Кремль 2222. Тобольск

Один находился в центре лба. Его закрывало верхнее веко миндалевидной формы, а вот вместо нижнего века болталось длинное щупальце. Такие же «нижние» щупальца, только покороче, извивались под двумя остальными глазами, расположенными, в отличие от первого, на своих законных местах – по бокам носа.

Рот у существа выглядел под стать остальным частям лица: малосимпатичным, если не выразиться крепче – безгубым, похожим на шрам. Унылую картину «я у мамы урод» завершала тощая морщинистая шея, выступающая из воротника мешковатого, достающего почти до колен, свитера.

Павел понял, что это и есть искомый шам, едва увидев щупальца, заменяющие нижние веки. Правду сказал Ермил: «Ты его сразу узнаешь».

Но шам появился не один. Вслед за ним из павильона спустился пузатый маркитант в синем кафтане и такой же синей фуражке с высоким околышем. Это свидетельствовало о его высоком статусе в клане – кафтаны и подобные головные уборы могли носить исключительно старшины.

Маркитант остановился рядом с шамом и что-то произнес. Жабо в ответ кивнул. Похоже, что они продолжали или завершали разговор, начатый в павильоне.

До собеседников было метров пятнадцать. Сновид интуитивно, не задумываясь над тем, зачем он так поступает, сделал несколько шагов в ту сторону. Его глаза притягивало уродливое и одновременно выразительное лицо Жабо с шевелящимися щупальцами. А вот тонкие, практически отсутствующие, губы не шевелились – то ли мутант лишь слушал, то ли Павел не улавливал движения.

Внезапно он ощутил сильную боль в висках и на мгновение ослеп – так, что потерял координацию и покачнулся. И в этот момент кто-то резко ущипнул его за кисть и произнес тонким, но требовательным голосом:

– Не смотри на него! Не надо!

Сновид повернул голову. Рядом с ним стояло невысокое, метр с кепкой, создание, смахивающее, скорее, на зверька, чем на человека. Павел смутно помнил, что о похожих зверьках рассказывали на уроках биологии в гимназии. Только вот как же их называл учитель? Мартышы, что ли?

– Что??? – Он глубоко вздохнул и пришел в себя. Надо же, чуть сознание не потерял. – Чего тебе? Ты кто?

– Не слишком ли много вопросов для такого умного парня?

Человекоподобный зверек, кажется, насмехался над ним. Он был худеньким, но не тщедушным; тело покрыто грязной шерстью, явно не знакомой с зубьями расчески. Из одежды: топорно сшитая майка-безрукавка с боковыми карманами и шорты из грубой материи. Но глаза смышленые, круглые и блестящие, как пуговки.

– Ты кто? – уже спокойней повторил Павел.

– Можешь звать меня Зюбом.

– Да мне без разницы, как тебя зовут. Породы какой будешь?

– Не породы, а расы. Спиры мы.

– Спиры? Никогда о таких не слышал.

– Эх, деревня, – спир по имени Зюб вздохнул и с укоризной, совсем по-человечески, покосился на Павла. – А о чем вы тут вообще, в своем Тобольске, слышали?

Наглость мохнатого зверька с человеческим взглядом превосходила все нормы приличия. И одновременно забавляла.

– Это Тобольск деревня? А ты сам-то откуда, горожанин? Может из этой самой, из столицы? – Сновид напряг свои куцые знания по географии и добавил, чтобы окончательно поставить самоуверенного мутанта на место: – Может, ты вообще из Москвы?

– В Белокаменной тоже бывать приходилось, – небрежно проронил спир. – Везде люди живут.

Нет, вы слышали?! Это уже походило на издевательство.

– Чего тебе надо, мут? – сдерживаясь из последних сил, процедил Павел. Уж очень хотелось влепить засранцу оплеуху. – Учти, покупать у тебя ничего не буду. У меня денег нет. И меняться ничем не буду.

Заявив это, Павел бросил взгляд в сторону павильона, но шам уже исчез. А старшина маркитантов удалялся по направлению к складу, где продолжали разгружать телегу с товаром.

– А мне от тебя ничего и не надо, – деловито произнес Зюб. – Кроме информации. Да ты не крути так головой. Шама ищешь? Вон он, за прилавком сидит в самом углу. Слева от входа. Только ты на него не пялься – они этого не любят.

Павел посмотрел в левый ближний угол торговой площади и тут же отвел глаза. Жабо и на самом деле сидел за прилавком, примостившись на ящике.

