Наследники по прямой.Трилогия (СИ)

И только тогда, решив, что сходит с ума, дворецкий закричал.

Лондон. Май 1934 г

Помогая Рэйчел усесться на сиденье, Гурьев увидел, что она готова взорваться – не то от бешенства, не то от смеха.

– Чтонибудь случилось? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Вам обязательно нужно было проделать это? – прошипела Рэйчел и тут же прыснула, вырвав ладонь из его руки безуспешно пытаясь прикрыть улыбку, предательски растягивающую уголки её губ, несмотря на невероятные усилия с её стороны выглядеть рассерженной и возмущённой. – Боже! Если бы я не была… представлена вашему пернатому другу… Бог знает, что я могла бы подумать о вас! Вы просто… невозможны!

– Но вы же не думаете обо мне «Бог знает что», – передразнил её Гурьев. – Кстати, а что вы думаете?

– Я думаю… – Рэйчел закусила нижнюю губу, сдерживая приступ хохота, распирающего всё её существо. – Я думаю, Виктор никогда не простит того унижения, которому вы его подвергли. Если он какимто образом узнает, что это сделали вы, он вас просто уничтожит, – сердито закончила она. – Неужели вы можете быть настолько безрассудны?! О, Боже, как я хотела бы иметь такого друга, как вы, но…

– Вы уже имеете такого друга, как я, – Гурьев уселся рядом с нею на кожаный диван и посмотрел на Рэйчел, чуть наклонив голову, сделавшись при этом невероятно похожим на беркута, – так, что Рэйчел застыла от восторга. – И даже гораздо больше того, Рэйчел. Именно я и являюсь вашим другом. И Рранкар, между прочим, тоже. И вы это прекрасно знаете. Поэтому я просто не могу поверить, что вам жаль Ротшильда.

– Думаю, ему было действительно очень больно. Собственно, я вовсе не кровожадна.

– В отличие от меня? Ошибаетесь. Я просто являюсь твёрдым и последовательным противником глупейшей идеи посмертного воздаяния. И сторонником прижизненного.

– Око за око?

– Какою мерою меряете, такою же и вам отмерено будет.

– Ну, ещё бы. Вы просто несносный дикарь. Тарзан. Лиз была, похоже, совершенно права. Господи! Когда я поняла, кто… Я была сама готова расцарапать Виктору физиономию… Это немыслимо! Я до сих пор не могу представить себе… вы хоть понимаете, кому вы бросили вызов?!

– А мне кажется, это маленькое происшествие с бароном вас позабавило.

– Это было бы так, если бы вы не сломали ему руку.

– Он просто неудачно упал на каменный пол. Было темно, и ему не повезло несколько раз подряд.

– Я сразу же поняла, чья это выходка. Никто другой никогда в жизни не решился бы на это! И я была просто вне себя от беспокойства…

– И совершенно напрасно, – автомобиль набрал скорость, и Гурьев расслабленно положил руку на спинку сиденья. – Когда в следующий раз вы решите выйти из себя от беспокойства, посоветуйтесь со мной. Тогда мне не придётся взвешивать каждое слово во время нашей с вами пикировки, как теперь.

– Джейк.

– Да?

– Вы… – Рэйчел чуть отодвинулась и испытующе посмотрела на Гурьева, не замечая, что кусает губы. – Вы всегда…

– Ну же. Леди Рэйчел, – он подбодрил молодую женщину кивком головы.

– Вы всегда так защищаете своих друзей?

– Ну разумеется, – Гурьев пожал плечами и улыбнулся с обескураживающим простодушием. – А что, ваши британские друзья ведут себя както иначе?

– Цивилизация и настоящая дружба несовместимы, Джейк, – грустно сказала Рэйчел, глядя на него какимто новым взглядом. – К счастью или к сожалению, вы не желаете ни на йоту с этим считаться. Именно поэтому вы – совершенно невозможное, восхитительное чудовище. Если бы я не умирала от страха за вашу жизнь, эта сплетня из моих уст стала бы гвоздём светского сезона.

– У вас ещё будет шанс выпустить её на простор.

– Что вы задумали?! Вы скажете когданибудь?!

– Вероятнее всего, да. И очень скоро.

– Если прежде не загоните меня в гроб и не окажетесь в Тауэре за свои вос… возмутительные выходки!

