Фабий Байл. Прародитель

Со скамьи встал апотекарий в темной броне Повелителей Ночи. Его костяные украшения при этом стукнули по керамиту, а телохранители нетерпеливо зарычали, приподняв козлиные губы и показав обломанные клыки. Козлоголовые мутанты опустили руки к свежевательным ножам и задрожали, готовые атаковать по первому приказу.

— У тебя здесь нет братьев, Олеандр, — сказал он. — А если и были, ты их зарезал. Как мы зарежем тебя, после чего скормим твои потроха зверям, которые бегают вокруг.

Для большей выразительности он активировал дрель на нартециуме, и его собственные монстры завыли, изнывая от голода.

— Сначала надо вытащить железы, Дуко, — сказал Горел, — Готов поспорить, прогеноиды у него еще хорошие.

— Если ты берешь их, то я — железу Бетчера, — заявил апотекарий в покаянной рясе.

— Бери что хочешь, но мукраноид мой, Мараг, — сказал прокаженный монстр с грязными бинтами на голых руках и шприцами на кончиках пальцев. Он широко улыбнулся, демонстрируя сгнившие дочерна зубы. — И еще образец кожи, пожалуй.

— Я забираю мозг, но готов поделиться, — прорычал Дуко, Повелитель Ночи, — Каждому на один укус, что скажете? — Он огляделся по сторонам, — Что-то ценное в его больном разуме должно быть, иначе бы Байл его не пощадил…

Олеандр напрягся, слушая, как его препарируют на месте. По залу разносились жужжание дрелей и щелканье лезвий. Байл улыбнулся ему:

— Видишь, как они по тебе соскучились? — сказал он, — Не бойся, я не подпущу к твоему мозгу ни Дуко, ни кого-либо другого. У меня на него такие… интересные планы.

Байл ударил посохом, когда крики усилились. Апотекарии почти одновременно затихли.

— Братья мои, не отвлекайтесь. Вы выслушали предложение апотекария Олеандра. Пришло время оценить его. Кто выйдет вперед и присоединится к нашему блудному брату в его пути? — спросил Байл.

Олеандр чувствовал, что все апотекарий в зале смотрят прямо на него. Он не был колдуном, но определить их мысли не составляло труда. Для большинства он был всего лишь мимолетным раздражителем, отвлекающим от экспериментов. Для остальных — набором запасных деталей. Вторая категория разглядывала его с жадностью и уже мысленно разрезала его на части согласно своим правилам. Ему начало казаться, что это был не тест, а начало казни.

Повисла долгая тишина. Олеандр разглядывал членов Консорциума, гадая, сумеет ли во второй раз в жизни пробить себе путь на свободу. Даже если получится, шансы добраться до корабля были невелики. Во всяком случае, целым и невредимым.

Цимисхий встал, и воцарилась тишина. Железный Воин, сопровождаемый взглядами всех присутствующих, медленно подошел к Олеандру и тяжело положил ему на плечо руку в латной рукавице. Железные пальцы сжались, и толпа недовольно выдохнула. Олеандр посмотрел на товарища-апотекария.

— Брат? — спросил он.

Цимисхий кивнул и повернулся к толпе.

Затем поднялся Арриан.

— Эх, не могу допустить, чтобы наш нежный Цимисхий отправился туда один. Кто знает, что с ним случится, если никто не будет за ним присматривать. — Он прошел к платформе, держа руки на навершиях мечей, — К тому же я давно не пробовал эльдарской плоти.

Байл одобрительно кивнул.

— Отлично. Еще кто-нибудь? Саккара? — Он махнул рукой, и Саккара поднялся. — Думаю, тебе стоит к нам присоединиться. Не возражаешь?

Несущий Слово встал перед Байлом и плюнул ему под ноги. Байл рассмеялся:

— Как вижу, нет.

Главный апотекарий ударил посохом по платформе.

— Предложение принято. Остальные вольны возвращаться к своим экспериментам. Горел, ты будешь командовать апотекарионом, пока я не вернусь.

Горел удивился и тут же дернулся вперед. Апотекарии молча покидали аудиторию, бросая в его сторону злобные взгляды. Олеандру оставалось лишь гадать, чем Горел заслужил гнев Байла. Шансы дожить до их возвращения у него были небольшие.

— Отлично, Олеандр. Тебе удалось сохранить свою шкуру. На время, — сказал Байл, когда последний член Консорциума покинул зал, — Я знаю, зачем тебе нужна моя помощь. Теперь, полагаю, пришло время поделиться с товарищами первым этапом своего смелого плана?

