Егерь. Девушка с Земли

Кристо кашлянул в кулак.

— Как там на тракте, Эндрю? Я беспокоюсь о Семене…

Скворцов подошел к магистру, пожал протянутую руку.

— Тревожно на тракте, — сказал он, понизив голос. — Симмонсы обложили все пути, что ведут в Персефону. Им помогают акслы из нереста Боголюбовых и Святодаровых. Поэтому бандитам известно о каждой тропинке. Колохра не мычит, не телится. Как долго я ни загорал на вершине пика Де Муэртэ, но ни одной вертушки так и не увидел. В небе только жаброхваты резвятся.

— А что насчет Семена? — забеспокоился магистр. — Мог он пройти через симмонсов?

— На аборигенов бандиты смотрят сквозь пальцы. Ну бредет земноводное по своим делам, с него и взятки гладки… — Скворцов призадумался. — Шанс есть, я полагаю. Да, есть.

Кристо несколько раз кивнул.

— Полагаешь, симмонсы способны пойти ва-банк? — спросил он.

— Ты ведь уверял, что здесь защитят дочь мистера Марвелла? — ответил Скворцов вопросом на вопрос.

— Всенепременно, — буркнул, глядя в сторону, Кристо.

— Ты же понимаешь, что они не смогут долго контролировать дороги, оставаясь не раскрытыми. Рано или поздно у симмонсов закончится терпение или запас осторожности, и они попытаются извлечь Реми из атолла.

Кристо хмыкнул и почесал высокий лоб.

— Эндрю! — окликнула егеря Реми. — А ты видел кого-то… ну, из тех…

— Я слышал голос Колбасинского, — Скворцов вздохнул. — И Жерех, кажется, снова в строю. Подлатали ему брюхо. Ну и Лазарус — само собой.

Реми передернуло.

— И еще, Реми. — Скворцов несколько секунд молчал, точно подыскивал нужные слова. — Я вернулся к той лагуне. Где мы… — он шумно сглотнул. — Где мы пришли в себя. Помнишь?

— Помню.

— Я хотел осмотреть это место свежим взглядом, без спешки. Реми, мы не одни выбрались из Хардегена. Я нашел следы босых ног. Их оставил человек. Он появился в лагуне после нас. И сразу двинулся туда, куда ушли мы вместе с волонтерами.

Реми лихорадочно размышляла.

Следы босых ног… Из Хардегена… Ушел следом за ними… Едва ли — стервятник…

На глаза сами собой выступили слезы.

— Это был Кемпнер, да? — она не удержалась и всхлипнула. Кристо тут же подал ей свой носовой платок.

— Я тоже так подумал, — сказал Скворцов. — У страха глаза велики, но мне показалось, что это был размерчик Кемпнера.

— Дьявол! Ну почему медлит папа́? Кемпнер! Симмонсы! И миллионы кусающих и жалящих тварей! Сколько еще бед вы готовы свалить на мою голову? Какой вы заключили договор, что папа́ до сих пор не изволит беспокоиться обо мне? Почему он не перевернул эту дрянную планетку вверх дном? Возитесь со своими жабами, и сами в жаб превращаетесь — ни компьютера у них, ни видеотелефона, ни рации! Грязь, нищета кругом! Ни красоты, ни пользы, ни смысла!

— Успокойся, Реми! Я не могу знать, что у мистера Марвелла на уме.

— Не говори мне, чтоб я успокоилась! Это ты — интриган проклятый! Захотел нажиться на дочери и ее отце! Фигаро там, Фигаро здесь, да?

— Тише, моя госпожа! — Кристо протянул к ней руки. — Вы перепугаете моих крошек!

— И вы! Вы тоже ничего не говорите! Хватит с меня! — Она скрестила перед собой руки. — Закончилась книга! Продолжения не будет!

Оставалось только топнуть ножкой, повернуться кругом и умчаться, не оглядываясь.

Реми так и поступила.

Она выбежала из нерестилища, распугав свору рыбособак, метнулась к своей хижине. Вот черт! Не к своей, а к хижине Кристо. В затерянном среди рифовых лесов атолле у нее не было ничего своего — даже белья.

Воздух неожиданно уплотнился, бежать стало тяжелее — словно по пояс в воде. В нос ударил запах гнили. Ремина перешла на шаг.

А если папа́ бросил ее и улетел на Землю? — это было самое страшное, что она могла себе представить.

Да быть такого не может! — опровергла саму себя. Отец ни за что не оставил бы ее на этой дикой планете. Между ними всякое случалось, но отец есть отец! Папочка! Папуля…

А если все-таки улетел?..

