Шаман-гора (СИ)

— Однако поспал бы мало-мало. Алонка разбудит, — произнёс мангрен, задумчиво глядя в костёр.

— Да нет, брат, уже посижу здесь, а ты можешь идти ложиться, — ответил я ему.

— Алонка свой время знает. Алонка спать нельзя, когда за него другой караул стоит, — гордо возразил мангрен.

«Гордый индеец, — улыбнулся я, глядя на его бронзовый в свете костра профиль. — Пойти по берегу прогуляться, что ли?

И оставшееся время убью, и взбодрюсь. Благо луна полная, можно пройтись не спотыкаясь о каждый валун».

Я поднялся и с удовольствием, до хруста в суставах, потянулся.

— Пойду развеюсь, — пояснил я, увидев вопрошающий взгляд мангрена.

Тот понятливо кивнул головой, а я, поправив за поясом револьвер и закинув на плечо винтовку, не спеша направился вдоль Амура. Выйдя из света костра, я, на несколько секунд, ослеп, но постепенно всё прояснилось, и стали неплохо различаться смутные очертания ночного пейзажа. Свежий ветерок отгонял в лес надоедливых комаров и прочий таёжный гнус, который делает невыносимой походную жизнь.

Я разглядывал звёздное небо и, как всегда в такие минуты, хотелось думать о чём-то возвышенном и вечном. В груди теснилось какое-то необъяснимое волнение, словно меня ждёт чтото необычное и прекрасное. Хотя что может быть необычней той ситуации, которую уже подбросила мне жизнь?

Моё затуманенное какими-то неясными грёзами и видениями сознание не сразу откликнулось на сигналы, передаваемые органами слуха, а они настойчиво сигнализировали о посторонних звуках за моей спиной.

Я остановился и, нагнувшись, подобрал с земли камень. Звуки затихли. Я швырнул камень в воду и, словно бы с ленцой, продолжил свой путь. Ошибки быть не могло. Звуки возобновились. Но теперь они стали несколько тише и осторожнее, что ли. Мысль о том, что, возможно, это Луиза, я отбросил сразу. С чего бы она так осторожно кралась? Зверь? Навряд ли. Нет, так крадётся человек. И этот незнакомец имеет явное намерение заполучить мою шкуру. Ну, это уж дудки, она и на мне неплохо смотрится.

Обострённый до предела слух различал лёгкое постукивание камушков под ногой неизвестного охотника за чужими шкурами.

Превратившись в стальную пружину, я стал ожидать дальнейшего развития событий. И они не заставили себя долго ждать.

Видно, неизвестный враг посчитал, что мы уже достаточно далеко удалились от лагеря. И когда я в очередной раз нагнулся за камушком, над головой, едва не касаясь кончиков волос, просвистел какой-то предмет. С глухим скрежетом он высек искры из камня в метре от меня. В который раз господин случай, а может быть интуиция, спасали мне жизнь.

«Оба на! — промелькнуло в голове. — А паренёк-то серьёзный». Словно подтверждая мои мысли о серьёзности своих намерений, невидимый противник, обнаружив, что промахнулся, наскочил на меня из-за спины и попытался подмять под себя. Ну, к этому-то я был готов.

Резко крутнувшись назад, я присел на одно колено и выбросил кулак навстречу летящему на меня белому пятну лица. Удар получился удачный. Под кулаком что-то хрустнуло, и раздался крик боли.

«Переносице каюк», — подумал я, перебрасывая нападавшего через себя. И не успев дождаться характерного звука, сопровождающего падение тела наземь, увидел, что из темноты на меня надвигаются ещё две фигуры. То, что ребята на мой счёт имеют нехорошие намерения, а не желают поинтересоваться, как пройти в библиотеку, не вызывало никаких сомнений. Ситуация называется «мы подошли из-за угла».

Мало того, что в темноте они казались ужасными великанами, так ещё и блеск стали в их руках лишний раз подтверждал, что я не далёк от истины. В ровном свете луны блики, отражающиеся от их оружия, навевали тоску.

