Ренегат (СИ)

— Где ты ходишь? — негодует он.

— Ты сказал, чтобы мы взяли одежду. — отвечаю я, не решаясь посмотреть на него.

— Но не сейчас. Пошли.

— Мне нужно отнести…

Но не успеваю я договорить, как Люк меня перебивает:

— У меня будут неприятности, если ты задержишься.

— Ладно.

Мы выходим в Нору, и сворачиваем в один из сводчатых проходов. Под ногами стеклянной пол с бледно-голубой подсветкой. И в тусклом свете рассматриваю кожаную черного цвета куртку Люка, она не такая, как у Каи или Фрэнка. У Люка всегда была хорошая одежда. И где только он ее берет?

— Куда мы идем?

— В стационар на осмотр. — сухо отвечает Люк.

— Что со мной будут делать?

— Осмотрят, — еще сильнее раздражается Люк. — Может, хватит вопросов?

Мне совсем не нравится его неприязненный тон, и как по-дурацки заправлены штаны в ботинки, и татуировки. А волосы… У меня один вопрос: зачем? Я хватаю Люка за руку — и мы останавливаемся.

— Что ты с собой сделал?! — почти утвердительно спрашиваю я.

— А что? — с вызовом бросает он.

— Посмотри, в кого ты превратился, каким стал… Зачем? Почему?

— Не нравится, да? — Наши взгляды встречаются. Мои щеки снова горят. Я наговорила слишком много. Поправляя воротник моей, но когда-то принадлежащей ему, рубашки, Люк разочаровано улыбается. — Тебе дальше, по коридору.

Люк сует руки в карманы куртки и уходит.

Я не верю ни одному его слову. Я упрямо отказываюсь верить. Нет! Люк бы не сказал мне ничего подобного. Но прошло два года… Неужели это так долго и я ему больше не нужна? Неужели то, что было между нами — вранье? И почему я не сбежала? Почему не осталась за Дугой? Хотела увидеть Люка… Бесчисленное количество раз представляла нашу теплую, грядущую встречу. И вот что получилось из этого долгожданного свидания. А я могла бы быть где-то далеко, в одном из тех прекрасных и удивительных мест, о которых захватывающе рассказывал отец. Зачем только сюда приехала!

Хватая ртом воздух, шагаю по коридору. Впереди белая дверь открывается и выходит Двенадцать — парень, за которым я пряталась. По его лицу разлилась бледнота. Двенадцать проходит мимо меня. И тут дверь слева отворяется — двое в белоснежных костюмах выводят заплаканную и ослабевшую девушку.

— Нет, пожалуйста, — молит она, и смотрит на меня жалостливым взглядом, точно как животное, чувствуя безысходность. У меня едва пакеты из рук не валятся, когда замечаю под халатом стража пистолет. — Я не виновата, что плохо вижу. — рыдает в три ручья девушка.

Она яростно сопротивляется, упирается ногами и скользит по полу. Куда ее ведут? Что с ней сделают? Пистолеты ведь просто так с собой не носят. А что сделают со мной, когда увидят царапину и нездоровую кожу вокруг нее?

В дверях появляется мужчина. Тоже в костюме, маске и перчатках. Он просит меня зайти. Крепко сжимая пакеты, захожу в просторную светлую комнату. Полученный набор предусмотрительно оставляю у двери.

— Имя. — требует второй мужчина, его лицо тоже скрыто.

— Харпер Маверик. — отвечаю я. Мужчина тыкает пальцем в парящий в воздухе прозрачный монитор.

— Департамент?

— Девятый.

Первый мужчина просит меня стать на серый, измеряющий вес, коврик.

— Снимай рубашку и брюки. — приказывает он. Мне становится не по себе.

Пока я расстегаю сорочку, мужчина кропотливо осматривает мои волосы. Наверно вшей ищет. В Котле когда-то они были настоящей проблемой. Потом заглядывает мне в рот. Зубы-то у меня нормальные, так что мне не страшно. Но как только сосредотачиваюсь на столе, где лежат острые лезвия, ножницы и иголки, меня охватывает горячка. Неужели меня будут резать? Да нет, глупость, наверное…

Представив, что передо мной стоит Кая, снимаю штаны. Мужчина тщательно осматривает кожу.

— Сыпи и покраснений нет. — констатирует он.

Выпрямившись, мужчина озадачено смотрит на мои обтянутые кожей, торчащие ребра. Но его удивление вскоре исчезает, едва ли его внимание всецело переключается на повязку на руке.

— Порезалась. — оправдываюсь я. Мужчина снимает повязку и внимательно смотрит на рану. Я мысленно прощаюсь с жизнью.

— Не понимаю, — хмыкает он, — зачем повязка?

Смотрю на руку: отвратительной царапины нет, как и ужасного посинения. Остался небольшой, едва заметный шрам. Разве такое возможно? Я пытаюсь скрыть невольное смутное изумление.

Мужчина невыразительно изрекает, что я могу одеться, а затем просит сесть. Долго изучает родинку на шее и длинным прибором осматривает мои глаза. Скорее всего, проверяет зрение.

