Мятежный дом (СИ)

Тут пираты, что несли вахту у станционных орудий, наконец-то опомнились и открыли по «Гекате» огонь. «Геката» секундным включением маневровых двигателей придала себе импульс и на чистой инерции пошла к «Тэсса». Орудия «Тэссы» крушили ходовую часть и дырявили пустые трюмы, но весь экипаж и все десантники в тяжелых кидо были защищены от разгерметизации, а ходовая часть не действовала, поэтому стрельба не могла дестабилизировать и взорвать двигатели. Корпус «Гекаты» ударил в корму «Тэссы» и снес орудийные башни к соответствующей матери. От носовых орудий транспортник защищала надстройка с силовыми мачтами.

Когда после столкновения два громадных корабля вновь стали расходиться, из всех шлюзов «Гекаты» и из всех пробоин посыпались десантники в кидо. По корпусу «Тэссы» они без помех добрались до выжженного сектора, забрались туда, закрыли дыру силовым куполом и пошли по станции, вскрывая переборки и планомерно вычищая всех, кто попадался под руку. «Дельта» и несколько патрульных кораблей Рива позаботились о тех, кто в суматохе попытался отшвартоваться и удрать.

Как только станция перешла под полный контроль Рива, были обнародованы сведения о сговоре пиратов с несколькими высокопоставленными чиновниками торговой гильдии Рива, в том числе ее главой Сонг Лао. Всех этих людей немедленно арестовали. Толпы в Пещерах Диса и других больших городах Картаго требовали казни.

Но мало захватить станцию — ее нужно удерживать, обслуживать и ремонтировать. Шнайдер объявил в Корабельном городе набор добровольцев в Трудовую армию. На вербовочных пунктах, где раньше сутками никто не показывался, выстроились такие длинные очереди, что вербовщики могли придирчиво отбирать лучших специалистов.

Данг, лежа на больничной койке, кусал, как говорится, собственный пупок. Если бы он не свалял дурака, не начал драку — мог бы сейчас хоть попытать счастья в трудовой армии. Да, станционная работа — это не то же самое, что дорай, но все-таки и не под землей ковыряться! Когда соседи по больнице обсуждали захват «Тэсса», Дангу хотелось спрятать голову под подушку.

При этом ему и в голову не приходило, что, не начни он драку с отцом — не случилось бы массовых беспорядков в Корабельном городе, а не случись беспорядков — Шнайдер не ликвидировал бы гнездо рейдеров. Жизнь в Муравейнике приучила Данга мыслить в категориях ближайшего дня, в крайнем случае — двух. Не дальше. Поэтому он горевал, что не может попытать счастья в найме на «Тэсса».

Раны его заживали довольно быстро, глаз успешно прижился на своем месте, кости срастались, но даже будь он полностью здоров — шансы семнадцатилетнего оболтуса без образования и водительского свидетельства все равно стремились к нулю. Кроме того, он подозревал, что среди набранных на станцию будет немало тех, кому намяли бока его приятели-полицейские.

Ему было мерзко. С первого дня как он завербовался в полицию, родня и знакомые попрекали его тем, что он продался планетникам, предал «своих», и сам он чувствовал себя виноватым по этому случаю, но где эти «свои» были, когда отец спивался и избивал жен? А теперь другие полицейские, планетники, ходили его навещать и приносили ему пиво, а «свои»… одна Ван-Юнь пришла.

Впрочем, у Данга были все основания предполагать, что и в полиции он не задержится. Исия, как только юноша пришел в себя, обругал его по-всякому, и самым мягким ругательством было «идиот». Данг молча соглашался со всем сказанным. Он понимал, что массовая драка — не то, за что дают медали.

Наконец, роковой день настал. Врач сказал, что больше Данг в больничном уходе не нуждается, пора освобождать койку. Десять минут спустя Данг был на улице. Шел он налегке — из вещей осталось ровно то, в чем его доставили в больницу: полицейская форма. Выстирали, вычистили, и на том спасибо.

Муравейник жил своей жизнью. Данг спустился на три яруса вниз, вышел к рынку, присел на краю фонтана перед уличным алтарем Экхарта Бона. Какой-то доброжелатель поставил в этом же фонтане алтарь Лорел. Данг машинально окунул в воду пальцы и потер статуе босые ноги: на удачу. Ему некуда было идти, кроме как в управление.