Один из нападавших подкрался ко мне гораздо ближе, чем второй. Ух уж мне эти торопыги… Везде норовят первыми проскользнуть. Даже на тот свет. Не люблю я этого… Протестую, как Полиграф Полиграфыч Шариков на первые в жизни кальсоны: «В очередь, сукины дети, в очередь!» Не прибегая к изыскам и даже не пытаясь придумать против него что-либо хитроумное, я от души врезал наглецу прикладом берданки по роже. Клацнув зубами, мой неведомый визави безмолвно опрокинулся навзничь. При этом его ноги подлетели выше головы, и было слышно, как череп несчастного хлопнул о камни. Я невольно поморщился, представив себя на месте бедолаги. Удар был такой силы, что у винтовки отвалился приклад.

Этот не жилец, отметило моё сознание.

Последний из нападавших оказался гораздо осторожнее своих друзей. Он резко остановился и, хищно оскалив зубы, стал перекидывать блестящую полоску ножа из одной руки в другую.

Судя по тому, как он ловко жонглировал опасной вещицей, новичком во владении холодным оружием он не был. При свете луны я с удивлением разглядел заросшее бородой лицо.

Ну, ни хрена себе, русский? Моему недоумению не было границ. Тунгусы, такой привилегии, как борода, были начисто лишены либо имели на бороде нечто жиденькое, что наводило на ассоциацию с головой одного из мелких рогатых животных.

— Послушай, братила, — решил обратиться я к нему. — Брось железку и давай побазарим.

По какому-то внутреннему наитию я решил, что полублатной тон в разговоре с этим дикобразом будет то, что надо. Мои старания пропали впустую. Мужик продолжал скалиться.

— Если ты послушаешь меня, придурок, то никто сегодня не умрёт, — в последний раз попытался я обратиться к его разуму.

— Не об чём мне с тобой талдычить, вошь казарменная, — с ненавистью выплюнул мужик. — Счас подсажу тебя на энтот шкворень и возрадуюсь, когда твои кишки увижу.

— Ну, это вряд ли. Два твоих кента того же хотели. Да их хотелка напротив моей пожиже оказалась, — спокойно ответил я и, отбросив в сторону испорченное оружие, вынул из-за голенища нож.

Бородач, словно чего-то ожидая, на мгновение приостановился. В голове у меня щёлкнул предохранитель. Я понял, что его остановка продиктована не только чрезмерной осторожностью.

Подчиняясь вспыхнувшей догадке, интуитивно сделал шаг влево и пригнулся. Правую щеку обожгла резкая боль. Какое-то непонятное оружие, резко просвистев, словно бумеранг, по дуговой оси улетело назад.

«Что за чертовщина?» — промелькнула в голове запоздалая мысль. Но главное я понял сразу. По всей видимости, очухался урка со сломанным носом, а теперь при помощи неизвестного мне орудия убийства пытается подвести черту под моей биографией.

Ну, уж нет, сволочь, это уже извини-подвинься. Надо же, перестрелять уйму хунхузов и сдохнуть от руки своего, русского уголовника. Я всё ещё не имел ни малейшего понятия, чьему нападению подвергаюсь.

Из рассеченной непонятным предметом щеки на ворот гимнастёрки тёплой струйкой стекала кровь. Но уже ни о чём не думая, я начал действовать в автоматическом режиме. Первое движение: без замаха, из-под себя, бросок ножа в маячившую передо мной рожу. Такой бросок называют сучьим или подлым, потому что противник не видит твоего замаха и не успевает ничего предпринять для нейтрализации летящей полоски смерти. Конечно, такой бросок не имеет большой силы, но очень эффективен при попадании в незащищенные части тела. Например, в шею. Уже выходя на движение второе, я краем уха уловил раздавшийся хрип и птичий клёкот со стороны первой мишени. Бросок получился, удовлетворённо отметил я. Второе движение заключалось в том, что я, развернувшись на сто восемьдесят градусов, резко присел и, перекувыркнувшись через голову, оказался рядом с маячившей в темноте тенью. Во время исполнения этого кульбита надо мной вновь просвистело неизвестное оружие и, сделав полный круг, вернулось к своему хозяину.

«Ну, уж нет, ещё одной попытки я тебе не дам!» — зло подумал я и, упёршись руками о землю, выбросил вперёд обе ноги. Кованые солдатские сапоги со всего размаха впечатались в грудную клетку неизвестного «товарища» с бумерангом. Он глупо хрюкнул и, подогнув колени, мешком свалился на землю. В следующее мгновение я уже сидел на его груди и успокаивал болезного двумя мощными ударами в челюсть. Боец беспомощно раскинул руки и затих.