– А почему не любят?

Неведомый спир уже не казался забавным. Нет, что-то в нем, конечно, присутствовало от этих самых, от мартышей, вызывающее снисходительную усмешку. Мохнатые треугольные уши, торчащие почти на макушке, черный нос пуговкой и очень длинный хвост в полоску. Не хвост, а хвостище…

И на фига он ему? По деревьям лазить? Так они почти все плотоядные… Хоммут с ним, с хвостом. Уж чересчур он умен для такого невзрачного мутанта. И проницателен.

– Потому что они шамы, – поучительно изрек Зюб. – Они не только глазами, но и мозгами видят. И чувствуют, если кто на них пялится. И если им покажется, что ты им хочешь в мозги залезть, могут так шарахнуть…

– Чем шарахнуть?

– Чем-чем… По мозгам могут шарахнуть. Так как, по поводу обмена информацией?

– Какой?

– Ну я же тебя просветил о шамах.

– Тоже мне – просветитель.

– Могу еще подкинуть кое-чего. А ты мне расскажи о Бортнике.

– О каком еще Борт… – машинально отреагировал Сновид и споткнулся. – Как ты… его назвал?

– Вижу, вижу, что знаешь, – сказал спир. – О Бортнике расскажи. Ведь он же у вас в кремле? Да?

– С чего ты взял?

– С того. Думаешь, стал бы я подходить к тебе ни с того ни с чего?

Павел молчал, обдумывая ситуацию. Спир не производил впечатления коварного врага. Присутствовало в нем нечто, вызывающее доверие и даже симпатию. Если, конечно, в мутах в принципе могло быть что-то симпатичное.

В то же время… Ворон подозревает, что Бортник лазутчик. И имеет на это право – подозревать. А вот Павел… Павел должен доверять Ворону, его опыту и чутью. Враги везде и они не дремлют. И нет у тоболяков друзей и союзников кроме них самих.

Тем более, что этот Зюб явный мут. У него человеческого-то, кроме мозгов… Хотя мозги, похоже, неслабые. И знает много. Хотя и врет. Вон, про Москву соврал. Все знают, что Москву давным-давно разбомбили, камня на камне не оставили…

А еще спир как-то догадался о том, что Сновид знаком с Бортником. Каким образом?.. Ох, нечисто что-то тут. Надо сначала об этом муте Ворону доложить. Ринат на то Советом и поставлен, чтобы подобные загадки разгадывать.

Павел почувствовал, как заморосил мелкий дождь. Погода весь день стояла изменчивая, то дождь, то солнце. Вот опять набежала туча… Уже стемнеет скоро, а он еще не разговаривал с шамом.

– Не знаю я никакого Бортника, – сказал резко. – И вообще – некогда мне. И ты ступай по своим делам.

– Нет у меня своих дел, – с грустью произнес спир.

– Ну, это твое дело.

Сновид хотел повернуться, но Зюб неожиданно ухватил его за ладонь своей лапкой.

– Подожди. Подожди секундочку. Скажи… – Он вопросительно и как-то заискивающе заглядывал в глаза Павлу. – Скажи, он хотя бы жив?

– Кто?

– Бортник.

Павел вздохнул. Вот, привязался, мартыш неумытый.

– Жив.

– А-а…

– Все! Больше ничего не скажу. Сказал же – некогда мне.

Он резко повернулся и направился к прилавку…

Шам сидел на деревянном ящике, широко расставив босые ступни. Руки с продолговатыми худыми ладонями, напоминающие лапы крупной птицы, наоборот – прижаты к туловищу и сложены на животе. Голова наклонена, верхние веки всех трех глаз прикрыты. Задремал старикан, не иначе.

На прилавке теснилось полтора десятка разнокалиберных банок, заткнутых деревянными пробками. Но некоторые имели и завинчивающиеся крышки. Павел приблизился и остановился, стараясь не смотреть мутанту в лицо.

– Чего тебе, хомо?

Жабо спросил, не поднимая головы и век. Павел аж вздрогнул слегка.

– Я это… А что у тебя в банках?

– Снадобья, знамо. Есть примочки. – Голос у шама был противный – заунывный и скрипучий, как несмазанная дверь. – Есть примочки от чирьев на щеке, есть от чирьев на животе… Или у тебя на жопе вскочил?

Он, наконец, соизволил взглянуть на Павла, слегка приподняв веки – те, что прикрывали нижние глаза по сторонам носа.