Наследники по прямой. Книга первая.

– Боевая - это да. А вот политическая, - Шульгин покачал головой. - С политикой у него отношения сложные, Кириллыч. И язык без костей. Только что команда у него, как один человек, и эту, как её, - карьеру, во, - он не рвётся делать, поэтому и больших врагов у него среди друзей не имеется…

– Это ты интересно загибаешь, - наклонил голову набок Гурьев, - врагов среди друзей.

– Да оно ж всегда так, - приподнял плечи Шульгин. - Ну, и потом, Михаил - хуже меня ещё пионер.

– Это как?!

– А так. Вечно порядок наводит. Как на боевое дежурство - так обязательно какая-нибудь история. То турки ему в визирах встанут, то контрабандисты, то рыбаков спасёт. Как липнет к нему, понимаешь, Кириллыч?

Ох, понимаю, подумал Гурьев. Ещё как понимаю.

– Примерно. Ну, ясно. Таких беспокойных не любит начальство, это точно. Называется это у них - неровный кадр.

– Во. В яблочко. Только и выезжает на том, что "Неистовый" - как игрушечка всегда, на стрельбах первый и за походы - высшие баллы. И за дочку переживает, - непонятно к чему добавил Шульгин.

Я тоже переживаю, подумал Гурьев.

– Ну, с Чердынцевым более или менее ясно. Про Маслакова тоже уже наслышан. Но из всего этого не вытанцовывается никакой детектив, боцман. Улавливаешь?

– Вот. И у меня - не это.

– Давай про ночную жизнь мне расскажи.

– Чего?!?

– Боцман, ты же в портово-курортном городе живёшь. Болгары рядом, румыны, Турция - в хорошую погоду в оптику разглядывать можно. Что за жизнь кипит? Чулочки фильдеперсовые, женские штучки всякие, бельишко-тряпочки?

– Ну, не без этого, - покивал Шульгин. - Контрабандисты имеются. Как же без этого-то?! Не так, понятно, как при НЭПе, но совсем не вывелись. Только я к этим делам никакого касательства не имею. Вот поспрашивать кое-кого могу, это да. Если б знать, что спрашивать.

– А ты просто поговори с людьми. Так, за жизнь. Ничего не спрашивай особенно. В разговорах про жизнь всё самое интересное и проговаривается, Денис. А представительские расходы я тебе оплачу.

– Какие расходы?!

– Пред-ста-ви-тель-ски-е, Денис, - вкрадчиво, по слогам, пропел Гурьев. - Ты со мной работаешь?

– Ну.

– Не "ну". Работаешь?

– Работаю.

– Вот и привыкай. У нас не лавочка какая дешёвая, а система. Поэтому у нас всё системно. И серьёзно, - Гурьев достал из внутреннего кармана кожаное портмоне и вытащил оттуда десять банкнот по пять червонцев каждая. - В первом приближении должно тебе хватить, а потом увидим, как прорежется.

– Ё… Бл… Кириллыч! Это ж зарплата!

– Я тебе сказал, что у меня нет проблем с деньгами. Ты не поверил, а зря.

– Опять проверяешь? - прищурился Шульгин.

– Если и так, то самую малость. Больше доверяю. Справишься?

– А то, - Денис убрал деньги со стола.

– Это радует. И сделай мне, будь ласков, комплект ключей от спортзала. Мне тренироваться надо, форму держать.

– Ну, это мы запросто. А звание у тебя какое, Кириллыч?

– Верховный правитель Юга России, - усмехнулся Гурьев. - Устраивает?

Денис явно не воспринял это заявление, как шутку:

– Во, - Шульгин звучно поскрёб всей пятернёй в затылке. - Ну, придётся, значит, и Чердынцеву построиться. Офуеть с тебя можно, Кириллыч.

– Какой догадливый, - с неудовольствием проворчал Гурьев. - Когда не надо.

– Слышь, Кириллыч?

– Что?

– Я, конечно, поспрашиваю людей-то. А тебе надо с нашим ребе поговорить.

– С кем? - улыбнулся Гурьев. - Ребе? Кто это?

– Ты не лыбься, не лыбься, - нахмурился Денис. - С ребе. Раввин, или как там правильно… Поп еврейский, одним словом. Реб Ицхок - это, скажу я тебе, голова!

– А ты откуда знаешь? - продолжая улыбаться, Гурьев опять наклонил голову набок. Раввин не поп, но в первом приближении неплохо, неплохо, подумал он. К счастью, Шульгин пока не докумекал, что этот жест означает.

– Я тут всю жизнь прожил, вот и знаю. Реб Ицхока все у нас знают. Даже эти… Из органов которые. Из нутряных.

– Да-а, - вздохнул Гурьев. - Это радует. И что?

– Его все знают, и он всех знает, Кириллыч. Ребе - мужик что надо. У нас раньше евреев богато было - колония целая, это потом подразбежался народец… В пятом году тут "архангелы" погром устроить хотели. Так реб Ицхок вместе с нашим благочинным встали поперёк улицы… Благочинный в ризе парадной да с посохом, за ним диакон и служки с иконой Николы Угодника, евреи со свитками своими за ребе. А потом рабочие с Ширяевской верфи подтянулись. Ну, те уж вовсе серьёзные ребята были, с винтарями да наганами. Вот и не погромили.

– Как весело. А что за благочинный такой у вас сознательный был?

– Архимандрит Дионисий, царствие ему небесное, - Денис перекрестился размашисто. - Тёзка, можно сказать… Его-то шлёпнули большевички в двадцатом. Как вошли в город, на второй день… Он и не прятался даже. Собора Николаевского настоятелем был, ты видел, может, там купола посдёргивали, кинотеатр "Ударник" там теперь.

– А матушка что же? - достал Гурьев следующую бутылку.

– Не было матушки, - Шульгин вздохнул, снимая пробку. - Монашествовал отец Дионисий. А с реб Ицхоком друзья они были. Народ про то зело шептался, уж больно это как-то, особливо по тем временам… Не знаю, как ребе, а благочинный от начальства своего церковного даже выговор получил.

Какой интересный городишко, подумал Гурьев.

– Ну, ребе попроще, - он усмехнулся, - у ребе начальник один, и тот высоко, ему не до таких нюансов.

– А… Так ты знаешь?!

– Знаю. Я много чего знаю. Ночевать останешься?

– Не, - ухмыльнулся Шульгин. - Я своим храпом тут всех перебулгачу. До калитки проводи, а дальше я сам.

– Ну, коли так, - завтра додумаем. За подсказку насчёт ребе спасибо тебе отдельное, Денис. А ты ночью спать будешь - думай. Может, приснится тебе что важное.

Они распрощались, и Денис шагнул в темноту.