Смоленский поход (СИ)

— Когда как.

— Ну, так пойдем, проводишь.

— А вы не боитесь, ваше величество?

— Кого?

— Да ведьму же!

— Послушай, парень, ты женат?

— Нет, мой кайзер, а отчего вы спрашиваете?

— Видишь ли, в чем дело, дружок, добрые феи и злые ведьмы, на самом деле одни и те же женщины. Иногда это зависит от их возраста, иногда от настроения, но, на самом деле, никакой разницы нет. Ты понимаешь меня?

— Пожалуй, что да.

— Ну, вот и отлично, пойдем.

— Как прикажете.

Камера вдовы Краузе была куда менее презентабельной. Постелью ей служила охапка соломы, а стола и вовсе не было. Сидящая на цепи в углу женщина с всколоченными волосами, мало напоминала ту обвинительницу, которая едва не отправила на костер соперницу в любви.

— Н да, до чего ты себя довела Ирма, — припомнил я ее имя, — только посмотри, на кого ты похожа. Случись суд прямо сейчас, никто не усомнится что ты ведьма.

— Это вы, — обратила вдова на меня свои потухшие глаза, — пришли посмотреть на ту, которую погубили?

— Ну, ты из себя невинную то овечку не строй! Ты же чуть ни в чем неповинную девушку не спалила.

— Что вы понимаете, ваше величество, — вздохнула она, — вы ведь не знаете ничего!

— Так расскажи.

— Зачем вам?

— Ну, кому-то ведь надо узнать всю эту историю, почему бы не мне? Говори, я выслушаю тебя.

— Меня выдали замуж еще совсем девчонкой, ваше величество. Я уж и не помню, когда это было. Помню только, что мой муж Петер был ровесником моего отца. У него не было наследника и он, как видно, надеялся, что я смогу ему дать его, но просчитался. Виноватой в этом он счел меня и за те годы, что мы прожили с ним, не было ни дня, чтобы он не упрекнул меня в этом. А когда господь, наконец, прибрал его, то я была уже не той прежней хохотушкой Ирмой…

— Ты еще не стара и могла бы найти себе мужа.

— Вы думаете, его так легко найти? Будь я по моложе или побогаче может, нашелся бы человек, а так…. Так что, когда после стольких лет, ко мне стал захаживать рыбак Андрис, мне показалось, что у меня вторая молодость началась. Вам смешно, наверное, слушать меня?

— Разве я смеюсь?

— Не знаю, зачем я рассказываю это, вы ведь еще молоды и, к тому же, мужчина. Вам не понять меня.

— Отчего же, я прекрасно понимаю и тебя и Андриса. Он верно молодой и здоровый парень и охоч до женской ласки. Но если залезть под юбку к девушке, то ее родные могут заставить жениться, так что он решил походить к веселой вдовушке.

— Веселой вдовушке? Вы полагаете, что я шлюха?

— Нет, Ирма, я полагаю, что ты дура. Парень приходил к тебе поразвлечься, но с чего ты решила, что у вас случится что-то большее?

— Да, вы правы, но я ничего такого не думала, а просто жила одним днем…

— Но тут появилась Эльза.

— Да, тут появилась эта проклятая вертихвостка. Она молода и красива, Андрис только раз увидел, как она вертит задом и совсем на меня смотреть перестал.

— И ты не нашла ничего лучше как обвинить ее в колдовстве?

— Боже мой, — всхлипнула женщина, — но что мне было делать?

— Скажи мне, Ирма, а если бы Андрис и дальше на тебе не женился, ты бы всю деревню на костер отправила?

Ответом мне были лишь потоки слез. Таковы уж некоторые представительницы прекрасной половины человечества, если им не удалось затопить мир кровью своих жертв, они постараются затопить его своими слезами.

— Вот что, Ирма, — обратился я к ней, перед тем как выйти, — я велю прислать тебе воды и хочу, чтобы ты привела себя в порядок. У меня есть для тебя работа. Ту неподалеку лежит больной, а я не хочу, чтобы он умер раньше времени. Ты будешь ухаживать за ним, и если будешь стараться, я прикажу тебя помиловать.

— Конечно, ваше величество, — встрепенулась она, — конечно, я буду стараться. А кто этот человек?

— Как и ты, служитель сатаны!

После обеда я решил посетить рижский монетный двор. Бургомистр фон Экк, узнав о моем желании, вызвался меня сопровождать. После того как я увидел первую монету со своим именем, проблема изготовления денег занимала меня все больше и больше. Как изготовляют деньги в Москве, я примерно представлял. В принципе любой человек может прийти на монетный двор со своим серебром, чтобы обменять его на монеты. Это может быть слиток, или иноземные талеры, все равно. Серебро взвесят, расплавят, выжгут примеси и, затем, вытянут из него проволоку, которую разрубят на куски. Полученные кусочки положат на штамп, второй поставят сверху и ударом молота расплющат. В результате получится мелкая и неказистая монета более всего напоминающая крупную рыбью чешую. Неудивительно, что в Европе подобные деньги не котируются, не смотря на довольно чистое сырье, уж очень вид непрезентабельный.

В Риге все обстояло немного иначе. Серебро здесь тоже проверяли, но переплавляли не на проволоку, а на монетные листы. Из этих листов специальным инструментом вырубали монетные заготовки в виде правильных кругляков. А вот дальше технология была похожа, заготовка укладывалась на один штамп, сверху прикладывался второй, удар молотом и монета готова. Впрочем, качество штампов было не сравнимым с московским.

— А если мастер ударит немного криво? — поинтересовался я, понаблюдав за работой.

— Значит, монета будет немного кривая, — пожал плечами минцмейстер Мепе, проводивший для меня экскурсию, — но это редкость, наши работники опытны и хорошо знают свое дело.

— А можно мне попробовать? — неожиданно спросил я.

— Что, простите?

— Я хочу вычеканить одну монету, это возможно?

— Сделайте одолжение!

Скинув камзол на руки сопровождавшим меня людям, я закатил рукава рубахи и вооружился довольно увесистым молотком. Короткий размах — удар, и вот готова монета. Придирчиво осмотрев полученный результат, качаю головой. Чеканщик я неопытный и кругляшок получился явно кривоватым.

— А что это за монета, каков ее номинал?

— Это дрейпелькер или полтора гроша, — пояснил мне один из работников.

— Плохо получилось, — посетовал я.

— Вы, немного неровно держали штамп и слишком сильно ударили, — пожал тот плечами, — с неопытными мастерами так бывает.

— Жалко, серебро все-таки!

— Это не серебро, это билон.

— Что, какой еще билон?

— Чеканить одну монету, хоть талер, хоть грош, стоит одинаково, — стал объяснять мне он, — оттого мелкие монеты чеканить не выгодно. Но мелочь тоже нужна, и потому для них используют билон, в нем меньше серебра.

— Раальд, ты слишком много болтаешь, — процедил сквозь зубы минцмейстер.

— То что монета кривая не страшно, — продолжал чеканщик, не обращая внимания на своего начальника, — они все немного кривые. Что бы монеты были ровные, нужен пресс. Я давно предлагал сделать пресс, но это никому не нужно.

— А ты можешь сделать такой пресс?

— Один — нет, но я знаю, как нужно делать, и могу объяснить другим мастерам.

— А штампы можешь сделать?

— Это не просто, нужна хорошая сталь.

— Я не спрашиваю что для этого нужно, я спрашиваю, можешь ли ты?

— Да, могу.

— Как тебя зовут?

— Раальд, Раальд Каупуш.

— Хм, ты не немец?

— Я латыш.

— Мастер на монетном дворе латыш?

— Он не мастер, ваше величество, — вмешался в разговор минцмейстер, — он всего лишь подмастерье.

— Я знаю монетное дело не хуже мастера, — хмуро возразил Раальд.

— Но никогда им не станешь, особенно если будешь много болтать, — веско проговорил подошедший фон Экк.

В голосе бургомистра явно прозвучала угроза и Каупуш заткнулся.

— Ладно, не ссорьтесь, горячие рижские парни, — усмехнулся я, — Раальд, ну-ка покажи мне, где можно вымыть руки.

Латыш отвел меня в сторонку и стал лить воду из кувшина на руки, а затем подал холстину вместо полотенца.

— Хочешь поехать со мной в Москву? — тихонько спросил я его.

— Нет, мне и здесь хорошо.

— Ну, это пока. Ты меня тут надоумил, и я сейчас поговорю с вашим бургомистром на одну щекотливую тему. Если тебя до утра, после этого разговора не зарежут, приходи. Я заберу тебя в Москву, и тебя там никто недостанет.