Дикое поле

Недоговорив, стегнул коня плетью, исчез, умчался в фиолетовый вечер, промозглый и дождливый… нет — уже больше — снежный. К ночи резко захолодало, с реки налетел злой, пронизывающий насквозь ветер, запела, закружила поземка.

У нас… Интересно — у кого это? Молодой человек даже не сделал попытки догнать степняка, понимал — бесполезно. Тем более — зачем догонять, коли тот и так уже назначил встречу. Постоялый двор Джур-Али — Михаил примерно представлял себе, где это. Где-то за мечетью, в квартале медников-мусульман.

Что ж… придется идти… а что еще делать? Слава богу, хоть с Артемом кое-что прояснилось. Значит, парня похитили… кто? А кто — ну, совершенно сейчас не важно, куда важнее — зачем? А затем, чтоб надавить на Ратникова Михаила Сергеевича… похоже, выследили… недаром какой-то косоглазый черт у забора своего коня чистил. И зачем им Ратников? А не зачем. Ак-ханум — вот кто им нужен, тут уж — яснее ясного. Наверняка завтра на постоялом дворе сделают предложение, от которого невозможно будет отказаться. Тему в обмен на… на информацию, на что же еще-то?

Почему именно он, Михаил? Что, другого кого-нибудь нельзя вербануть в шпионы? Того же толстомясого Шитгая или рыжего прощелыгу Кузьму? Те завсегда с удовольствием… Почему не их?

Да потому что Мише Ак-ханум доверяет куда больше других! А откуда об этом стало известно? Опять же ясно, откуда — тот же Кузьма и поведал. Или — Шитгай. Да мало ли?

Да-а-а…

Михаил маялся в своей каморке без сна — слишком уж много всего за этот день на него свалилось. Корягин этот с его намеками на черниговского бродягу-князя, какой-то подозрительный мифический «новгородец», которого по просьбе Корягина нужно осторожно «прощупать», теперь вот — Тему похитили. А если еще вспомнить недавнее покушение на царевича Сартака… или на Ак-ханум. Ай, девка, девка, куда ж ты вляпалась-то?

Да, еще и о ювелире Мефодии забывать вовсе не стоит. Если он и вправду такой скупердяй, как рассказывают, так с потерей своих рабов вряд ли примирится, искать будет. А кто первый под подозрением? То-то.

Наступивший день выдался куда более светлым и даже солнечным, только уж больно холодным и ветреным. Выехав ближе к вечеру со двора, Ратников кутался в плащик. На встречу — на первую встречу — он решил явиться один. Послушать, посмотреть, прикинуть, а там уж и решить, что делать дальше, как себя вести и как помочь Теме.

Пару раз спросив путь, молодой человек неспешно объехал мечеть и, свернув в квартал медников, сразу же обнаружил постоялый двор по характерному запаху конского навоза и плова. Въехав в гостеприимно распахнутые ворота, Михаил соскочил с коня и, бросив поводья подскочившему служке, зашагал к приземистому глинобитному зданию под плоской крышей — как раз оттуда пловом и пахло.

Заведение явно пользовалось популярностью: кроме Мишиного гнедого конька у коновязи помахивало хвостами еще с полдюжины лошадей, а в глубине двора, за амбарами, виднелись верблюды.

— Уважаемый! — дернул Ратникова за полу возникший неизвестно откуда грязный мальчишка-бача, раб в ошейнике и лохмотьях. — За мной иди, господин мой.

— А кто тебя…

— Иди, иди, господин. Ждут тебя.

Миша пожал плечами: ну, раз уж ждут…

Его действительно ждали. Где-то на заднем дворе, за амбарами и конюшней, в небольшой, раскинутой на жухлой траве юрте из белого войлока. К ней-то мальчишка и подбежал, что-то спросил, оглянулся:

— Сюда, господин, сюда.

Ратников, приподняв полог и пригнувшись, вошел… Застыл на пороге, дожидаясь, когда глаза привыкнут у полумраку. В юрте, впрочем, было не так уж и темно — посередине жарко пылал обложенный круглыми камнями очаг, рядом с которым, на золоченой треноге, горела медная лампа с длинным, щедро источающим жир, фитилем.

— Здрав будь, воин, — вежливо приветствовал вошедшего сидевший у очага мужчина. — Могу говорить на языке урусов. Наверное, так будет удобнее. Садись.

Кивнув, Ратников снял грязные сапоги и уселся на белой кошме, скрестив ноги. Усмехнулся:

— Это ты хотел со мной говорить?

