Цвет надежды

Северус попытался вспомнить, но не смог. Он вообще смутно помнил тот вечер. Зато очень часто возвращался мысленно в его окончание и последовавшую за ним ночь.

Все потому, что его планы полетели к чертям. Он уже надевал мантию, собираясь отправиться пешком до ближайшего бара, чтобы воспользоваться камином и вернуться в Хогвартс. Каминные сети в домах, некогда попавших под наблюдение Аврората, продолжали отслеживать, поэтому он не рисковал перемещаться из ее имения. В хорошую погоду он уходил подальше. Сегодня сойдет и ближайший бар. Хотя… может, и прогуляется. За этими мыслями Северус не сразу услышал, как она окликнула.

Он оглянулся. Потерянный взгляд и что-то совсем новое в интонациях:

— Я уезжаю.

Застежка мантии зацепилась за воротник, и он принялся ее распутывать.

— Хорошо.

Он должен спросить или нет?

— Надолго?

Все-таки спросил.

— Навсегда.

Застежка наконец распуталась, больно уколов палец.

— То есть? — юноша поднял голову.

— Я так решила.

Она вправду решила всерьез — уговаривать бессмысленно. Он вдруг отчетливо это понял.

— Есть причина?

Кивок.

— Во мне?

— Во мне, — улыбка.

Он тогда не понял, чему она улыбнулась. А фраза-то была буквальной.

— Я могу как-то повлиять на твое решение?

— А зачем?

Он задумался. Действительно, зачем? Он никогда не размышлял об их жизни всерьез. Никогда не строил планов. Он вообще считал это все временным. И… Она права. Зачем? Будет ли он скучать? Северус не знал ответа на этот вопрос. Во время ее отсутствия он… вспоминал о ней порой с улыбкой, порой с досадой. Но всегда знал, что не сегодня-завтра получит записку, написанную ровным почерком. А теперь… навсегда. Северус посмотрел на женщину.

— Как-то ты сказала, что навсегда — это слишком большой срок.

— Не для меня, ты же знаешь.

Он потер внезапно занывший висок, посмотрел на дождь за окном и сдернул мантию, отбросил ее в сторону вешалки, промахнулся, но поднимать с пола не стал.

— Я останусь. Вернусь в школу утром. Не против?

— Как хочешь, — однако ее губ коснулась улыбка. — Только зачем?

— Ты не любишь дождь, помнишь?

— Помню.

Больше не было сказано ни слова. Были руки, губы, нетерпеливые объятия и волна нежности, а еще горечь, непонятная горечь от этого «навсегда». И надежда, что она передумает. Ведь такое бывает. И взгляд карих глаз, погасивший эту надежду, — не передумает.

Она действительно не передумала. У нее была причина, оказавшаяся сильнее тепла его рук и нетерпеливости его губ. Других аргументов он найти не смог. Слишком мало они знали друг о друге для того, чтобы удержать.

С того дня минуло около двенадцати лет.

Северус расстегнул верхнюю пуговицу воротничка. Как-то стало трудно дышать. Он не любил стены лазарета. Здесь всегда душно и горько.

— Ты знал своего отца? — вот так одним ударом разрубить узел.

Том помотал головой, скручивая в трубочку угол одеяла. Он не смотрел на мужчину. Снейп понимал, что мальчику не доставляет удовольствия этот разговор. Но Северус Снейп знал, что на повторный шаг он не решится.

— Вообще ничего?

— Только со слов мамы. Мой отец был волшебником, — по-видимому, этот аргумент — самый важный для мальчика, выросшего в маггловском приюте.

Чистокровный волшебник.

— Где он сейчас?

— Мама сказала, что он в путешествии, — мальчик внезапно улыбнулся. — В детстве я думал, что однажды он приедет и заберет меня из приюта, а потом понял, что не приедет и не заберет. Скорее всего, он умер, а мама просто боялась сказать. Думала, я расстроюсь. А это лучше, чем думать, что он где-то есть, но почему-то меня не забирает. Ведь должен был забрать, а почему-то…

Внезапно мальчик замолчал, бросив на мужчину испуганный взгляд. Понял, что сказал лишнее. Нахмурился, принялся с преувеличенным интересом изучать противоположную спинку кровати.

