Наследники по прямой. Книга первая.

– Скажешь, кто таков, или скамейкой тебя огреть?!

– Я подробностей рассказать тебе не могу, дядь Лёш. А своего ты во мне и без подробностей распознал. Зачем же тебе в нюансы погружаться?

– Это верно, - задумчиво сказал Кошёлкин. Он вернулся, сел снова за стол, выложил руки, сцепленные в замок, на скатерть. - Это ты верно заметил, Яков Кириллыч. Вот только не пойму я, откуда ты взялся? Не должно бы тебя быть, такого. Молод ты больно. Если б ты мой ровесник был, ну, моложе чуть, я б так не удивился. Уж больно ты зелен, для своего-то. Но свой, свой, тут уж ничего не попишешь, - и Кошёлкин улыбнулся отчаянно-молодо, показав жёлтые и ровные, целые, совершенно не стариковские зубы.

– Ну, тогда давай, дядь Лёш, побеседуем, пока хозяйка не вернулась да меня взашей не попёрла.

Он знал: никакой хозяйкой и не пахнет тут. Всё он знал.

– Нету у меня хозяйки, - нахмурился Кошёлкин. - И не было. Не болтай, будто нету глаз у тебя!

– А что ж ты, никогда и не предлагал ей руку и сердце, дядь Лёш? - оскалился в улыбке Гурьев. - Молодо-зелено, маменькой не велено. Это же всё давно позади, разве нет?

– Мадам Кошёлкина, - усмехнулся старик. - Каково звучит, а? Заслушаешься.

– Это же ерунда всё, - тихо сказал Гурьев. - Особенно теперь.

– А тебе что за дело?!

– А мне всё это так в глаза лезет, дядь Лёш, - Гурьев вздохнул. - Я отвожу, отвожу, а оно - лезет и лезет, проклятое.

– Тяжело тебе живётся, Яков Кириллыч, - криво усмехнулся старик. - Ты-то чего не остепенишься?

– Беда в том, дядь Лёш, - те, кто за нами бегают, нам сто лет не нужны. А те, без кого мы дышать не можем, в нашу сторону и не смотрят.

– Это кто ж такая, что в твою сторону не смотрит?! - удивился Кошёлкин. - Королева, что ли?!

– Почти угадал ты, дядь Лёш, - восково улыбнулся Гурьев. - Вот видишь, какие мы с тобой, - братья по несчастью, можно сказать. Так что давай друг за друга держаться. Авось удержимся, спина к спине, отобьёмся. А?

– Давай, излагай своё дело, учитель, - усмешка тронула тонкие губы Кошёлкина. - Раз пошла такая пьянка.

– Не знаешь ты, что за шпана тут куролесит?

– Шпана?! - безмерно удивился Кошёлкин. - Какая шпана?!

Гурьев обрисовал сюжет - коротко, в несколько предложений.

– Вон как, - Кошёлкин поскрёб переносицу. - Я тебе так скажу, сынок. Это - ерунда какая-то. По описанию твоему - Свинцов это, с сявками своими. А Свинцов - он у Ферзя на коротком поводке. Таком коротком, что без Ферзя шагу ступить не рискнёт. Понимаешь?

– А кто это ещё такой?!

– Неужто не слыхал?!

– Не слыхал, - покаянно вздохнул Гурьев. - Откуда мне в таких мелких делах разбираться, дядь Лёш? Ты же сам сказал - высоко.

– Контрабанда это. Серьёзная. А Чердынцев - видать, здорово ему дорожку перешёл. Про него-то ты точно слыхал.

О, да, подумал Гурьев. Про него - более, чем достаточно.

– И что?

– Эх. Что?! Ферзь это, вот что. Без меня завелась тут эта падаль.

– При тебе не завелась бы, - не то спросил, не то констатировал Гурьев.

– Отож, - Кошёлкин кивнул утвердительно. - Послушай-ка, сынок. А можно, я тебя спрошу кое-что?

– Конечно, дядь Лёш.

– А ведь тебе этот Ферзь - на один зуб. Скажешь, нет?

