Диверсантка (СИ)

Так учил старый нивх. Может быть, не такими словами, по-своему объясняя окружающую природу, но смысл получался именно такой.

Шло время. Алексей осилил четыре класса, шёл ему тринадцатый год, но в тридцать третьем ввели семилетнее обязательное образование. Выходило, нужно было учиться дальше. Дед почесал реденькую бородку и заявил, что семилетка, это для тех, кто на завод наладился, или трактор по полям волтузить хочет. Для того чтобы зверя метко бить и четырёх классов хватит. Указы из Москвы до Приамурья добирались долго, порой годами, и дед Ршыун устроил внука в заготовительную артель. Теперь Алексей считался полноправным охотником и ничем другим, кроме добычи пушнины не занимался. И освоил-таки мастерство под руководством мудрого наставника.

Грянул сорок первый год. В июле Алексей аккурат отпраздновал восемнадцатилетние, а в сентябре его вызвали в военкомат. Охота за пушным зверем кончилась, началась охота на людей. Изгина определили в стрелковую дивизию, и в октябре сорок первого он уже бился на Московском направлении. Хорошо запомнился первый бой. Немцы прижали роту огнём. Пулемёты били так, что казалось, чуть приподними голову - причешут бритую солдатскую голову огненной гребёнкой. Насмерть. От разрывов снарядов гудело в висках и звенело в ушах, дышать было нечем. Все охотничьи премудрости вылетели из головы напрочь...

Поэтому во время стрелковой подготовки он добросовестно выполнял наставления инструкторов. Учился вновь: как правильно держать винтовку, как стрелять из положения лёжа или с колена. Как целиться и нажимать на спусковой крючок. Параграфы Уложения по стрелковому делу ложились на приобретённые в тайге навыки, отодвигали в сознании науку деда. Лёжа в промёрзшем снегу Изгин отчаянно рвал затвор, досылая патрон, и посылая пулю за пулей в сторону неприятеля, не слишком-то заботясь о меткости стрельбы. Но это до поры...

Когда ударили орудия, боец вжимался в землю, забыв, кто он есть и как его зовут. И лишь губы шептали обращение к духам земли - помогите, защитите, не дайте погибнуть! А когда ротный крикнул: «В атаку!» - показалось, ноги удержат, не захотят поднимать непослушное тело. И он так и останется на месте - безвольно лежать, уткнувшись лицом в хрусткий снег. Но старшина Егоров, сорокалетний мужик, успевший повоевать ещё в финскую, ухватил за воротник шинели, поднял рывком.

- Вперёд, твою мать!.. Давай, солдат, всем вставать страшно, но валяться тут - позорно! За нашу Советскую Родину!..

И он бросился вместе с другими в атаку - на пулемётные очереди, в огонь и дым, навстречу смерти. Остался жив, только галифе промочил, и схватились они у гульфика ледяной коркой. Никто из бойцов не посмеялся потом. Похлопали по плечу: «Так у всех бывает по первому разу, парень. Не журись».

С тех пор минуло немало времени, с каждым боем Алексей становился спокойнее и увереннее. Тем временем наши войска перешли в контрнаступление, рота уже участвовала в освобождении Подмосковья и Калуги. Потом дивизию перебросили на Южный фронт, и вот он здесь.

Стрелок выбрал себе возвышенное место с хорошим обзором и немного в стороне от окопа. Из трёхлинейки можно вести прицельный огонь на километр с гарантией, этого более чем достаточно. Цели его - командиры подразделений, пулемётчики. Если очень постараться, можно попасть в смотровую щель «четвёрки». При открытой заслонке триплекс не всегда выдерживал прямое попадание пули. Убитый механик-водитель делает бронированную машину на время беспомощной. Тут уже ребята из истребительного отряда постараются. Разбить из противотанкового ружья гусеницы для них милое дело. А пока сам умостился поудобнее, изготовился.

И тут началось. Артподготовка была короткой, но плотной. Снаряды рвались вокруг, вздымая тонны грунта, свист осколков заставлял сердце замирать. Ничего другого, кроме как вжаться в землю и ждать, не оставалось. Ждать и верить, что уцелеешь в этом огненном кошмаре, в этой смертельной свистопляске зазубренного раскалённого металла. Бить врага может только живой боец, а он, Алексей, тем более не имеет право погибнуть - на него рассчитывает командир.