— Я. Можешь называть меня Йисут. Это мой род.

— Хорошо.

Михаил присмотрелся: этот уже не первой молодости мужчина с красивым надменным лицом человека, привыкшего повелевать, вовсе не напоминал вчерашнего кривоногого узкоглазого парня. Роскошный ярко-синий халат-дэли, желтый шелковый пояс, золотая пектораль на груди, сильные жилистые руки — руки воина… или даже князя.

— Могу я спросить? — поднял глаза Михаил.

— Спрашивай, — хозяин юрты кивнул, пряча усмешку. — Впрочем, если ты меня выслушаешь, возможно, расспросы тебе не понадобятся.

Он очень хорошо говорил по-русски, практически без акцента, однако русским не был — лицо явно восточного типа, что-то такое китайское, что ли… одно слово — йисут.

— Твой родич, отрок Темир, у меня. В надежном месте. И ты получишь его… как только исполнишь одно важное для меня дело, скажу сразу — не очень-то легкое.

— А я смогу его исполнить?

Йисут неожиданно усмехнулся:

— Все зависит от тебя.

— Что ж. Говори свое дело.

— Ак-ханум.

Ратников прикрыл глаза — ну, конечно! Кто б мог другое подумать?

— Ак-ханум, Сартак… Бату! — тихо, но твердо продолжил хозяин юрты.

— Сартак? Бату? — изумленно переспросил Миша. — Уважаемый, это же не мой уровень!

— Ты сделаешь все, чтобы никто из этих троих не явился в Монголию в ближайшее время. Используй Ак-ханум — она имеет влияние на Сартака. Ну а Бату… Бату и так вряд ли куда соберется.

— Понятно, — Михаил поспешно опустил глаза, словно бы надменный йисут мог сейчас прочесть его мысли.

Ну, конечно, понятно, чего же тут непонятного? Йисута послала Туракина-хатун, именно за этим и послала — чтоб не допустил, чтоб пресек, чтоб… Или — не посылала, а он всегда тут жил, так сказать — резидент. Просто получил еще одно задание, очень даже важное, для решения которого использует буквально все подручные средства — того же Ратникова хотя бы. И наверняка Михаил в этом деле далеко не главный… просто — один из многих. Взять хоть тех же ночных убийц… теперь ясно, откуда они появились. А Ак-ханум, между прочим, жалко…

— Те воины, которых вы убили у каменной бабы, — это были мои люди.

Черт! Он что, правда умеет читать мысли?

— Они поторопились. — Йисут презрительно скривился и махнул рукой. — Слишком поторопились. Пока не нужно никого убивать… только на самый крайний случай. Понятно?

Ратников склонил голову:

— Более чем. Когда вы отпустите отрока? Сколько ждать? Месяц? Два?

— Я же сказал, все зависит от тебя, уважаемый Михаил… От тебя и от воли Всевышнего, — собеседник воздел руки к небу. — Иншалла.

Ага… этот, значит, мусульманин. То-то он на этом постоялом дворе и поселился — среди единоверцев.

— Твои люди убили слугу одного достойного человека…

— Перестарались! Но Мефодий-ювелир не будет никого искать, с ним уже договорились.

— А Эльчи-бей? С ним тоже договорились? Учтите, уважаемый, насколько я знаю, сей почтенный работорговец не любит, когда ему перебегают дорогу даже в мелочи.

Йисут ничего не ответил, лишь усмехнулся, и тогда Ратников задал давно назревший вопрос — о гарантиях.

— Только мое слово, — собеседник повел плечом. — И здравый смысл. Зачем мне мальчишка?

— Тебе — незачем. А вот Эльчи-бею его вполне можно будет отдать. Зачем с таким влиятельным человеком ссориться?

— А ты не глуп, — чуть помолчав, негромко промолвил Йисут. — Что ж, это неплохо. Надеюсь, ты сделаешь все, как надо.

— Сработаемся, — махнув рукой, Ратников засмеялся. — И еще хотелось бы просить одну вещь. Вполне возможно что по ходу дела мне понадобятся деньги… пусть даже небольшие, но ведь никаких постоянных доходов у меня нет, только случайные.

— Хорошо, — махнул рукой хозяин юрты. — Я дам тебе серебра. Немного, но дам. А ближе к весне ты получишь… вполне солидную сумму. Все, уважаемый. Можешь идти.

— Могу я увидеться с отроком?