– Знаешь, дядь Лёш, - задумчиво проговорил Гурьев. - Я тебе так вот попробую объяснить. У строителей пирамид была такая интересная привычка - ловушки для будущих гробокопателей оставлять. Ну, например: поставят тумбочку посередине хода, а на тумбочке - золотая фигурка с полпудика весом. Стоит он, весь из себя такой, прямо в руки так и просится, - бери, не хочу. Ты его хвать - а он, оказывается, на педальке хитрой стоял. Отпустил воришка педальку - и поехали из стен жернова, да и осталось от нашего воришки одно мокрое место. Вот этот Ферзь, сдаётся мне, и есть такая фигурка. Даже имечко - вполне.

– Ишь, чего навыдумывали, поганцы, - усмехнулся Кошёлкин. - И на кого же такой капкан поставлен? Не на тебя ли?

– Не именно на меня. Но стоит - и часа своего дожидается. Так, вообще.

– И как же народ умудрялся пирамиды-то обчищать? Ведь умудрялся? А?

– Так ведь голь - она на выдумки хитра, дядь Лёш. Есть несколько трюков. Например, придержать площадку-педальку рукой. Или - золотую фигурку убрать, свинцовую - поставить. Раз - раз.

– Так это ж заранее надо знать - и куда ставить, и свинца сколько взвесить. Нет?

– Да, - согласился Гурьев и улыбнулся. - А ты мне на что, дядь Лёш?

– Ишь, какой. Понятно.

– Это хорошо, что понятно.

– Понятно, понятно. Ну, видимо, придётся вспомнить мне молодые годы. Посиди, - бросил он Гурьеву и вышел.

Снова появился Кошёлкин через несколько минут - собранный, одетый в габардиновый костюм, в мягких парусиновых туфлях, косоворотке. Сев за стол, спросил:

– Оружие-то есть у тебя, Яков Кириллыч?

– А у тебя, дядь Лёш?

Кошёлкин достал "Браунинг N2", подтолкнул Гурьеву. Гурьев улыбнулся едва заметно, под удивлённо взлетевшими бровями Кошёлкина разобрал пистолет, посмотрел в ствол через казённик, собрал, вставил обойму и толкнул "Браунинг" обратно Кошёлкину:

– Если бы ты знал, дядь Лёш, как я рад, что ты есть. А не страшно ствол в доме держать, по нынешним-то временам?

– Я своё отбоялся, - пригладил седины Кошёлкин. - Бери, если надо. Я обойдусь.

– Нет. Это я обойдусь. Довольно легко обойдусь, дядь Лёш. Не сомневайся.

– Ты героя-то из себя не строй, - сыщик насупился. - Ферзь - это тебе не босота какая, это серьёзно.

– А ты сам-то, дядь Лёш, - среагировать успеешь?

Кошёлкин опять его обрадовал, - да так, что Гурьев не счёл нужным сдержать улыбки, глядя в чёрный бездонный зрачок ствола: скорость, с которой сыщик управился с пистолетом, сделала бы честь любому из оперативников угрозыска раза в три помоложе Кошёлкина. Гурьев отвёл ладонью ствол оружия:

– Ух, дядь Лёш. Здорово.

– Так-то, - торжествующе проворчал Кошёлкин, пряча "Браунинг". - А ты думал, я всё пропил уже? Может, возьмёшь всё-таки? Молодой ты, жить тебе ещё да жить, а Ферзь - это тебе не шпана подзаборная.

– Ну, ладно, ладно, дядь Лёш, - примирительно сказал Гурьев. - Раз уж ты так настаиваешь.

Кошёлкин не выдержал - отпрянул, и отвёл взгляд от ствола, что уставился ему в лицо из руки Гурьева. И по тому, как поплыли у сыщика глаза, как задёргались мелко-мелко нижние веки, понял Гурьев, что скорость его старик совершенно правильно оценил. Не знанием - чутьём. Гурьев кивнул, подтверждая. И протянул оружие Кошёлкину, - теперь рукояткой вперёд: