Дитя Плазмы

атом ворсе, люди ничего не желали знать. И потому ничего не успевали. Когда мерилом суеты является суета, прожить жизнь невозможно. Она протекает сама собой. Из крана в раковину, а оттуда в канализационные водостоки, не вспоив по пути ни единого деревца, ни единой травинки:

Гуль все чаще прикрывал тяжелеющие веки. Разглядывать окружающее становилось невмоготу. Вспухающим шаром солнце клонилось к горизонту, такси мчалось уже по пустыне, и мутной кошмой на барханы наползла вселенская мгла. Водитель включил фары, машина сбавила ход. Гуль не заметил этого. Ровная, лишенная ухабов дорога усыпляла его. Он увидел сон и знал, что это сон, но проснуться не мог. Клубящийся густой туман плавал перед глазами и не спешил рассеиваться. Гуль пытался разгонять его руками, но пальцы путались в чем-то жестком и вязком, плечи и кисти ломило от усилий. Лишь минуту спустя он догадался, что змеящиеся молочные разводы - вовсе не туман, а чья-то гигантская спутанная борода. Такие бороды носили, должно быть, предки - могучие и кудлатые от природы, не знавшие, что такое штанга и тренажеры, но без особого напряжения ломавшие подковы. Гуль запутывался в волосяном плену, дергаясь и трепеща, как угодившая в паутину муха. Наконец что-то грузное и большое взмешало воздух, и бородатый туман исчез. Глянув под ноги. Гуль увидел, что стоит на земле, но земля эта вдруг оказалась, круглым аквариумом, в котором плавала каракатица. Кажется, Гуль стоял посреди улицы. Дома, деревья, статуями застывшие прохожие - все было отлито из чистейшего стекла. И он скорее не видел их, а угадывал - по глянцевому отблеску, по тонкому абрису, отделяющему явь от яви. Будь его взгляд зорче, он смог бы пронзить им землю, но рассматривать жизнь на другой стороне планеты не входило в его планы. Он следил за каракатицей, задыхаясь от восторга и ужаса, приникнув лицом к хрустальному асфальту. Каракатица плыла удивительно красиво и грациозно. Что-то в ее очертаниях постоянно менялось, и она становилась похожей то на морского ската, то на змею, то на морского тюленя.

Увлеченный волшебным видением. Гуль не заметил, как твердь под ним дрогнула. Дома и деревья пенными фонтанами хлынули вниз, на улицы. Земля обратилась в воду, и теплая волна опрокинула Гуля. Ища руками опору, он камнем пошел к несуществующему дну. И тотчас гигантская тень, всплывая, скользнула ближе. Пасть чудовища подхватила тонущего, мягкий язык протолкнул в непроглядную глубь.

А через секунду он уже сидел на знакомой террасе, слушая вдохновенный монолог профессора.

- Попробуй понять нас, Гуль! Самое простое дело - осудить, не пытаясь понять. И, кстати сказать, - самое недостойное человеческого звания. Именовать себя человеком может прежде всего тот, кто понимает. По-ни-ма-ет! - Пилберг царственным жестом указал на сидящих за столом компаньонов. - Еще пару дней назад все они были трупами неподвижными, мертвенно-холодными, бледно-синими от потери крови. А сегодня полюбуйся! Они уже набивают желудки лишайником, и, честно говоря, я им