Наследники ночи. Парящие во тьме

В этих словах было столько ненависти, что девушка невольно отшатнулась.

— Не смей так разговаривать с сестрой! — гневно воскликнул Кальвино.

— Она не моя сестра. Ты прекрасно это знаешь, падре. Последнее слово юноша произнес с отвращением, как будто выплюнул изо рта что-то противное.

— Почему ты так говоришь? — растерянно спросила Николетта.

— Не смей! Ты не имеешь права! — набросился на сына Кальвино.

— Ах, вот как! Значит, ты определяешь, кто на что имеет право? Что можно говорить, а что нет? Ты решаешь, что является правдой, не так ли?

В комнате повисло напряжённое молчание. Николетта обвела взглядом собравшихся здесь мужчин. Старшие Оскури опускали глаза. Только Маттео смущённо смотрел на девушку.

— Она имеет право обо всём узнать, — внезапно произнёс молчавший до этого Томмазо.

— Нет! — хором ответили Леоне и Кальвино.

— Это давно осталось в прошлом и забыто, — добавил Леоне.

— Забыто? — переспросил Томмазо, не сводя глаз с Эдоардо, — Очевидно, нет. Скажите ей! Иначе это придётся сделать мне.

Кальвино медлил с ответом. Николетта, отвернувшись от отца, подсела к бывшему главе Оскури и сжала его костлявые ладони.

иТО я должна знать.

— Да, Томмазо, расскажи мне всё, что я должа знать? Что они от меня скрывают?

Старик посмотрел на Николетту и Кальвино своими мудрыми тёмными глазами. Кальвино опустился на подушку и спрятал лицо в ладонях.

— Хорошо, расскажи ей, — произнёс он не знакомым дочери голосом. В нём было столько боли, что девушка вздрогнула.

Томмазо кивнул.

— Эдоардо отчасти прав, утверждая, что ты не его сестра, — сказал он. — Кальвино — ваш общий отец, это верно, но матери у вас разные.

Николетта услышала, как застонал её отец. Сама она не проронила ни звука.

Томмазо пристально посмотрел на неё, а затем продолжил:

— Шестнадцать лет назад в наш город приехала юная девушка. Говорят, она была родом из Рима. Слухи о необычайной красоте приезжей в считаные дни облетели Венецию. Каждый хотел хоть раз её увидеть. Красавицу приглашали на балы и музыкальные вечера. Она была не только прелестной, свежей и грациозной, но также умной и начитанной. Одно её присутствие и божественный голос могли свести с ума любого мужчину.

Кальвино снова издал невнятный, похожий на всхлипыванье звук. Николетта старалась не смотреть на отца.

Все её внимание сейчас было направлено на Томмазо.

— Никто не знал, кем были её родители, известно было только, что она в Венеции не одна. О девушке заботился могущественный покровитель, представлявшийся всем её опекуном. Это был граф Контарини, который, как ты знаешь, принадлежит к одному из двадцати четырёх старейших дворянских семейств Венеции. Граф дарил девушке самые красивые платья и самые дорогие украшения, поэтому вскоре ей пришлось познакомиться с таинственными ларвалести, державшими в страхе весь город. — В голосе старика

послышалась насмешка, но затем он снова стал серьёзным. — Все были в восхищении от красавицы, но лишь один влюбился в неё с первого взгляда.

Томмазо поднял веки и посмотрел на Кальвино, который по-прежнему закрывал лицо руками. Николетта ещё никогда не видела отца таким огорчённым. И не хотела видеть его таким! Значит, шестнадцать лет назад её отец влюбился в прекрасную незнакомку. Николетта умела считать и понимала, что к тому моменту он уже давно был женат на Валентине и воспитывал сыновей.

— Он непременно хотел заполучить эту девушку, поэтому разыскал её на одном из островов, где она пряталась по указанию графа, и сделал своей. А затем Дориана родила тебя. .

Николетта растерянно заморгала.

— Дориана, — прошептала она.

Теперь ей всё стало ясно. Вот почему Валентина никогда не относилась к ней как к дочери. И братья отвергали её, потому что она была всего лишь ребенком любовницы. Николетта прислушалась к своим чувствам. Она попыталась вспомнить хоть что-нибудь о матери, но образы детства были перепутаны и размыты.

— Что с ней случилось? — тихо спросила девушка. — Она умерла?

Томмазо серьёзно посмотрел на Николетту.

