Шаман-гора (СИ)

— И куды он их тянет, — нервно хохотнул Егорша, — пять девок и баба в семье. Чо он там с ними будет делать? Там ить надо тайгу корчевать. А с другой стороны, куды деватьси? Жребий выпал, никуды не денишьси. А откупиться нечем.

— А что, от каторги можно откупиться? — осторожно забросил я пробный камень, решив, что раз мы идём от Иркутска, то, возможно, конвоируем каторжников.

— Ну, ты и сказанул. От каторги откупиться, — тоненько засмеялся Егорша, — а ить верно. Переселенцы, они чо те каторжные. Ломить придётся от зари до зари. Да ить и наша доля не лучшая. Подневольная, — от веселья перешёл к грусти солдатик.

Значит, это переселенцы. От Иркутска идём своим ходом.

А куда их гонят-то, неужели в родные края? Узнать бы, какие времена мне снятся?

— Женская доля в таких делах потяжелее нашей будет, — решил я поддержать разговор нейтральной темой, надеясь выведать что-нибудь ещё.

— А может быть, мужик на этом деле ещё и богачество поимеет, — ухмыльнулся солдатик. — Тута главное не промахнуться.

— Не понял!?

— Дак ить чо тут непонятного? Бабы в наших местах — товар ходовой. Мало их.

— Что, женщинами торгуют? Неужели и публичные дома имеются? — удивился я.

— Да ты чо, Бог с тобою, — сплюнул в сторону и перекрестился Егорша, — срам-то, какой.

— Ну, а что тогда болтаешь? — не выдержал я.

— Дак ить замуж можно с немалой выгодой отдать или в услужение какому-нибудь благородию, — досадуя на мою непонятливость, пискнул солдат.

— Тьфу ты, чёрт, — в сердцах ругнулся я.

— Вот ты с нами только от Иркутска идёшь. И сразу видать, о жизни местной мало разумения имеешь. А туды же, чертей поминаешь, — обиделся Егорша.

— Ладно, не сердись, — примирительно проговорил я, — это я погорячился.

— Погорячился, — проворчал тот незлобиво, — а ить ты не ведаешь, как его превосходительство генерал-губернатор Муравьёв солдатиков облагодетельствует.

— Ладно, уж, говори, — улыбнулся я про себя.

— Выстраивает, значитца, его превосходительство каторжных женского полу насупротив солдатиков. А ить те солдатики верой и правдой царю-батюшке двадцать годков выслужили и окромя тягот да ранениев ничего не видели. И ить, значитца, которая каторжная насупротив какого солдатика попала, стало быть, и его жена. Тут же заходит полковой батюшка и всех венчает.

«Ну и ну, — подумал я, — вот как надо решать на местах демографическую проблему. Да и проблему заселения территорий».

— Дак ить те солдатики ещё век за то его превосходительству благодарны, — закончил Егорша.

Я стал вспоминать всё, что мне известно о первых поселенцах на Дальнем Востоке. К моему великому стыду, об этой странице истории родного отечества я не знал практически ничего. Как строили Комсомольск-на-Амуре, читал, а что было до этого, имел самые размытые представления.

В голове лишь только назойливо вертелись слова Ломоносова о том, что могущество российское Сибирью прирастать будет.

А где Сибирь и где родное Приамурье? Затем я вспомнил, что раньше на месте Комсомольска было село Пермское. А основали его переселенцы из Пермской губернии. Соответственно Нижнетамбовское основали переселенцы из Тамбовской губернии.

Я обрадовался, что хоть немножко что-то в моей памяти сдвинулось с места.

А вообще, интересная получается вещь. О гордых индейцах и переселенцах Дикого Запада мы знаем практически всё. Об угнетаемых неграх, насильно вывезенных на Американский континент, тоже. А об истории родных мест не знаем ничего. И не потому, что не желаем. Просто сведения об этом до того скудны и неинтересны, словно их кто-то специально уничтожал, чтобы мы не могли гордиться своим родом, своими корнями. Недаром мы — «иваны, родства не помнящие».

