Успокой моё сердце (СИ)

В ответ на мое прикосновение мальчик вздыхает, немного наклоняя голову набок. Ладошки, сдерживающие меня, расслабляются.

Сложно поверить, что когда-то и я спала так. С мамой. Она улыбалась, гладила меня по голове и говорила, что я лучший ребенок на свете. Это продолжалось до восьми лет. Потом начались их ссоры с папой и мне приходилось засыпать в одиночестве, спрятавшись под подушки, чтобы не слышать громких криков и ярких «комплиментов» родителей в адрес друг друга.

Иногда мама приходила ко мне ночью. Она тихонько плакала, думая, что я сплю…

Прикрываю глаза, позволяя воспоминаниям в кои-то веки завладеть сознанием. Такой роскоши у меня не было уже много времени. Сначала Джеймс, потом Маркус, Джеймс, Эдвард… Калейдоскоп лиц. Я едва не потеряла себя, пытаясь выкарабкаться из той ямы, куда сама себя загнала.

…В тот злополучный вечер они снова поругались. Громко, с битьем посуды и хлопками дверей. Отец ушел, кинув напоследок неприличное слово, от которого мне тогда хотелось заткнуть уши.

Мама не пришла ко мне. Она вскрыла наш бар и выудила оттуда все запасы коньяка, какие могла обнаружить там. Этой ночью я засыпала под её громкие, несдержанные рыдания, приправленные звоном осколков из-под разбивающихся один за одним бокалов. А на утро позвонили из полиции. Пригласили на опознание…

Мои глаза раскрываются сами собой, когда тело Джерома вздрагивает одновременно с моим. Один раз. Затем второй.

Озабоченно всматриваюсь в бледное лицо, ища причину.

Резкая смена положения тела мальчика наводит на мысль, само собой. Кошмар.

Часто дыша, Джерри с широко распахнутыми глазами смотрит на белую стену. Его спина сотрясается от рыданий, вспотевший затылок блестит при свете, который дает окно.

- Милый, - ласково провожу пальцами по плечам мальчика, садясь на кровати следом за ним.

Услышав мой голос, он мгновенно оборачивается. С громким всхлипом кидается на шею.

Пугаюсь таких активных действий. Обнимаю его в ответ чуть позднее, чем следует.

Я стараюсь не повредить и без того исстрадавшуюся спину, когда обхватываю дрожащее тело ребенка руками. Как бы не началось кровотечение от таких резких подъемов. Его раны только-только стали затягиваться. Тонкий слой коричневой корки ещё легко сорвать…

- Мой хороший, что случилось? – глажу белокурые волосы, стремясь понять причину страшного сна.

Ответа не следует.

Естественно.

- Джером, я здесь, - меняю тактику, показывая мальчику, что сновидение – всего лишь сновидение. Не воплощение реальности. Никогда. - Я здесь и я с тобой. Все в порядке. Это просто сон. Всего лишь сон…

Малыш уверенно качает головой, прижимаясь ко мне сильнее.

- Тише, любимый, тише, - немного покачиваюсь из стороны в сторону, успокаивая его, – все закончилось. Все.

Однако страх Джерома так просто не прогнать. Его слезы текут новыми, бурными потоками.

- Расскажи мне, - сдаюсь, понимая, что единственный вариант помочь мальчику – выслушать его. Успокоить, зная конкретно то, что вызывает в нем ужас.

Плотно сжав губы, ребенок отказывается исполнить мою просьбу.

- Джером, вдвоем будет не страшно, - добавляю голосу ласки, целуя пухлые розовые щечки мальчика.

Судорожно вздохнув, он, всхлипывает, а затем соглашается. Нерешительно.

- Тебе снилось какое-то событие? – не отстраняю от себя маленького ангела, когда задаю первый наводящий вопрос.

Нет.

- Люди?

Да.

Джерри дрожит.

- Кто? Кто-то незнакомый?

Нет. Знакомый…

Получается, не похитители. И не похищение…

Чего же тогда он может так бояться?

Может, в его сне что-то произошло с нами? Со мной или с Эдвардом?

- Папа?

Качнув головой, Джером немного отодвигается, стремясь заглянуть мне в глаза. С готовностью смотрю на него и вижу… вижу…

Джерри открывает рот и пытается… сказать. Его губки движутся, хотя ни единого звука до сих пор не слышно.