— Мы не знаем, — наконец ответил он. Она пропала за несколько дней до того, как тебе исполнилось два года.

Старик вкратце рассказал всё, что Оскури знали об исчезновении Дорианы. Много выяснить им, к сожалению, не удалось.

— И вы больше никогда о ней не слышали? — спросила Николетта. — Вы даже не знаете, жива она или нет?

Кальвино покачал головой.

— Нет. Она попросту исчезла, и я так никогда и не узнал ответа на мучавшие меня вопросы. Что произошло на самом деле? Она покинула нас или с ней приключилось несчастье? А может быть, её похитили? И если да, то кто? Граф и его друзья из полиции? Я не знаю. Ничего не знаю.

— Мы решили, что лучше всего будет, если ты вырастешь в семье. Валентина была готова принять тебя как дочь, и мы договорились больше никогда не упоминать о Дориане.

Томмазо закончил рассказ с грустной улыбкой. В комнате воцарилась тишина. Николетта растерянно покачала головой, а затем, сама того не осознавая, вскочила на ноги и направилась к двери.

— И вы все эти годы скрывали от меня правду?! — воскликнула она, находясь под впечатлением от услышанного.

Кальвино беспомощно поднял руку.

— Останься! Позволь мне объяснить...

Николетта отступила ещё дальше. Девушке не хотелось видеть никого из этих людей. Ей нужно было побыть одной и привести в порядок мысли и чувства. Николетта резко развернулась, пулей выскочила из комнаты и, сбежав по лестнице, помчалась по набережной вдоль Дарсена Гранде, большого бассейна судоверфи. Она не замечала, что по её горящим щекам градом катятся слезы, а из груди вырываются громкие рыдания.

Ложь, везде и повсюду. Все эти годы её жизнь была одной большой ложью.

Лео первым выпрыгнул из своего гроба. Он огляделся по сторонам и вздохнул. Следом за Лео крышку гроба откинул Хиндрик. Остальные вампиры тоже постепенно просыпались и присоединялись к ним.

— Она не вернулась, — сказал слуга.

Лео покачал головой:

— Нет. Теперь пропавших уже трое: Кларисса, Таммо и Алиса.

Вампир тяжело вздохнул. На секунду сквозь привычную маску

невозмутимого спокойствия пробилось что-то вроде неуверенности, но Дракас поспешил расправить плечи и принять равнодушный вид.

— Мы здорово преуспели в подкидывании козырей ларвалести. У них нет нужды бороться с нами, потому что мы сами довольно успешно с этим справляемся. Осталось только взять и уничтожить друг друга. Так мы решим все их проблемы, и они снова смогут спокойно обворовывать богатых венецианцев и туристов.

Хиндрик посмотрел на Лео.

— Что ты собираешься предпринять?

Дракас развел руками.

— Мы будем и дальше искать Клариссу. Это было и остаётся нашим главным заданием, только теперь к нему добавились ещё и поиски Таммо.

— А что с Алисой? — робко спросил Лучиано

Лео снова вздохнул.

— Алиса должна сама понять, насколько глупой была её реакция. Мы ей не няньки. Я не буду слишком строг, если она вернётся и извинится.

Слова вампира звучали жёстко, но за этой жестокостью скрывались боль и беспокойство.

— Она никогда этого не сделает. Я хочу сказать, не извинится, — произнес Лучиано.

— Тем хуже для неё, — подчёркнуто холодно ответил Лео. — Алиса должна понимать, что ведёт себя как ребёнок и тем самым подвергает нас всех опасности.

— Но речь идет о её брате! — напомнил другу Лучиано.

— Это не важно. Мы здесь все вампиры и помогаем друг другу, но обдуманно, вооружившись планом, а не глупым безрассудством. Если Алиса до сих пор не поняла этого, я, к сожалению, ничем не могу ей помочь.

— Ты всё правильно говоришь, — вмешалась Анна Кристина. — Я полностью тебя поддерживаю.

— Ну, ещё бы! Было бы глупо ожидать от тебя чего-то другого, — вспыхнул Лучиано.

Вампирша пожала плечами, без слов давая понять, насколько мало её волнует мнение наследника. Для Лео эта тема, очевидно, тоже была закрыта. Он глубоко вздохнул. Похоже, ему непросто было сосредоточиться. И всё же Лео взял себя в руки и хлопнул в ладоши, привлекая внимание собравшихся.