Место, которое есть

— Проходите, посланцы Божьи, — ласково произнес юродивый, когда отворил перед нами деревянную дверь лачуги и стал в позу, должную отображать гостеприимное расположение хозяина.

Первая комната представляла собой жалкий по размерам клочок пространства, вырванный, по всей видимости, Ливием у бесконечности с огромным трудам, во всяком случае такое представление внушали бугристые стены, у нижних частей своих обсыпанные пылью отошедшей от них глины, которой здесь некогда было замазано абсолютно все — в том числе и пол. Сейчас же этот материал местами продолжал обволакивать поверхности твердынь, формирующих комнату, но большая часть его давно обратилась в непригодную для облицовки массу. Из предметов мебели здесь был лишь деревянный стул, весь измазанный коричневой трухой и печально стоявший посреди помещения. Из единственного же окна наблюдателям предоставляется возможность любоваться живописными кладбищенскими видами.

Вторая комната имела убранство более богатое. Тут стены и потолок были отделаны каким-то камнем, похожим на мрамор. У меня в голове промелькнула мысль, что Ливий, дабы соорудить тут все, промышлял не очень благородным дельцем — воровством предназначавшихся для надгробий булыжников. Ну да и Бог с ним, не навредил же он никому — мертвым необидно, а я буду только рад тому, что возлюбленная моя сможет ночевать на аккуратной кровати, воткнутой в один из углов, и не бояться, что ей на лицо постоянно будет сыпаться глиняный порошок. Печалит лишь тот факт, что помимо это маленького ложа здесь имеется лишь стол, два кресла, обтянутых какой-то зеленой материей, истоптанный палас и раковина, украшенная дугой ржавого краника. То есть я не смогу проводить ночи в объятиях своей беременной супружницы — больно уж не велики габариты кровати; придется довольствоваться местом на полу. Не великое горе, если брать во внимание то обстоятельство, что наиболее важное место в моей жизни занимает скрытность, которой редко сопутствует комфорт.

— Ну как? — приблизив края своего рта к ушам, вопросил Ливий, и, кажется, даже не смея предположить, что возможен ответ, продолжил. — Недурно, да? Не закончил кое-что, но вам же срочно надо было…

— Да, хорошее место. — решив расположить к себе таким комментарием симпатии гиганта, изрек я.

— Очень. Да только соседи не очень… Поосторожней с некоторыми надо быть. Вот там, — он ткнул пальцев в сторону одной из ближайших могил, — бабка одна живет, недавно заселилась. Редкостная, скажу между нами, скотина! Давеча в гости приглашала, да так мило все обставила, что я подумывать аж стал, будто приема лучше, чем у ней, быть не может. Прихожу, весь наряженный, цветочки какие-то даже прихватил, а там вместо чаев и угощений ждет меня грошовая комедия. Представляете, вместо «Здравствуйте, господин Ливий», я получаю пощечину в лицо и полный ушат сомнительного происхождения воды, вылитый прямо на парадные одежды мои. «Ну, как, — говорит она, — вам? Нравится? Кажись, не очень. Ничего, разок потерпите, да позабудете, а я вот постоянно маюсь в сырости этой! Никуда не деться мне от ней, а вы, несмотря на то, что в ваши прямые обязательства входит уход за постояльцами, ни черта не предпринимаете!». Ну и продолжала она так до тех пор, пока вся вода с меня не стекла, и я наконец в подавленном настроении ушел домой. — он умолк на пару мгновений и устремил глубокомысленный взгляд на меня, как бы пытаясь раскусить то, как я смотрю на всю эту ахинею, а затем устало добавил. — Тяжело с ними, изматывают! Их много, а я один, ну от силы два. — последняя сентенция никакого отношения к полоумия говорившего не имела, ибо являлась ничем иным как шуткой, о чем мне дал знать последовавший за нею смех. — Ладно, обустраивайтесь, но ухо — востро! — после сих слов он развернулся и вышел, весело напевая что-то незатейливое.

Я снова окинул взором вторую комнату, и нашел, что для изгоев она вполне себе комфортабельна. Будем жить-поживать, пока от бремени не разрешиться Ева, а там уж что-нибудь придумаем. Мне-то сил претерпевать хватит, главное, чтоб спутница жизни моей не подвела.

Все-то время пока Ливий разглагольствовал насчет дурной соседки, лицо Евы, как можно было заметить, не покидало напряженное выражение. По сему я заключил, что она внимательно слушала диковинные истории, и мне почему-то кажется, в голове ее появилось множество вопросов. Стоило только уму моему озадачиться обозначенным, как девушка сама же помогла мне выпростаться из пучины полумечтательных размышлений на данную тему:

— Ид, — тихо обратилась ко мне слепая, когда почувствовала, как я беру ее ладонь и припадаю к ней поцелуем — он ушел?

— Да, любовь моя. — ответил я в перерыве между прикосновениями к ее коже.

— Ид, о чем он говорил? — с каким-то волнением получилось вымолвить у нее это. — Какая старуха? Какой ушат?..

— Ева, не обращай внимания. — попытался я отделаться столько легким ответом, хотя на самом деле мне просто-напросто было трудно подбирать нужные слова для того, чтоб объяснение мое не произвело негативного эффекта на слушательницу.

— Ид, не могу не обращать. — изумленно заявила девушка. — Тут рядом с нами обитает какая-то…не знаю, как ее назвать, вредитель, что ли. А ты так спокойно реагируешь. Я, между прочим, беременна… если ты, конечно, считаешь это серьезной причиной для беспокойства. Ид, нельзя так просто мириться с тем, что под боком у нас живет какая-то сумасшедшая. Надо…

— Ева, — улыбаясь, прервал ее я, — нет тут никакой сумасшедшей.

— Как нет? Говорил этот только что…

— Вот так, просто нет. Зато есть сумасшедший. Но за него не переживай: он у меня в руках… — и после этого я, понимая, что Еве просто необходимы мои заверение о подконтрольности всей ситуации, нагородил несусветной чепухи. Мол, старикан безумный у меня на привязи и тому подобное. Сделано все было мастерски — по-моему, девица мне поверила, во всяком случае, в физиономию мою после этого бреда не плюнула и к протестам не прибегала, «Как замечательно!» — только всего и сказала, причем не без видимого умиротворения на свое милой мордашке.

Так начался новый этап нашей истории, главная печаль которого кроется в бедности. Да, когда мы только переезжали на кладбище средств уже было мало. Когда же мы провели всего месяц в этих апартаментах, я обнаружил, что, если не сократить расходы, скоро нам предстоит очутиться в ужасных объятиях нищеты. И это несмотря на то, что ничего лишнего не приобреталось, за исключением маленького приемника, при помощи которого можно быть в курсе событий. С связи с этим я перешел на более дешевые смеси для парентерального питания и стал кормиться намного, насколько это только казалось возможным, реже. Истощение не заставило себя долго ждать — появилась постоянная усталость и сонливость, которым сопутствовал упадок физических и психологических сил, но мне все же удавалось как-то держаться, балансируя на грани между бодрствованием и летаргическим сном. Рацион Евы изменен не был, что, разумеется, связано в первую очередь с ее положением, однако удовлетворению ее многочисленных маленьких прихотей пришел конец — никаких цветов, никаких милых подарков и никаких новых платьев. Ее это опечалило, и поначалу скандалам не было счету, и всегда в ее глазах причиной бедствий был я. В какой-то мере она, конечно, права, но с другой стороны — никто же не просил ее влюбляться в меня, во всяком случае, мне не помнится, чтобы уста мои молили о сем. Все произошло само собой, а значит, искусственности никакой нету, получается тогда, что и сейчас все естественно — именно так, как должно быть, и начало этому положено в тот самый вечер, когда мы оба решили посетить «Мир кровавого туза».

Спустя же время, ссоры кончились, Ева умолкла и стала переносить все молча, впрочем, я чувствовал, что она затаила на меня какую-то злобу.

Глава X

Час почти что пробил — судя по количеству прошедших месяцев, мы с Евой заключили, что скоро ей предстоит рожать, и сейчас для нас все цели жизненные сосредоточились в поисках повитухи. Надо успеть ее найти до того, как чадо начнет выбираться наружу — так можно будет оградить себя от многих нежелательностей. И, надо признать, дело это не простое. Роды в нынешнее время производятся в больницах или дома, что, как мне известно, имело место быть и во все прошлые времена, и не ново также то, что рождение того или иного человека должно быть зафиксирована на бумаге. Последнее и ставит меня в тупик — мне совсем не нужно, чтобы в каком-то бланке было написано о рождении полноценного. Для себя и Евы можно выдумать фальшивые личины и соорудить соответствующие удостоверения при помощи промышляющих нужным делом людей — этого на некоторое время хватит для того, чтоб завести в заблуждение бюрократов, но с ребенком такое не пройдет.