— Разумеется, повелитель, — ответил Олеандр, — Нам нужен проводник, способный провести нас туда, где жертва обитает в данный момент или куда может сбежать.

— В таком случае ты зря сюда приехал, — сказал Саккара. — Сомневаюсь, что кто-либо из присутствующих знает, как найти твой мир-корабль, если, конечно, Цимисхий ничего не скрывает, — Он взглянул на Железного Воина, и тот пожал плечами. Несущий Слово постучал пальцем по одному из символов на своих доспехах, — Я мог бы попросить помощи у нерожденных…

— В этом нет необходимости, верно, Олеандр? — спросил Байл.

— Я знаю, где отыскать проводника, — ответил тот. — Но сомневаюсь, что он станет помогать добровольно.

— А бывает иначе? — спросил Арриан.

— Действительно, — Байл направил посох Мучений на Олеандра, — И где же искать твоего проводника?

— На Грандиозной, — ответил Олеандр.

Глава 5

Грандиозная

Грандиозная существовала вопреки всем законам природы.

Над самым краем Ока — там, где сырая материя нереальности переходила в твердую действительность обычного космоса, висел в темноте, как драгоценность на ткани, этот мир. Он застыл между двумя мгновениями, в шаге от гибели, и представлял собой застывший фрактал из камней и сверхнагретых газов, разлетающихся от кипящего ядра. Расширение шло бесконечно медленно и не поддавалось измерению никакими доступными методами. Никто не знал, когда оно началось и когда закончится.

Мир был мертв и в то же время нет. Он умирал вечно, заточенный в высший предел своего существования. Разломанную кору усеивали тысячи точек самых разных размеров, форм и геометрических структур; одни были гигантскими бастионами, которые щетинились зенитными пушками и оборонительными установками, другие — морями из высоких шатров, теснившимися под развалинами некогда прекрасных зданий и едва работающими атмосферными генераторами.

Все они были обособлены друг от друга; каждое феодальное владение выживало в одиночку в меру своих возможностей, но союзы и войны между городами-государствами встречались не так уж редко, и долгую ночь время от времени освещали ядерные удары. В короне рыскали корабли, воюя друг с другом от имени сверкающих городов на внутренней стороне разрушенного мира.

— Все дороги ведут к Грандиозной, — сказал Олеандр, разглядывая гололит. — Так говорят пророки-флогистонцы из Огненной глуши.

Они стояли на тесной командной палубе «Везалия» вокруг гололитического проектора. Древний фрегат класса «Гладий» был личным кораблем Байла, захваченным при каком-то давнем набеге на имперский мир. За прошедшие века от предыдущих хозяев не осталось и следа — как и от предыдущего имени. Теперь он был «Везалием» и всегда им будет. По крайней мере, темного духа, обитавшего в ядре корабля, имя устраивало.

— Этот мир — притон воров и искателей запретных удовольствий. Сибаритов, декадентов и глупцов, — сказал Саккара, изучая гололитическое изображение. — Однажды я обращался к своим старшим с просьбой разрешить мне разбомбить его с орбиты во имя темных богов. Ни один мир не смеет уклоняться от суда варпа таким образом.

— Возможно. Но он по-своему красив, — сказал Арриан. Он расположился неподалеку среди гландовых ищеек, повсюду сопровождавших Байла. Аугментированные воины стояли молча и неподвижно и смотрели только на своего создателя, словно Байл был солнцем, вокруг которого они вращались. Олеандр хорошо помнил это чувство: когда-то он тоже его испытывал. Но теперь плыл в одиночестве, не привязанный ни к чему, кроме собственных целей. Он не мог сказать, какое состояние лучше.

— Нам нужен не сам мир, — сказал Байл. Одна из лап хирургеона вытянулась и постучала по светящемуся изображению, увеличив четкость определенного района. По воздуху побежали столбцы данных, — А только одна маленькая часть его: Черный Голан. Самый большой археорынок в этой области Ока, занимающий останки двух континентов, — Металлические конечности жужжали и щелкали. Гололит продолжал выводить новую информацию, — Такие рынки нужны: это ближайшее подобие нейтральной территории вблизи Ока, и пользы от них немало. Даже Абаддон подчиняется древним законам и признает их неприкосновенность, — Он улыбнулся, — Нам, разумеется, прислушиваться к голосу совести не стоит. Обстоятельства принуждают, братья.