В ушах ещё звенело, и в воздухе плавала густая пыль пополам с дымом. Невыносимо воняло сгоревшей взрывчаткой, но с немецкой стороны уже потянулись, пригибаясь, фигуры в серых мундирах. Немедленно заработали пулемёты, прикрывающие пехоту. До переднего края обороны фрицев было метров четыреста, пули принялись резво взбивать фонтанчики на бруствере наших окопов...

Алексей присмотрелся - одна вспышка почти напротив, вторая левее. Пламя видно хорошо, но всё, что вокруг, скрывается в мареве, плывёт, зыбится. Пулемёты долбят настойчиво, словно адские швейные машинки. И пулемётчики рядом, хотя их и не различить. Но пулю направляет не палец, и даже не глаз. Воля, вот что властно ведёт её к цели. Алексей совместил мушку с трепещущим огоньком напротив, потом прикрыл глаза. Он чувствовал, как «ходит», чуть смещается ствол винтовки: вправо-влево, вверх-вниз. Палец выбрал свободный ход спускового крючка. Стрелок замер. Остановилось не только дыхание, казалось и сердце тоже. Всё тело стало лёгким, нечувствительным, будто чужим.

Легчайшее движение пальца - выстрел! И очередь захлебнулась.

Алексей передёрнул затвор, полетела в сторону горячая гильза.

Сейчас второй номер у пулемёта займёт место первого. Лишь ожила вспышка, Изгин всё повторил вновь. Прикрыть глаза, замереть, отключить все мысли и чувства. Превратиться в бревно у обочины заброшенной дороги. Бревно давным-давно никому ненужное, истлевшее изнутри.

Выстрел.

Передёрнуть затвор. Выстрел. Ещё выстрел.

В следующий миг почувствовал - пора менять дислокацию. Перекатился. Вовремя, там, где только что находился, взлетел фонтан земли и дыма. Из миномётов лупят, гады! С тупым звуком вгрызаются в грунт пули. Снайппер подхватил винтовку, перебежал на несколько метров левее, залёг. Оба пулемёта молчали, зато немцы были уже близко. Бежали во весь рост, стреляя на ходу. Их встречал наш ружейный и пулемётный огонь.

Фуражки офицеров Изгин научился различать давно. Даже в круговерти боя, под свист пуль и близкие разрывы снарядов зорко выхватывал офицеров из числа атакующих. Вот он, командир, ведёт своё подразделение. Распялен в крике рот, бьётся в руках автомат. Алексей перезарядился, вскинул винтовку - выстрел! Человек в фуражке падает ничком, словно споткнулся на бегу. Вперёд выдвигается другой, в каске - заместитель, ефрейтор, или оберфельдфебель. Выстрел!

И снова - определил цель, прикрыл глаза, плавно нажал на спуск. Алексей не сомневался - каждая его пуля находит врага. И этому были основания...

Война многое изменила в бойце. Впитанное от деда Ршыуна мировоззрение пошатнулось, привычный и ясный до тех пор мир обернулся самой чёрной, жестокой и кровавой своей стороной. Люди убивали людей - не ради пропитания, не защищаясь, как случается зимой в тайге, когда столкнёшься со стаей голодных волков, а по приказу командиров. Да, в бою логика простая: если не ты врага, то он тебя, но посылает в бой командир, человек, наделённый таким правом. Под пули гонит страх: за неповиновение - трибунал, клеймо труса и дезертира, расстрел. Только слово «Родина» заставляет душу бойца встрепенуться, помогает оторваться от такой надёжной, спасительной земли, вылезти из окопа и броситься под вражеский огонь.

То, что он бьётся за родную землю, Алексей понимал, но почему фашисты стремятся захватить не принадлежащее им - это с трудом помещалось в голове едва грамотного охотника. Он слушал замполитов, повторял со всеми лозунги, не трусил, не кланялся пулям. Он дал присягу на верность Отечеству и честно исполнял свой долг. Казалось бы, что ещё? Но гармония мира, та гармония, которой учил его старый нивх - нарушилась.

Нет, духи не исчезли. Он слышал их голоса в шелесте листвы подмосковных лесов. Знал, в степях властвуют духи ветра и земли, а около рек - духи воды. Бесплотные создания всё так же стремятся удержать мир своими незримыми связями, хоть и ослабли они изрядно, эти неосязаемые нити. И главное - искусство меткого выстрела постепенно возвращалось. Нечасто удавалось воспользоваться им. Охота и война слишком разные вещи. Враг частенько не давал возможности сосредоточиться, услышать голос духа охоты, совместить волю и полёт пули.