Он глядит на меня с грустью, расстроенный тем, что не может произнести слово вслух. Напуганный и как никогда хрупкий. Маленький…

Мое сердце обливается кровью.

- Повторишь ещё раз? – провожу пальцами по его щеке, даря ободряющую улыбку.

На миг зажмурившись, Джером пробует снова. Внимательно слежу за тем, как изгибаются его губы и ловлю себя на том, что нахожу ответ. Без звука. По губам.

- Мама? – лицо мальчика из печального становится облегченным. Он рад, что мне удалось. Он хотел сказать именно это.

Уверенно кивнув, мой малыш с опаской следит за моей реакцией.

- Тебе снится мама? – задаю новый, цельный вопрос, наблюдая за тем, как меняется выражение на личике ребенка. Страх, заставивший проснуться, возвращается.

- Что же плохого в маме, милый? – с участием спрашиваю я.

Джерому едва удается сдержать слезы.

Низко опуская голову, он возвращается ко мне на грудь, тихонько вздыхая.

Кажется, плохое есть. И немалое.

- Это просто сон, - повторяю, нашептывая слова ему на ушко, - он закончился. Мамы тут нет. Я здесь. И я тебя никому не дам в обиду.

Несколько секунд после моих слов ничего не происходит. Укачиваю Джерри, прислонившись к его волосам, как вдруг кое-что чувствую. Необычное, сначала даже непонятное.

Маленькие губки оставляют поцелуй на моей ключице.

- Мой любимый Джером, - ответно целую ребенка, - ты самый лучший на свете.

Негромкий стук в дверь прерывает нашу идиллию.

Вовремя…

Деревянная застава открывается, впуская внутрь домоправительницу.

Марлена выглядит немного взволнованной, но, тем не менее, упорно старается это скрыть.

- Доброе утро, - приветствует она.

- Доброе утро, - вздыхаю, поглаживая Джерома.

- Мистер Каллен велел покормить вас сегодня пораньше, - женщина натянуто улыбается. Что-то мне в этой улыбке не нравится…

В принципе, ничего из рода вон выходящего. Раньше так раньше. Вопрос только, какой в этом смысл?

- Хорошо.

- Отлично, – оптимизма в голосе Марлены маловато. Такое ощущение, будто она делает что-то, что доставляет ей жуткое неудовольствие.

Серебряный поднос с двумя тарелками овсяной каши с медом и орешками появляется на прикроватной тумбе.

Отодвигаюсь, спуская Джерома со своих рук на простыни. Помогаю ему поудобнее устроиться на подушках.

- Ваша левая, - указывая на кашу, докладывает Марлена.

Удивленно смотрю на неё.

- Она больше и с миндалем. У Джерома на него аллергия.

- Спасибо, - протягиваю мальчику ложку, переставляя тарелку поменьше на его колени.

- Приятного аппетита, - домоправительница следит за тем, как малыш пробует свой завтрак и лишь затем поворачивается к двери.

Её секундное промедление не остается мной незамеченным.

- Что-то не так?

- Все так, - не оборачиваясь, качает головой она. А затем быстрым шагом покидает комнату.

Сон тяжелый и серый. Как надоевший ливень, который можно наблюдать из окна всю осень и часть весны. Монотонный стук капель по подоконнику начинает сводить с ума, если его нечем заглушить.

Постоянно мерещится что-то нехорошее, неприятное. Не страшное, не жуткое, но… отталкивающее. Не могу понять, что именно это такое. Вглядываюсь в серую дымку, ища очертания своего сновидения, но оно упрямо расплывается, не позволяя ничего увидеть. В голове витает картинка с изображением спящего Джерома. Помню, что после завтрака он выглядел очень усталым, и мне ничего не оставалось, как позволить ему ещё немного отдохнуть. Других иллюстраций нет. Это – единственная.

В какой-то момент туман в сознании ослабевает. Неожиданно.

В ту же секунду чувствую прикосновения к плечу. Несильные встряхивания, заставляющие проснуться.

Зажмуриваюсь, пробую увильнуть от надоедливого раздражителя.

- Изабелла… - тихий женский шепот отрезает все пути к отступлению.

Приходится повиноваться.

Я лениво раскрываю глаза, недовольно и слегка озабоченно глядя на женщину, стоящую рядом с кроватью.