Дикое поле

На углу, у проулка, какой-то явный монголоид чистил от грязи лошадь — вот уж пустое дело в этакую-то непогодь!

Выехав на людную улицу, Ратников придержал коня, оглядываясь в поисках ближайшей харчевни.

— Вон та корчма неплоха! — негромко сказали сзади. — Пироги с капустой пекут да рыбники. И пиво у них вкусное.

— Пиво? — молодой человек оглянулся…

Ну, конечно — Савва Корягин, кому еще быть-то?

— Ты как здесь?

«Кондотьер» прищурился:

— Так, проходил мимо, смотрю — лицо знакомое. Думаю — не ищет ли с кем выпить? Так пошли?

— Пошли, — спешившись, Михаил взял конька под уздцы. — Хорошая, говоришь, корчма?

— Добрая.

Ясно было, что Корягин здесь не просто так ошивался — специально выследил, подошел. Знать, что-то было надо.

— Эй, хозяин, хозяин! — усевшись за стол, кондотьер хлопнул в ладоши. — Пива нам принеси.

— Да смотри — свежего! — Ратников плюхнулся на лавку рядом.

— А что, бывает несвежее? — удивленно переспросил Савва.

— Да… в некоторых местах бывает. Ты что хотел-то?

— Ну, вот, — кондотьер грустно пригладил бородку. — Нет чтобы посидеть, поболтать, пивка дерябнуть… Так ты сразу к делам!

— Так, потому что некогда мне, — раздраженно прихлопнул по столу Михаил. — Так что давай, говори сразу.

— Ну, сразу, так сразу, — Корягин покладисто кивнул и понизил голос. — Помнишь, я тебе про Мишку Черниговского говорил? Ну который удел себе ищет.

— Да помню, помню. Он что, объявился уже?

— Да нет, но — в пути. Тут другое дело. О князюшке-то, о Мише, уже по всем постоялым дворам выспрашивали… некий новгородский гость.

— Новгородец? — насторожился Ратников. — Что за человек?

— Не знаю, — задумчиво протянул кондотьер. — Не знаю, но очень хотел бы знать. Может, он и не новгородец вовсе. Нутром чуют — из Суздаля, князя Ярослава, черта бритого, соглядатай! И про Мишу Черниговского он не зря пытает.

— Думаешь, что-то хочет предложить? Какую-нибудь гадость?

— Конечно, гадость! — Савва гулко хохотнул. — А что еще суздальцы предложить могут? Только не князю Мишке, нет — этот проходимец вообще никому, кроме себя любимого, не надобен. Что с него толку-то? Ни удела, ни дружины. Болтается по городам да весям, как дерьмо в проруби. Не-ет… тут не к Мишке подкатывают… к свояку его — мадьярскому королю Беле!

— Тогда непонятно — почему здесь? — недоверчиво прищурился Михаил. — Где Сарай, а где Бела? Прямо шесть, кругом четыре — так получается?

— Хэ! — Корягин стер густую пену с усов. — Экий ты непонятливый, друже. Суздальцы — они завсегда так, издаля заходят. А как иначе-то? Своего человечка к мадьярам заслать, к Беле или Ростиславу — это ж не так-то просто! Каждое новое лицо как на ладони.

Ратников улыбнулся:

— Для кого — на ладони? Для Даниила, князя Галицкого? Ты ж ему служишь, нет?

Немного помолчав, кондотьер зыркнул глазами… и вдруг неожиданно хлопнул собеседника по плечу:

— А ты, Мисаиле, догадливый! Только… лучше больше ничего такого не спрашивай, ладно?

— Хорошо, — Ратников потянулся ко второй кружке, только что принесенной расторопным слугой. — Тогда попытаюсь продолжить твою мысль.

— Ну, продолжи.

— Князь Даниил опасается, как бы мадьяры и суздальцы не ударили на него разом — с двух сторон. Но ведь суздальцы очень далеко! От них до Галича еще Смоленск, Полоцк, Киев…

— То понятно… Только у суздальских князей руки загребущие да длинные. И, не забывай, татары — за ними! Что, Ярослав или сын его, Александр, у царя Бату рать не выпросят? Выпросят, тут и думать нечего. А что для этой рати Смоленск, Полоцк? Смоленские, кстати, тоже не так давно за ярлыком ездили. Не-ет, из всех русских князей Даниил для татар — единственное бельмо на глазу.

— Так ведь далеко он!