Я усмехнулся про себя, вспомнив, что до недавней поры считал, что Хабаровск основал Хабаров. И как велико было моё удивление, когда узнал, что всеми, или почти что всеми названиями населённых пунктов на Амуре и в Приморье мы обязаны генералгубернатору Сибири и Приамурья Муравьёву-Амурскому. Прости нас, Господи, ибо глупы мы в своём невежестве. Интересно, кому это было надо вымарывать из нашей истории целые мощные пласты? Я понимаю, что идёт идеологическая борьба. Что классовые враги спят и видят, как бы сделать нам какую-нибудь пакость. Но при чём тут история? Одно слово, царский генерал? — Вычеркнуть его из истории. Помещик, промышленник, дворянин? — На свалку. Получается, что вместе с грязной водой выплеснули и ребёнка. Может быть, то, что со мной произошло, досталось в наказание за наше невежество?

Задумавшись, я не заметил, как семенивший впереди меня Егорша резко остановился. Едва не сбив его с ног, я недоумённо поднял голову.

Передо мною стоял бравый усатый вояка. Сразу видно — настоящий унтер. Тяжёлый набыченный взгляд был направлен прямо мне в переносицу.

— Где тебя черти носят, солдат? — спросил, словно выплюнул.

— Дак я это, по нужде, — автоматически сорвалась с языка извечная солдатская «отмазка».

— И дёрнул меня чёрт согласиться взять тебя с собой. Какой-то ты не наш. Часом, не разжалованный ли офицер? — недовольно поморщился унтер.

— Никак нет, ваше благородие, — вспомнил я обращение из видимых мною исторических фильмов, — офицером никогда не был.

— Какое я тебе благородие, сволочь? Опять комедь ломаешь? — сплюнул с досады унтер.

Солдаты за его спиной заухмылялись.

Со слов унтера я понял, что Михаил Манычев его чем-то офигительно достал. Это ни есть гут. Под раздачу-то попадать мне.

Но с другой стороны, за прикол в рожу бить не стал. Чего-то опасается. Скорее всего, боится, что я действительно окажусь разжалованным офицером. А это дело-то такое. Сегодня тебя разжаловали, а завтра пожаловали.

— Ну, погодь, до Шилкинского завода осталась пара переходов, а там я тебя определю, — махнул он рукой и повернулся к пятерым солдатам, топтавшимся у него за спиной. — А вы чего скалитесь? Зубам в пасти тесно?

Солдаты мигом стёрли с лиц ухмылки и преданно уставились на своего начальника.

— Думаю, что нам и далее негоже уходить вперёд от переселенцев. Всё же в кумпании, оно веселее. Да и его благородие майор Дьяченко приказал бы так же.

Солдаты одобрительно зашумели.

— Твоя правда, Семён Устиныч. Не след нам от казённых отрываться. Да и помочь наша, кака-никака, а понадобится, — выразил общее мнение седоусый солдат.

— Вот и я говорю. Воды в этом годе мало. Почитай по всей Шилке до станицы Усть-Стрелочной одни косы да меляки. Ну, а там и до Благовещенского караула по всему Амуру мелями идти.

Подмогнём новосёлам.

— А чего ж не подмочь? — раздались голоса. — Подмогнём.

— Ну, вот и порешили. Значит, так тому и быть, — подвёл итог унтер.

Из всего вышесказанного я понял, что завтра мы должны быть на берегу реки Шилки. А затем каким-то образом начать сплавляться вниз. Пока, как я понял, до города Благовещенска, ведь Благовещенский караул и есть будущая столица Амурской области. У меня уже не оставалось сомнений, что я, подчиняясь каким-то неведомым временным катаклизмам, попал в прошлое нашей страны. Не такое уж и далёкое, но прошлое. И это прошлое касается освоения Дальнего Востока.

На следующий день к вечеру я уже знал, что воинская команда унтер-офицера Батурина следует из Иркутска, где была с шибко секретным заданием от своего командира. Эта команда солдат принадлежала к числу подчиненных его благородия майора Дьяченко. А этот самый майор командовал 3-м Восточно-Сибирским линейным батальоном. И что этот батальон всего два года назад назывался 13-м Сибирским линейным батальоном. А число тринадцать, как известно, чёртом меченное. Поэтому так сильно не повезло солдатам этого батальона в Амурском сплаве 1856 года.

Все эти сведения мне поведал Загоруйко Егор. Недаром говорят, что болтун — находка для шпиона. Теперь я точно знал, что волею судьбы меня забросило в 1860 год.

Мы шли по обочине раскисшей дороги, и Загоруйко рассказывал мне о печальной участи солдат 13-го батальона, которая постигла их в сплаве 1856 года.