Дитя Плазмы

егося погулять на открытое пространство, немедленно засекут.

- И все же: Почему она остановилась? - Иенсен хмуро сверлил карту взглядом. - Должен быть какой-то ответ!

- Уж не думаете ли вы, что это русский ее остановил?

- А почему бы и нет? - тихо спросил Иенсен. Медленно подняв голову, он отчетливо произнес: - Послушайте, Беркович, прикажите вашим людям в русского не стрелять.

- Это что, шутка? Она весьма неудачная, мистер Иенсен.

- Это не шутка, Беркович.

- Черта с два я отдам такой приказ! Они найдут русского и превратят в решето!

- В таком случае вы отстраняетесь от командной должности, - процедил Иенсен. - Полномочий у меня достаточно, не сомневайтесь. Потрудитесь уведомить своих заместителей о случившемся и:

- Секундочку! - Беркович умиротворяюще вскинул ладони. - В чем дело, Джек? Чего ты вдруг разбушевался? Ты хочешь, чтобы русского попытались взять живым? Хорошо, попробуем: Мне не очень понятна твоя политика, но если ты настаиваешь:

- Да, настаиваю.

Изобразив что-то отдаленно напоминающее кивок, Беркович грузно поднялся и тяжелым носорожьим шагом отошел к окну. Тень брезгливости промелькнула на его рыхлом лице. Он, взрослый, угодил в подчинение к мальчугану: Такого давно уже не случалось. Ни координатор, ни сам президент не позволяли в разговоре с ним пренебрежительного тона. Затянувшаяся роль второго - вот с чем приходилось ему мириться:

С той же брезгливой гримасой Беркович оглядел помещение. Штабквартира ЦРУ, временно отданная в ведение НЦ, успела превратиться в нечто неописуемое. Разбросанные по полу бумаги, банки и бутылки из-под пива, настежь распахнутые окна, столы, загроможденные радиостанциями и тонометрами: Утомленные сотрудники отдыхали прямо здесь же, при начальстве, заняв свободные диваны и кресла, сладко похрапывая на полу. Деятели из НЦ, видите ли, не хотели терять ни единой минуты на сборы подчиненных! Конечно, куда как проще - свистнул в два пальца, и готово:

Беркович опустил глаза. У самого окна, уронив голову на грудь и привалившись спиной к стене, спал Фил Николсон. Глядя на него, представитель ЦРУ дал мысленное определение тому, что видел: "Балаган!.. Форменный балаган!.."

* * * Гуль не почувствовал, как из него вышла пуля. Сон заменил анестезию. Он спал и одновременно находился в крохотном и странном кинозале. Экран был не плоским - он охватывал все видимое пространство. И с этого экрана - отовсюду, куда Гуль только ни оборачивался, на него глядели иконоподобные лики.

На этот раз Гуль мог разговаривать со всеми одновременно. Хор голосов удивительно складно помещался в голове - может быть, оттого, что язык, на котором они беседовали, состоял не из фраз и не из образов. Он был подобен мелодии, текущей в обход слуха, в обход мозга - может быть, прямиком в душу. Он понимал их, а они понимали его. Тем не менее даже в эти секунды Гуль был уверен, что, проснувшись, не сумеет воспроизвести ни мгновения. Как и прежде, Мудрецы не учили и не пытались доказывать. Всякое доказательство