— Далеко. Только еще раз повторю — руки у всех загребущие, а глаза — завидущие. Так ты, Мисаиле, мне того новгородца прощупай. В самом ли деле он из Новгорода, или нет? И с каким делом приехал? Вы ж земляки… вот и встретитесь, как бы случайно. Тем более, человечек этот сам подобных встреч ищет — привечает верных людей. Эй, эй, парень! А ну еще пива давай! И еще — полпирога с визигою.

Ага… вот оно как.

Честно говоря, у Ратникова нет никакого резона втравливаться в чужие интриги. Кто хуже, кто лучше — Даниил Галицкий или, скажем, Ярослав Всеволодыч и сын его Александр Грозны Очи, это еще бабушка надвое сказала. Все хороши. На Руси уж издревле так повелось, как большой начальник — так обязательно сволочь. Впрочем, не только на Руси так. Ту же Орду (будущую «Орду») взять — интриган на интригане сидит и завистником погоняет. Все власти хотят… властушки! Потому что от нее, родимой, все — и почет, и уважение, и деньги немалые.

Оп-па!!!

Подумав, Михаил вдруг стукнул себя по лбу и улыбнулся. Ну, раз такое дело, раз этот галицкий кондотьер Савва намерен использовать его в своих разборках, так почему бы и не использовать его самого? В личных, так сказать, своекорыстных целях.

— Слышь, Савва, и у меня к тебе тоже одна просьба будет.

— Слушаю!

— Даже и не просьба — просьбишка. Так, делов-то на медяху. Тут недалеко место одно есть… там парнишка, родственник мой. Надо бы его вызволить… и где-нибудь на короткое время спрятать.

— Хэ! — Корягин расхохотался. — Всего-то? Надо — так вызволим. Парнишка твой в невольниках, что ли?

— Да. У Мефодия, есть тут такой ювелир.

— Знаю я Мефодия… — задумчиво покивал кондотьер. — Когда вызволять-то?

— Уже… Слышишь звон колокольный?

Усмехнувшись, Савва положил руку на эфес сабли:

— Ну, тогда идем — чего время терять?

Привязав коней в проулке, Михаил с Корягиным подошли к узкой дверце, замаскированной в кустах так, что летом ни черта и не заметишь, мимо пройдешь в полной уверенности, что тут глухая ограда тянется. Вот только сейчас, когда листья все давно уже облетели, калитка была хорошо видна.

— Смотри-ка! Не заперта, — кондотьер вытащил саблю. — Словно бы ждут… или ждали.

— Так ведь меня же и ждут! Саблю-то спрячь, не пугай народ раньше времени.

— Ждут, говоришь? — Корягин оглянулся по сторонам. — Вот так вот — почти нараспашку?

— Постой…

Михаил потянул на себя дверцу… и едва успел отскочить в сторону: к ногам его вывалилось окровавленное тело Охлони.

— Ловко его, — наклонившись, спокойно произнес Савва. — Прямо в сердце. О, слышишь? Шум… видать, хватили уже… заподозрили. Пожалуй, пойдем-ка отсель, друже.

— Да, — прислушиваясь к быстро приближающимся голосам, Ратников со вздохом кивнул. — Пожалуй, навряд ли у нас с тобой что сейчас сладится. Эх, Тема, Тема… и когда ж твое время придет?

Глава 12

Зима 1245–46 годов. Сарай

ЙИСУТ И ОКУНЬ

Михаил конечно же знал тюркскую речь далеко не в совершенстве, но вполне достаточно, чтобы понять смуглого узкоглазого всадника. Тот окликнул Ратникова уже у самой усадьбы, нагнал:

— Ты — тот, кого называют Мисаил Урус? Верный нукер Ак-ханум?

— Пусть так, — Миша скривился — этот кривоногий черт ему явно не нравился.

Мосластый, харя круглая, словно плошка, нос приплюснутый, ноздри едва не навыворот — этакий красавец. Что еще сказать? Лисья шапка, такой же малахай, щедро украшенная серебром узда, за поясом плеть да сабля в синих ножнах, саадак с луком и стрелами и у седла, две переметные сумы — обычная экипировка степного витязя, искателя удачи. Смотрит нагло, щурится… хотя это у него от природы глаза такие.

— Тот, кого ты искал, — у нас, — оглянувшись, поведал всадник. — Хочешь узнать больше, приходи завтра вечером на постоялый двор Джур-Али. Приходи один, иначе…