Шаман-гора (СИ)

Людей, знающих азы печного искусства, было двое. Наш Серёга и казах Жексымбаев. И вот с утра пораньше мы с Валеркой месим раствор, подогревая его на костре, а Серёга с важным видом укладывает кирпичи.

— Смотри не подкачай. Делай на совесть. Для себя строим, — говорю я в промежутках между взмахами лопаты.

— Мастерство не пропьёшь, — авторитетно заявляет Валера, — правда ведь, Сергей?

— Смейтесь, смейтесь. Что бы вы без меня делали? Э, подмастерье, ты чего встал? — заметил он мою остановку.

— Устал, мастер, — отвечаю я подхалимским голосом.

— Замёрзнешь, на том свете отдохнёшь. А сейчас пошевеливайся, — неумолим маэстро мастерка и кирпича.

— Хотите, мужики, я вам анекдот про мастера расскажу? — спрашивает Валерка.

— Валяй, — радостно соглашаюсь я.

Серёга молчит. Понимает стервец, что сейчас в его огород прилетит камень.

Колодяжный начинает: «Приходит слесарь-сантехник на квартиру починить неисправный унитаз. Вместе с ним пацан-ученик.

Сантехник спрашивает у хозяина: что случилось? А тот — так и так, мол, забился унитаз. Сантехник с важным видом проходит в туалет. Даёт пацану сумку с инструментом и говорит: смотри, как я буду делать, и учись, а когда попрошу, подашь мне ключи. Ну и давай там ковыряться всякой фигнёй в унитазе. Ничего не получается. Он плюёт на это дело. Отдаёт инструмент ученику. Закатывает рукав по самое плечо и давай в унитазе рукой шарить. Достаёт всякую бумагу, квачи, дерьмо. Почистил. Слив заработал. Сантехник поворачивается к ученику и говорит: смотри, сынок, как мастер работает, и учись, а то будешь всю жизнь ключи подавать».

Зазнайка посрамлён. Мы торжествуем.

К вечеру печь готова и даже прошла приёмные испытания.

— Ей-Богу, если бы не возбранялось, поднёс бы мастеру чарку. Чудо, а не печь, — радуется пришедший с работы из тайги Андрей.

Мы горестно вздыхаем. В отряде сухой закон. С нашим приездом даже рыбкооповским магазинам запретили торговать спиртным. В общем, во всём посёлке с нашим приездом объявлена трезвая жизнь. Местные мужички из-за этого смотрят на нас косо. То хоть по талонам две бутылки в месяц давали.

Русскому человеку не привыкать. Его ничем не напугаешь.

Даже стишок сочинили:

Водка стала стоить пять,

Выпьем и возьмём опять.

Если будет стоить восемь,

Всё равно мы пить не бросим.

Если будет двадцать пять,

Будем снова Зимний брать!.

А ведь действительно, если обратиться к истории, все сухие законы, объявленные в стране, заканчивались весьма плачевно.

Это законопослушные финны не спорят. Они до сих пор на выходные приезжают в Ленинград и напиваются там до поросячьего визга. В своей стране сухой закон. Благо до города на Неве два часа езды. Это уж я своими глазами видел. И даже выпивал вместе с представительницами слабого пола. Сухой закон, объявленный царём во время первой империалистической войны, окончился революцией. Сухой закон, объявленный Лениным, закончился повсеместными крестьянскими и казачьими восстаниями. Один лишь Сталин, а затем и Брежнев залили страну водкой. Пей — не хочу. Чем закончатся горбачёвские ветры перемен?.. Наверное, всю страну разнесут по закоулкам. «Молчу-молчу» — КГБ не дремлет… Я вспоминал свою единственную и нерадостную встречу с представителями этой всемогущей организации. Это была осень 1983 года.

Я и ещё два сержанта вместе с начальником штаба майором Долговым приехали в родную учебку, что находилась в славном городе Ленинграде. Мы должны были сопровождать в нашу часть, расквартированную в Кабуле, молодое пополнение. Ну а пока штабные решали вещевые и продовольственные вопросы, мы отрывались по полной программе. Зашли мы как-то вечером в ресторан в гостинице «Гавань». Гостиница огромная, высотная.

На каждом этаже бары, рестораны. Мы в гражданской одежде.

Присели по-плотному. В общем, веселье удалось.