– Не возводите на себя напраслину. Вашим крепким нервам и самообладанию позавидует любой мужчина. А от экскурсии по закоулкам Тауэра я не откажусь – особенно если вы пообещаете носить мне передачи хотя бы пару раз в неделю.

Больше Рэйчел не могла сдерживаться – смех её наполнил салон лимузина, так, что Осоргин в недоумении оторвал взгляд от дороги и уставился на пассажирку.

Лондон. Май 1934 г

А это, похоже, не кто иной, как Иосида, подумал Гурьев, незаметно рассматривая чопорного, полноватого и круглолицего человека во фраке и женщину рядом, в тёмнобордовом кимоно, качество шёлка и тщательность выделки которого были им по достоинству оценены, и традиционной причёской. Как можно поверить в такую удачу, – или в то, что это случайность?! А ведь это всего лишь второй ваш выход, мистер Гур. Вам не кажется, что вам уж слишком мягко стелют?

– Следующую партию я хочу играть с японцем, – Гурьев произнёс это, почти не разжимая губ и не глядя на Рэйчел.

Тем не менее, она едва не подпрыгнула:

– С мистером Иосидой?!

– Да.

– Но… Я не понимаю…

– Леди Рэйчел. Я всё вам когданибудь объясню. Не сейчас.

– Всётаки вы шпион, – Рэйчел была рассержена не на шутку.

– Я дал слово, что это не так, – Гурьев улыбался, и его странно посветлевшие – ещё более, чем обычно, – глаза смеялись. – Шпионаж – это не мой масштаб. Слишком мелко. Леди Рэйчел.

И опять она ему поверила:

– Хорошо, – ресницы Рэйчел дрогнули, и у Гурьева в сердце царапнул крошечный коготок. – Я попробую. Учтите, это будет нелегко.

– Не сомневаюсь, – он вздохнул, как показалось Рэйчел, сочувствуя ей.

Партия закончилась, ко всеобщему удовольствию, выигрышем японца. Рэйчел, уже догадавшись, что Гурьев простонапросто помнит все карты до одной и элементарно, к тому же – с невероятной скоростью вычисляет расклады на руках партнёров после двух, много – трёх, ходов, была потрясена. И не столько тем, что они не выиграли, сколько изяществом, с которым Гурьев сдал партию дипломату. Эта игра продолжалась долго, значительно дольше, чем за другими столиками. В том, что Гурьев – сильный противник, Иосида отдавал себе отчёт. Правда, не полностью. Гурьев, сбросив оставшиеся карты рубашками вниз, поднялся, согнулся почти пополам в поклоне и произнёс:

– Это была большая честь для меня, Иосидасама. Пусть ваше превосходительство не сочтёт это грубой лестью. Немногие могут записать себе на счёт такую победу. Я чрезвычайно польщён и горд, что мне посчастливилось сразиться с вами, Иосидасама.

И Гурьев поклонился ещё раз.

Стараясь не выдать своего замешательства, дипломат поклонился в ответ:

– Ваш японский великолепен, Гуросан. Позволено ли мне будет называть вас так?

– Именно так называют меня мои японские друзья, Иосидасама.

– Не будет ли бесчестием для вас, Гуросан, удовлетворить моё любопытство? Откуда у вас такой ясный сацумский акцент?

– О, нет, разумеется, нет, Иосидасама. Мой учитель, Мишима Нисироосэнсэй, буси из клана Сацумото. Это он научил меня практически всему, что я знаю. Этот достойнейший воин много лет был членом нашей семьи. Именно ему я обязан своими более чем скромной осведомлённостью в японском и некоторому представлению о земле богов и её жителях, Иосидасама.

Иосида снова учтиво поклонился, полностью овладев собой:

– Пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени. Я буду чрезвычайно счастлив видеть вас своим гостем, Гуросан. Ваши познания в карточной игре, столь популярной среди моих британских друзей, потрясли меня. Пожалуйста, не возражайте. Я смею надеяться, что вы почтите своим вниманием мой скромный дом и будете столь щедры и любезны, что согласитесь дать мне, новичку, несколько уроков, которые будут для меня совершенно бесценны. Прошу вас, Гуросан.

– Вы несказанно добры и необычайно снисходительны к моим познаниям, Сигэрусама. Конечно же, для меня будет огромной радостью вновь встретиться с вами и принять поражение из ваших рук, как награду. Благодарю вас, Сигэрусама.