— Сосуды тоже в порядке. — разжевывает он. Медленно отклоняется и убирает прибор. После чего интересуется: — Кашель беспокоит?

— Нет. — сразу же отвечаю я.

— Постоянные боли? Переломы были?

— Нет. — отрицательно мотаю головой.

— Замечательно… — тянет мужчина. — Кожа лица чистая. Вы свободны.

Я поднимаюсь. Второй мужчина по-прежнему стучит по прозрачным кнопкам. Схватив пакеты, выхожу. Прогулочным шагом ступаю по подсвеченному бледно-голубому толстому стеклу, и мое внимание привлекает невнятный шорох за приоткрытой дверью. Заглянув в узкую щель, вижу ту самую девушку, у которой обнаружили плохое зрение. Она стоит на коленях, руки связаны за спиной, рот заклеен широкой серой лентой, по веснушчатому лицу все так же ручьем текут слезы. К девушке подходят двое парней, одного я узнаю — Фрэнка. Он держит пистолет с глушителем и, приставив его ко лбу девушки, нажимает на курок — раздается едва слышный хлопок. Девушка падает. В этот момент в коридор вываливается чья-то иссохшая рука. От страшной неожиданности я отскакиваю.

— Закрой дверь! — исступленно вопит Фрэнк, он явно не в духе.

Не оглядываясь, бесшумно улепетываю в Нору, сворачиваю и, приняв нарочитый спокойный вид, в умеренном темпе шествую в комнату отдыха. Упавшее сердце разрывается.

Часть вещей оставляю во вместительном шкафчике с моим номером. Принимаю горячий душ. С двадцатью кнопками легко разобраться: под каждой рисунок с функцией кнопки. Можно выставить определенную температуру воды и выбрать один из пяти шампуней или все сразу. Мою волосы, наверно, самым пенящимся шампунем с запахом ванили, намыливаюсь зеленым яблочным мылом, после чего все смываю. Вытираюсь и надеваю новую футболку, штаны и пиджак, такой как был на Каи. Обуваюсь, затягивая шнурки как можно туже, затем сушу волосы под струей горячего воздуха сушилки для рук. Расчесываюсь и обнаруживаю, что они мягкие и шелковистые. У меня всегда были жесткие, словно вместо волосинок росли тонкие дротики.

До ужина остается двадцать минут. Заправляю постель, и сажусь. Из головы все никак не выходит девушка, в которою стрелял Фрэнк. У нее всего лишь плохое зрение. А рука… Кому она принадлежала? Думаю, что у двери лежал мертвый парень. Рукав закатан, а жучок не мигал. Значит, когда человек умирает — датчик перестает работать? И тогда ты окончательно исчезаешь. Освобождаешься…

Отец был прав. Умереть в некотором роде то же самое, что освободится.

В комнату приходит Люк, и все разговоры стихают.

— Ужин. — говорит он. — Не опаздывайте.

Люк удаляется.

В нашей Семье, как оказалось, всего пять девушек. Когда Ева знакомилась со светловолосой красавицей из Департамента-8, я краем уха услышала ее имя — Эббигейл. В их дружеский разговор вступила рыжеволосая Мередиан из Департамента-5, и темнокожая Тереза из Шестого (правда, она молча сидела в их сплотившейся компании). Есть еще два мальчика, Грин и Шайя из Четвертого, Алан из Восьмого, Луи, Уилл, и Джереми. За столом нет только Три. Поговаривают, что у него была жуткая сыпь на мордашке…

В большой столовой более двадцати длиннющих столов, за ними может разместиться около пятидесяти человек. Все заняты.

Гляжу на лежащий передо мной поднос: овощной суп, запеченное куриное бедрышко с золотистой корочкой подано с густой кашей, горячий хлебец и мятный чай. Неплохо бы иметь что-то подобное на ужин в самые тяжкие времена после смерти отца. Первых два месяца были самыми голодными. Тогда я ловила сусликов, крыс и белок. О дыре в Дуге знала, и понимала, что там есть животные и рыба. Но меня до смерти напугали истории о животных, разрывающих людей на куски, и чудовища, о которых нам все время говорили. Но спустя два месяца суслики закончились, а белки стали забираться высоко на дерево. Я ела траву, чтобы утолить голод. Но в Котле много семей существует так, как жили мы. Нас спасло то, что пришел не подписанный приказ на мою казнь, и мэр вступился за меня. Я прибирала его многочисленных домах три раза в неделю, и копалась в огороде. Богатые решительно отказывались заниматься «грязной» работой. Мне давали продукты и одежду. Мама искала работу, но все безуспешно. Однажды мэр дал мне книгу (читать он не любил) о травах и их лечебных свойствах. В ней расписаны все рецепты лечебных отваров и настоек, и, мама увлекшись этим делом, быстро его освоила. Вскоре, появились первые пациенты и слава о маме, как об отличном враче, прокатилась по Департаменте-9. Чтобы обследоваться у врача в местной больнице необходимо заплатить. Естественно ни у кого денег не было, поэтому все двинулись к нам. Пациенты, то и дело, в знак благодарности приносили вознаграждение, в большинстве случаев, это было что-то съедобное. Так у нас появилась еда.