Вполне закономерно, что мы дошли до кондиции, когда мужчинам требуется женское общество. Мой взор упал на девушку необыкновенной красоты. А может быть, мне так показалось, ведь выпито-то было уже немало. В общем, девчонка моей мечты.

Именно такую я видел в своих суровых солдатских снах. Недолго думая, я стал её отчаянно «клеить». У людей военных нет времени на раздумья.

Кавалергарда век недолог…

Девчонка отвечала мне полной взаимностью. Весело смеялась, охотно танцевала. Пришла по моему приглашению к нам за столик. Выпивала вместе с нами. Но при всём при этом она не сказала ни одного слова. Однако меня это не сильно смущало.

Когда я выпью, я могу говорить за двоих и даже за троих. Юная красавица уже смело сидела у меня на коленях, и я был полон радужных надежд на продолжение дальнейших отношений. Но не тут-то было. Когда мечта моей истосковавшейся души ненадолго отошла по женским надобностям, к нашему столику подошли два вежливых молодых человека. Один из них достал из кармана красную книжицу. На толстой обложке золотом гордо горели буквы «КГБ СССР».

— Старший лейтенант государственной безопасности такойто, — представился он. — Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

Сказать по совести, на фотографии в военной форме он смотрелся гораздо шикарнее и как-то по-своему роднее. Но нам было не до лирики.

— Что, товарищ сержант? — произнёс он, разглядывая мой военный билет и командировочное удостоверение. — Употребляем? На международный скандал нарываемся? Родина вам доверила оружие, а вы дискредитируете гордое звание советского воина?

— Да вы что, товарищ старший лейтенант! — от такого поворота я мгновенно протрезвел. — Да мы за молодыми из-за Речки прилетели. Завтра назад. Вот зашли с товарищами посмотреть, как люди в мирное время веселятся.

— Смотреть-то можно, — усмехнувшись, протянул старлей, — руками трогать нельзя. Ты хоть знаешь, кого весь вечер лапаешь?

Я в недоумении уставился на гэбиста.

— А чёрт её знает. Она, по-моему, немая. Только смеётся и ничего не говорит, — пожал я плечами.

— Это дочь финского торгового представителя, боец. А не говорит она, потому что по-русски ни черта не понимает. И если вы за две минуты не успеете добежать до выхода из гостиницы, то ночевать сегодня будете на гауптвахте. Если бы не Афган, мы бы уже сейчас сдали вас патрулю.

— Время пошло, бойцы, — наконец-то подал голос второй гэбэшник.

Так как мы были люди военные, то дважды повторять команду не потребовалось. Уже через пару минут мы ловили «тачку», чтобы убраться от опасного места как можно дальше.

— И приспичило же тебе с этой заграничной девкой покувыркаться, — упрекали меня всю дорогу до следующего ресторана товарищи. — Так душевно сидели…

Вот такие воспоминания остались у меня от встречи с бойцами невидимого фронта. А вообще, обидно. Только в нашей стране так преданно и безоглядно любят иностранцев. Только в России им живётся во сто крат лучше, чем коренному населению. Откуда это в нас? Может быть, от Петра Первого?

Что-то я немного отвлёкся от главного. Наша жизнь понемногу стала входить в привычное русло. Наш небольшой строительный городок жил одной дружной семьёй. Только рабочий процесс всё никак не мог выйти на нормальный режим.

Я работал в тайге на вырубке леса под дорогу на промышленную базу. На всю нашу бригаду в десять человек выдали одну мотопилу «Урал» и две цепи к ней. Зато всем остальным дали по новенькому топору. Валите, ребята, лес. Ставьте стахановские рекорды. Так что в техническом оснащении мы ничем не отличались от первостроителей тридцатых годов. Одно только никто не учёл. Весь лес вокруг села Нижнетамбовское — это березняки.

В свое время наш сладкоголосый певец русской деревни Серёжка Есенин воспел в своих стихах и поэмах белоствольную красавицу русских лесов. Ничего не скажешь, красиво воспел. Но Серёжка жил в средней полосе России, и климат там гораздо мягче нашего, дальневосточного. И мне даже стыдно писать, как мы её, белоствольную, проклинали. Её и начальников, которые дали нам топоры и послали в лютый холод рубить эти самые берёзы, когда напитанный влагой ствол становится прочнее железа.