— Может быть, он не знал? — Снейп и сам удивился, как непривычно глухо прозвучал собственный голос.

— Не знаю, — мальчик дернул плечом, и стало понятно, что он снова замкнулся и не будет говорить на эту тему.

Он хмурился и избегал взгляда декана. Северус отлично помнил эту привычку. Нарцисса всегда над ней смеялась.

— Поправляйся, Том.

— Спасибо.

Так завершился этот разговор. Уже в коридоре, рванув на воротнике еще одну пуговицу, Северус Снейп замер. «Том».

— Ты считаешь, что можешь меня осуждать?

— Я не осуждаю. Мне, в общем-то, все равно.

Однако недовольство в голосе скрыть не удается. Звонкий смех Властимилы лишь еще больше разжигает злость.

Она перестает смеяться так же внезапно, как и начала.

— Все мы родом из детства. И он когда-то был другим.

— Каким другим, Властимила?! — от досады он хлопнул ладонью по перилам беседки.

Он редко позволял себе выказать открытое раздражение в разговоре с ней. У их отношений не было будущего, а, следовательно, не было проблем. Но в тот день в первый и в последний раз речь зашла о Темном Лорде.

— Просто Томом, — ответила она, глядя в его глаза.

— Ты еще скажи, что любила его, — с ядовитой усмешкой вырвалось у Северуса.

— Да, — просто ответила она.

Он потрясенно поднял голову от засохшего листка, который вертел в руке.

А ведь она не шутила. Это было понятно по прямому взгляду. Тогда Северус не нашел, что ответить, по-детски надулся и вернулся в школу раньше обычного. Он пытался понять, из-за чего разозлился. Ведь не ревность же к этому… человеку его мучила. Ревнуют, когда любят, когда… Да мало ли причин, ни одна из которых не подходит к нему. В чем же дело? Скорее всего, в уязвленном самолюбии. Она так просто призналась, что любит другого. Ему же ничего подобного не говорила. То есть он просто замена? В тот день обиженный Северус даже не подумал, что, по сути дела, поступает так же. Позже он решил, что Властимила просто вздумала его позлить. На том и успокоился, тем более, что к опасной теме они больше не возвращались.

И вот сейчас, остановившись перед заснеженным окном, декан факультета Слизерин вдруг понял, что Властимила Армонд не шутила в тот далекий день. Иначе не дала бы единственному сыну это имя…

* * *

Ровно в одиннадцать Драко Малфой и Пэнси Паркинсон открывали дверь в кабинет зельеварения, нервно переглядываясь и так и не придумав достойного оправдания. Сложно придумать, когда не понимаешь, чего от тебя хотят. Вот и сейчас они решили действовать по ситуации.

Декан встал и, обогнув свой письменный стол, кивком поприветствовал студентов, а заодно указал им на первую парту.

Старосты по молчаливому согласию садиться не стали, остановились рядом с партой и застыли в ожидании сложного разговора.

Северус Снейп смотрел в упор на своих учеников, не произнося ни слова. Сам его вид: скрещенные на груди руки и тяжелый взгляд, должны были вызывать трепет и панический страх среди студентов. Во взглядах этих двоих страха не было, скорее опасение. Но хоть что-то. Минута, вторая. Пэнси Паркинсон нервно заправила прядь за ухо. Это словно послужило сигналом.

— Мисс Паркинсон, расскажите о причинах инцидента с Томасом Уорреном.

Пэнси нервно покосилась на Драко — тон декана не предвещал ничего хорошего. Снейп говорил еле слышно, но при этом отчеканивал каждое слово, что случалось с ним только в крайнем раздражении. Последствия Пэнси не раз наблюдала. До этого дня, к счастью, со стороны.

— Мы… — неуверенно начала она.

— Мы попытались провести беседу с учениками, которые могли быть…

— Я обращаюсь к мисс Паркинсон! — Снейп даже не взглянул на юношу.

Драко скорчил гримасу и замолчал.

— Мы попытались поговорить с учениками, которые, по нашему мнению, могли быть причастны к тому, что случилось с Томом.

— Том вас об этом просил?

— Н-нет. То есть… Он вообще неохотно общается. Ребята его не любят. И с ним никто не дружит.