Дорога заняла около получаса — у Данга не было денег на проезд, а попроситься к кому-нибудь попутчиком он не решался. Полицейского провезли бы бесплатно, но может ли он все еще считать себя полицейским? Никакого сообщения об увольнении не было, но мало ли…

Данг добрался до управления, открыл дверь и, стараясь не глядеть никому в глаза, вяло отвечая на приветствия, подошел к кабинету Исии. Сквозь прозрачную стену он видел, что Исия на месте, Исия тоже его увидел и жестом велел входить.

— Добрый день, господин начальник, — сказал Данг, закрыв за собой дверь кабинета. — Разрешите доложить…

— Докладывай, — Исия что-то набирал на сенсорной панели терминала.

— Вот, — Данг вынул из кармана справку. — Здоров и могу приступить к обязанностям патрульного… если…

— Если что? — поднял голову Исия.

— Если вы меня еще не отчислили, — вздохнул Данг.

— А надо было тебя отчислить? — начальник районного управления приподнял бровь.

— Ну… вы вроде грозились.

— Да, вроде грозился, — Исия прекратил манипуляции с терминалом и положил руки на стол «домиком». — Точно. Спасибо, что напомнил. А за что я грозился тебя выгнать?

— За то, что… из-за меня началась драка, — Данг заставил себя выпрямиться и посмотреть Исии в лицо.

— А, точно. Драка началась из-за тебя, да… Как это я забыл. Хотя нет, я не забыл. Я просто подумал, что твои собратья-хикоси в тебя вколотили немножко ума. И, кроме того, все обернулось к лучшему. Шнайдеру пришлось разогнать пиратское гнездо, а значит — будет меньше риска, что нас обнаружат имперцы. Рейдерам доверять нельзя — предатель на предателе сидит и предателем погоняет.

А они нам доверяли, подумал Данг.

— Так что твоя беспримерная тупость послужила благому делу, — подытожил Исия. — И кроме того, на одного парня пришла с Биакко ориентировка.

Он развернул экран к Дангу. С экрана смотрел Суна — явно реконструкция, а не настоящий снимок, но очень точная. Даже не одна, а две: на второй глаза Дика был темными, кожа — смуглой, волосы до плеч — черными. Надпись над второй реконструкцией гласила: «Может выглядеть так». Текст под обеими — «Разыскивается опасный преступник, убийца и этологический диверсант Суна Эрикардас, 16–17 лет, рост — около 175 см, телосложение худощавое, цвет глаз — синие, цвет волос — каштановые, раса — евроазийская. Может пользоваться гримом, париками и контактными линзами. Сверхценник христианского злоучения, фанатичен, очень хорошо знает и часто цитирует Библию. Особенную опасность представляет по причине того, что безобидная внешность, юный возраст и показная вежливость внушают доверие намеченным жертвам.

Вознаграждение — 7500 денежного эквивалента за живого или мертвого Суну, 1000 — за точные сведения о его местонахождении. Предупреждение: очень хорошо владеет флордом, изобретателен, дерзок. Рекомендация: не вступать в ближний бой, атаковать при помощи дистанционного оружия».

— Ну что, нет желания заработать? — поинтересовался Исия.

— Вы меня за кого держите? — буркнул Данг.

— За редкостного идиота. А поскольку идиотов в Муравейнике много, надо бы довести до их сведения, что награду назначил не кто иной как сын Мишеля Нуарэ, и что он беден как крыса. Рейдеры давали за голову Суны пять тысяч дрейков. Малый Нуарэ и столько не потянет, даже если продаст последние штаны. Ты часом не знаешь, где Суна?

— Нет, — честно признался Данг. — Он как в прошлом году ушел в Лагаш, так я его и не видел.

— Как я уже сказал, идиотов в Муравейнике много, — Исия задумчиво посмотрел на экран. — И идиоты могут не поверить, что ты с последней вашей встречи не получал о нем ни единой весточки. Они могут взяться за тебя всерьез. А мне тебя почему-то жалко, дурака. Поэтому я и не выпру тебя из полиции. И послушайся моего дружеского совета: в одиночку из казарм ни ногой. В патруле никуда не отклоняться от маршрута и ходить только тройкой. Покажешься сержанту, пусть занесет тебя в график. Свободен.