Упасть бы на коралловую крошку, зарыдать в голос, в исступлении загребая руками колкие частички. Но нельзя — акслы смотрят. Как говорится, рыбы засмеют!

Не сметь думать так! Даже если папа́ пришлось по каким-то делам отправиться на Землю, он обязательно бы оставил О’Ливи или Пасаделя вместо себя!

Но почему ее не ищут? О’Ливи и Пасадель — не рабы мистера Марвелла. Ни в одном контракте не оговорено, что их можно бросить на малоосвоенной планете считать галок, если несерьезная дочка шефа угодит в переделку.

Ну не может такого быть! Не может — потому что просто не может!

А если план папа́ по перевоспитанию мягкотелой дочери все еще осуществляется? Если ее оставили одну специально, чтоб она поняла, каково это — когда ни на кого, кроме себя, нельзя положиться?

Жуть! Изуверство! И нонсенс!

Ну не может такого быть! Не может — потому что просто не может!

Избегая взглядов косматых волонтеров и аксл, Реми добрела до лачуги Кристо. Вошла, приладила на дверь брезентовое полотнище. Потом прыгнула на надувной матрац, зарылась лицом в складки спальника и дала волю слезам.

Ладно, папочка! Никому в этом мире я больше доверять не стану. Тем более — тебе!

25

Тяжкий механический гул разбил сонную тишину сиесты. Реми проснулась, прислушалась. Гул нарастал и вскоре превратился в рев вертолетных винтов. Реми вскочила, выглянула из-под брезента. На улице царила суматоха. Ветер подхватил мусор и закружил над атоллом. Испуганно заквакали акслы, которые никогда, наверное, не видели такого летающего чудовища. Полуголые волонтеры выбегали из своих хибар с винтовками наперевес, рыбособаки путались у них под ногами. Реми нашла взглядом Скворцова. Егерь стоял по пояс в воде лагуны и был безоружен. К нему подбежал Кристо, спросил что-то, показывая на темно-фиолетовое, как небо Сирены, брюхо вертолета. Егерь отрицательно помотал головой.

«Не симмонсы! — догадалась Реми. — Неужели это за мной?»

Она выскочила из лачуги. Почти в чем мать родила. Как аксла. Запрыгала, замахала руками: «Я здесь!»

Брюхо вертолета распалось на две половины, и оттуда на Ремину вывалился ворох клейких нитей. Нити мгновенно опутали ее с головы до ног, захлестнули горло и потянули вверх. Реми почувствовала, что задыхается. Закричала, забилась… и проснулась.

Она лежала на надувном матраце в лачуге Кристо. Вернее, плавала в собственном поту. Невыносимый зной обжигал крышу, вливался сквозь зашторенные окна, продавливался через дверную занавеску. Реми поняла, что теперь ей не уснуть. Она подумала о пещерке в глубине рифовых зарослей. О небольшом водопадике, что сеялся из отверстия в куполе свода. Зверски захотелось постоять под его струями. И глотнуть свежей воды. Ремина поднялась, быстро оделась в камуфляж, взяла мыло и большое полотенце, что выдала ей местная докторша, мисс Бергсон. На улице стояла мертвая тишина, все живое попряталось. Даже криль исчез. И рыбособаки куда-то подевались. Сиеста.

Реми накрыла голову полотенцем, прихватила обрезок арматуры, который всегда брала с собой в душ, и припустила по еле заметной тропинке к заветной пещерке…

…Где-то наверху водопад разбивался об известковый вырост и дальше сеялся мелким дождиком. Принимать такой душ было неудобно — намылишься и несколько минут ждешь, пока ленивая морось смоет пену, — но выбирать не приходилось. Процесс поглощал все внимание, не удивительно, что Реми не заметила, как волонтеры подошли к пещере.

— Вай-вай, какой дэвушка… — произнес кто-то.

Реми выругалась шепотом, вытерла намыленное лицо, как сумела, обернулась полотенцем.

У входа стоял волонтер по имени Керим. Чернобородый красавчик с жгучими глазами завзятого бабника. Он откровенно пялился на Ремину, цокал языком и качал головой, якобы от восхищения. Реми нащупала арматурину. Керим сделал вид, что испугался.

— Зачэм дюбинка, слюшай? — проговорил он. — Иды ко мнэ, у мэнэ — лючше!

— Уйди, Керим! — Реми отступила в тень. — Вседержителем прошу… Пока я тебе «дюбинку» не оторвала.