вытащил!

– А ты – где?

– Я под диваном!

– Значит, теперь не только купель, но и тебя вытаскивать? – удерживая над головой полку с банками, спросил Сережа.

– Если тебе нетрудно… – с некоторым смущением позволил отец Амвросий.

Сережа накренил полку, чтобы банки сползли и по одной аккуратненько свалились на мебельный завал. Тут только выяснилось, как много их там было, и, к немалой Сережиной радости, – то, что все они стояли пустые. С большим трудом он выворотил кроватную раму и добрался до отца Амвросия.

Но тот вдруг отверг протянутую руку. Он отказался покидать сарай без купели.

Отец Амвросий был достаточно разумен, чтобы понять – в одиночку он ее никогда не вытащит, а во второй раз заманить Сережу в сарай ему не удастся.

Через полчаса, грязные, как болотные черти, но, в отличие от болотных чертей, увенчаные паутиной, все трое оказались снаружи – Сережа, отец Амвросий и купель.

– Это – она? – спросил потрясенный Сережа.

– Да, – ответствовал батюшка, первым делом приглаживая кудри. И посмотрел на свою добычу с нежностью.

Неизвестно, что созерцал отец Амвросий просветленным умственным взором. Сережа же видел своими атеистическими глазами здоровенную рассохшуюся бадью, примерно до середины бедра отцу Амвросию, и такого объема, что запросто вместила бы два мешка картошки. Судя по запаху, последнее, что в ней хранили, была именно гнилая картошка или другой корнеплод – Сережа плохо ориентировался в ботанике.

Сейчас, вытащенная на свет Божий, бадья имела жалкий вид, с ее боков свисали ошметки масляной краски, обруча заржавели. Но отец Амвросий уже видел ее перед собою такой, какой он ее непременно сделает, – свежевыкрашенной, чистенькой, с сияющими обручами.

– Зачем тебе ЭТО? – выразительно поинтересовался Сережа.

– Я же говорю – купель!

И, видя в глазах былого коллеги полное непонимание, отец Амвросий объяснил более внятно:

– Буду крещать полным погружением! Понимаешь, всегда в православной церкви крестили полным погружением, раньше для этого даже крестильни строили. И это – правильно. А как